Алевтина старшая

В 1581 году в России для выяснения состояния земельного фонда было сделано описание земель. Именно эти писцовые книги стали юридической основой окончательного закрепощения крестьян за помещиком – хозяином Берёзовской земельной дачи. К концу века возросло и количество крестьян, переведённых им на барщину.

Но больше всего крестьянам нужна была хорошая урожайная погода. Ведь в 1601 – 1603 годах серия погодных катаклизмов и последовавший за этим сильнейший голод на одну треть уменьшил население России.

В XVI веке основной системой хозяйствования была барщина. Барскую пашню обрабатывали барщинники, преимущественно бобыли – бывшие крестьяне, согнанные со своих земель помещиком.

Получая от хозяина надел земли, крестьяне, называвшиеся поземщиками, за пользование этой землёй были обязаны платить налоги (повинности) помещику или сельхозпродуктами (натуральный налог) или деньгами (ренту). За неуплату этих налогов следовал отбор земли у неплательщика и его перевод в бобыли, а затем и в барщинники. Но главной повинностью была государственная в пользу Великого Князя (царя) и тоже деньгами. Кроме того на крестьян Берёзовки была наложена и транспортная повинность – содержать ямщиков на почтовой станции Нехайка и давать туда подводы с лошадьми.

Из-за усилившейся эксплуатации крестьяне к середине этого же века всё больше нищали, теряли свои земли, становились бобылями, и помещик всё большее их количество переводил на барщину.

Этот привело к крестьянскому восстанию в 1615 – 1618 годах.

Но крестьяне Берёзовки поддержали это восстание лишь морально.

В период с 1613 по 1645 год от непосильного помещичьего гнёта началось массовое бегство крестьян из своих деревень, в том числе семьями и с домашним скарбом, инвентарём и скотиной. Причём бежали зажиточные крестьяне. Беднякам же бежать было не с чем, да и на новом месте устроиться им было бы немыслимо. Но из Берёзовки бежали редко.

По соборному Уложению 1649 года крестьяне вместе с семьёй, потомством и имуществом стали являться полной и вечной собственностью помещика, который с этих пор отвечал перед правительством за исправную уплату крепостными крестьянами налогов. Крестьянин не мог отлучиться из деревни для торговли или работы по найму без разрешения приказчика. За самовольный уход или отъезд его били батогами на крестьянском сходе.

В 1654 году жителям Берёзовки, находящейся в лесной глухомани, счастливо удалось избежать эпидемии чумы, поразившей округу.

К семидесятым годам шестнадцатого столетия крестьянские наделы уменьшились, и не превышали от трёх до четырёх десятин.

Разорение крестьян, обременённых двойным гнётом жившего в столице помещика и государя, усилилось произволом ещё и помещичьего приказчика, с попустительства своего хозяина самовольно распоряжавшегося имуществом крестьян, опираясь в этом на вотчинные инструкции.

В них устанавливался порядок контроля над состоянием крестьянского хозяйства с целью обеспечения несения ими ещё и владельческих и государственных повинностей. Они предписывали приказчику пристально следить за тем, чтобы крестьяне «к пашне своей имели прилежные труды и тщание», а «не хотяшных трудится, яко тунеядцев,» наказывать и отдавать в солдаты.

Помещики запрещали крепостным девушкам выходить замуж за крестьян других владельцев, обязывали крепостных в праздничные дни посещать церковь, а уклонявшихся предписывали «Бить батоги на мирском сходе нещадно».

Но независимо от этого, в силу объективных экономических причин, к двадцатым годам XVII века сельское хозяйство стало оживать. Несколько улучшилось и положение жителей Берёзовки – стали расширяться посевные площади, особенно под посев льна.

Но тяжёлый крестьянский труд, как и прежде, не приносил им достатка. Значительные плоды их труда пожинали помещик и перекупщики-торговцы.

Не выдерживая тяжести поборов, обедневшие крестьяне переходили в бобыли, так как те несли меньше повинностей, но оказывались без земли и ещё более бесправными.

В 1676 году бобыльские дворы в Берёзовке составляли пятую часть.

Но из выживших и приумножившихся после всего этого, в том числе крепостных крестьян Комаровских, через полторы с лишним сотни лет после их переселения в Берёзовку стал Прохор, но теперь носивший фамилию Комаров.

А произошло это в 1693 году после ранней гибели его родителей, когда Проше было всего три года. Крестьяне дальней деревни нашли на лесной дороге плачущего и замерзающего около телеги мальчугана после того, как его родителей убили и ограбили пришлые из муромских лесов разбойники.

На вопрос нашедших его людей: а чей ты мальчик? – испуганный и заплаканный Проша, заикаясь и икая от холода, смог выговорить только:

– «Пьё…ша Кома…ёв…».

Крестьяне мальчугана подобрали и, так и не узнав его происхождения, фактически усыновили. Потому приёмные родители и прозвали малыша Комаровым.

Через несколько лет Прохора, записанного в господские ведомости Комаровым, уже ставшего молодым человеком крупного телосложения и весьма приятной наружности, случайно обнаружили и опознали по родимым пятнам на лице его родственники из Берёзовки. И началась тяжба за него между приёмными и истинными родителями.

– «Ну, какой он, к чёрту, Комаров?! Он ведь на меня похож! Вы только посмотрите на него! Такой крупный и сильный, не суетливый, спокойный и уравновешенный! Да и родинка у него на щеке, ну, как у его матери – моей родной дочери! Что, я не знаю, что ли?» – приводил аргументы его дед.

