Великая тайна Великой Отечественной. Глаза открыты

А вот еще один приказ наркома обороны, оформленный как решение Политбюро от 30 ноября 1940 г., – как раз тот самый, никому не известный (по-моему, он публикуется впервые), которым Локтионов освобождался от должности командующего ПрибОВО. Только – простите! – как же он мог в этой самой должности участвовать в работе Совещания высшего руководящего состава РККА 23–31 декабря 1940 г. (в списке участников под № 152), больной или утративший доверие? Таких на это совещание не приглашали. Значит, он не лечился, не отдыхал и не «сидел», а находился «в распоряжении НКО» и занимался другими делами – скорее всего, готовил Великую транспортную операцию. И уже не был заместителем наркома обороны, а когда его освободили – не известно. Или наоборот – продолжал оставаться замнаркома, поскольку об этом ничего не сказано. Но ведь не обнаружено другого приказа о его освобождении от этой должности.

Решение Политбюро П.23/102 от 30.11.40 г. «О командующих войсками военных округов»

Генерал-полковник А. Д. Локтионов

По-моему, это очень серьезная находка. Но есть еще одна. Дело в том, что в упомянутом «Списке участников Совещания…» указано воинское звание Локтионова – генерал-полковник авиации. Во-первых, судя по форме на впервые публикуемой в широкой печати фотографии, он был просто генерал-полковником, а во-вторых, до войны в РККА вообще не было генерал-полковников авиации (первым стал лишь 22.10.41 г. начальник ГУ ВВС Жигарев). Как же понимать эту несуразность? Ошибка составителей этого списка, который впервые был опубликован в 1993 г.? Звание Локтионова неправильно записали во время совещания в декабре 1940 г. из-за того, что до назначения командующим ПрибОВО он, командарм 2 ранга, был начальником ВВС РККА – замнаркома обороны по авиации? Или он действительно в декабре 1940 г. получил звание генерал-полковника авиации? Но тогда как же называлась его должность? Может быть, он был в это время командующим всей советской авиацией, готовившейся к переброске к Ла-Маншу для участия в совместной операции против Британской империи?

Но вернемся в 18 июня 1941 г. Почему же Сталин, увидев имя Локтионова в проекте приказа наркома обороны, не только вычеркнул его, но и дал команду о его немедленном аресте, а потом и расстреле без суда и следствия?

Вариантов не так много:

1. Локтионов полностью провалил какое-то порученное ему важное дело.

Но ведь этот провал должен был как-то катастрофически проявиться. Однако 18 июня никаких катастроф еще не было, они все произойдут через 4 дня. Поэтому такой вариант маловероятен.

2. Выяснилось, что Локтионов – противник совместных советско-германских военных действий против Британии и Великой транспортной операции. Например, он начал последовательно и постоянно выступать против них, посчитав, что у страны недостаточно для этого сил. Или где-то сгоряча выразил свое несогласие – либо в личной беседе с вождем, либо заочно, о чем вождю тут же донесли. Это не важно, реакция была бы одинаковой.

Против этого варианта свидетельствует тот факт, что нарком обороны Тимошенко почему-то понятия обо всем этом не имел, несмотря на то что у него были собственные «уши» – Разведуправление Генштаба и Третье Управление (особых отделов). Да к тому же армейские политорганы.

3. Выяснилось, что Локтионов – категорически против дружбы с фашистской Германией.

Это маловероятно, так как соответствующие органы «прощупали» бы его взгляды до его назначения, а не год спустя.

4. После нападения Германии на СССР могло быть принято решение о немедленном аресте тех, кто по указанию Сталина руководил работой по подготовке совместной советско-германской антибританской операции и Великой транспортной операции, а также участвовал в советско-германском военно-техническом сотрудничестве, бывая в командировках в Германии.