– «Кем бы он раньше не был, но теперь-то он записан Комаровым и без отечества! И Комаровым навсегда останется!» – объяснял старику бурмистр.

Их спор всё же разрешился разумным компромиссом, но в пользу барина. Некоторое время Прохору приходилось фактически жить на два дома, и практически за двоих отрабатывать барщину – за себя пришлого и за себя прошлого.

Сильный и трудолюбивый, он все дни напролёт был занят работой, в том числе на два своих и не своих дома. И это было очень важно, так как в 1718 году Пётр I ввёл подушную подать, по которой 74 копейки взимались с каждой души, независимо от её физического состояния, как работника. Сельская община теперь должна была вносить подать за всех по списку ревизской сказки. А это были не только работоспособные мужчины, но и младенцы, старики, а также уже умершие и беглые.

Поэтому Прохор много работал, часто уставал и думал, как бы ему это недоразумение всё же выправить. Со временем этот вопрос решился сам собой, но не в скором времени, а после того, как предприимчивые и не успокоившиеся его родственники, в конце концов, с помощью приказчика оженили уже зрелого мужчину в свою же деревню Верхняя Берёзовка.

Поэтому и его первенец Лука появился на свет только в 1726 году, прожив потом до шестидесяти шести лет.

В этот период, с 1724 года, в России начала вводиться паспортная система. В границах своего уезда, но не далее тридцати вёрст от своего двора, крестьянину разрешалось «работою кормиться» при наличии письменного отпуска, выданного приказчиком.

За таким письменным отпуском (паспортом) крестьяне Берёзовки ездили в вотчинную деревню Плосково.

В этом паспорте описывались «рост, лицо и приметы» крестьянина, его получившего. Поэтому в эти же годы в Берёзовке многие жители стали получать фамилии по своим прозвищам и особым приметам.

Из-за Прохора и за всей большой семьёй прежних Комаровских теперь закрепилась их новая, изменённая на Комаровы, фамилия. А среди их дальней родни появились Беззубовы, Голубевы, Гроздовы, Груздевы, Заикины, Зубовы, Лакеевы, Орловы и Турутины.

Введение паспортной системы в России в большой мере было вызвано повсеместным бегством крестьян из-за ухудшения их экономического положения во второй четверти XVIII века. С крестьян, кроме относительно новой подушной подати, продолжали взимать и прежние подати. Их обязывали отдавать лошадей и подводы для перевозки казённых грузов, а самих мобилизовали на строительные работы. Поэтому некоторые из них убегали от тяжёлой судьбы, сбиваясь в «ватаги» беглых крестьян, работных людей и солдат-рекрутов. Эти «разбойные партии» нападали на помещичьи усадьбы, годами наводя страх и на местные власти.

Ещё в 1709 – 1710 годах отряд беглых под руководством Гаврилы Старченка действовал в Муромском уезде и в Нижегородской губернии.

А в 1736 году крестьяне деревень Малышево и Новошино долго сопротивлялись Муромскому протопопу.

Слухи о крестьянских волнениях доходили и до жителей Берёзовки, волнуя их умы, но активным участием в них дело не кончилось.

В это период, несмотря на невиданное бесправие крестьян, их жалобы на помещиков были запрещены.

За недовольство тот мог отправить неугодного крестьянина в ссылку или на каторгу, или наказать своими силами и средствами: плетями и розгами, или заковать в кандалы и уморить голодом.

Такая участь не миновала и берёзовских мужиков.

Не попадало только «захребетникам» – сельским работникам, не имевшим своего двора и земли, и работавшим на «капиталистых крестьян», часто своих родственников, которые за тех отвечали перед приказчиком.

Не попадало также работящим и безотказным крестьянам, в числе которых был и Прохор Комаров.

После Луки у него в 1733 и в 1738 годах родилось ещё два мальчика, а сам он прожил теперь в своём, а потом и в доме теперь уже старшего сына, до 73 лет. Здесь он успел понянчиться и с пятью внучками и тремя внуками, среди которых был и средний по возрасту, но крупный и почему-то очень шустрый Фёдор, родившийся в 1757 году.

Жена Луки Прохоровича, Евдокия Ивановна из Верхней Берёзовки, бывшая всего на год младше мужа, оказалась женщиной плодовитой, родив восьмерых детей, причём последнюю, Лукерью, она родила в 1766 году в возрасте тридцати девяти лет.

Среди её детей первенцем был Алексей, родившийся в 1748 году, младшая его на пять лет Аграфена, затем рождённая в 1755 году Екатерина. После второго сына Фёдора она через два года родила младшего сына Григория, ещё через два года родилась Евфимия, через год – Агафья и, наконец, последняя Лукерья.

А умерла она на четыре года раньше мужа.

Кроме того, от второго сына Ивана и его жены Акулины Веденеевой, тоже из Верхней Берёзовки, Прохор понянчился ещё с пятью внучками Февроньей, Натальей, Аксиньей, Устиньей и самой младшей Евфимией, которой был всего один годик отроду.

Один из его внуков, крупный и шустрый Фёдор Лукич, всё время торопился жить, и очень рано, в возрасте семнадцати лет, стал отцом.

Его избранницей оказалась односельчанка Евдокия Петровна Маркова, бывшая старше него на два года. Да и прожил он лишь до тридцати трёх лет, умерев всего на один год раньше своего младшего брата Григория, через два года после смерти их старшего брата – сорокалетнего Алексей.