Это самый вероятный вариант. Скорее всего, малозначимые причины отстранения этих людей от предыдущей работы (Локтионова, Смушкевича – якобы по болезни, Штерна, Проскурова, Алексеева, Арженухина, Пумпура, Левина, Птухина и др. – в связи с переводом на новую работу, Рычагова – в связи с отправкой на учебу, наркома боеприпасов И. П. Сергеева – в связи с переводом на преподавательскую работу) должны были скрыть их секретную деятельность в течение последнего года, длительные командировки в Германию, а значит, и длительное отсутствие на всем известном месте работы. То есть именно то, что являлось истинной причиной расправы с ними. Большинство расстрелянных в начале войны генералов (30 человек) и других военачальников были арестованы после начала войны.

Это совпадает и с первой военной директивой контрразведывательного Управления НКО от 22 июня 1941 г., которая ставила главной задачей выявление не агентуры фашистской Германии, а «антисоветских элементов в Красной Армии».

Поэтому, на мой взгляд, Сталин и вычеркнул собственноручно Локтионова не только из этого приказа, но и из жизни – 19 июня 1941 г. он был арестован и 28 октября 1941 г. расстрелян.

Такое решение вождя по первому же пункту приказа наркома обороны – большая оплеуха Тимошенко. Из него видно, насколько нарком обороны был не в курсе планов вождя, и это за четыре дня до начала войны! Тут начинаешь понимать, почему утром 22 июня к Сталину все время обращается Жуков, а не Тимошенко.

Вторая страница Решения Политбюро № 34/55 от 19.06.41

Следует отметить и то, что не все пункты этого приказа с учетом правки вождя были выполнены к 22 июня:

– Еременко ушел из 1-й ДВКА не командовать 16-й армией, а «в распоряжение НКО»;

– Курочкин остался командующим ЗабВО;

– Захаров хотя и перешел в распоряжение НКО, но почему-то остался в ОдВО (9А?) и был одним из немногих советских военачальников, чьи войска 22 июня 1941 г. «избежали разгрома и организованно вступили в бой»[101 - «За два дня до нападения гитлеровской Германии на Советский Союз создал штаб полевой армии из группы офицеров Одесского военного округа. Этот шаг генерал-майора Захарова позволил заранее привести войска в полную боевую готовность, в первые дни войны успешно отражать натиск фашистских сил и наносить им значительный урон» (www.warheroes.ru/hero/hero.asp).];

– Ремезов продолжал командовать Орловским ВО (20А?).

Вообще, есть сильное подозрение, что этим приказом производились последние назначения высшего комсостава советских армий и войсковых объединений, которые должны были участвовать в Великой транспортной операции и перебрасывались на запад и юго-запад из внутренних округов. Приказ был отпечатан 18 июня 1941 г. и, скорее всего, в этот же день был рассмотрен и подписан Сталиным. Решение Политбюро по нему было оформлено на следующий день и получило такое название: «Вопрос НКО. П. № 34/55 от 19 июня 1941 г.». Не исключено, что на самом деле Локтионов был арестован после начала войны и вычеркнут из этого проекта приказа задним числом. Но ведь он официально ничем не командовал – за что же его было арестовывать и расстреливать после начала войны? Основные аресты этого периода производились не «за что», а «для чего». Только для того, чтобы скрыть, чем он занимался до ее начала.

Решение Политбюро № 34/76 от 20 июня 1941 г. «О строительстве автомобильного завода… в районе Камышина (пост. СНК и ЦК)»

Исходный документ – письмо наркома Малышева

Письмом наркома среднего машиностроения Малышева Сталину был прислан проект постановления Совнаркома и ЦК ВКП(б) о строительстве этого завода в г. Кременчуге.

Размашистая сталинская резолюция полностью покрывает гораздо меньший текст самого письма.

В письме было написано:

«ЦК ВКП(б). Тов. Сталину И. В. По Вашему указанию посылаю проект постановления Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) о строительстве автомобильного завода на 100 тыс. грузовых автомобилей с дизельмотором в гор. Кременчуге и четырех заводов смежной промышленности в районе Кременчуга. Прошу утвердить. Малышев».

А вот текст резолюции:

«Т. Вознесенскому. Идея правильная, только следовало бы построить завод подальше от границы, скажем, в Камышине (воды в Камышине много, лес по Волге будут доставлять в изобилии, сталь будут поставлять из Донбасса). Если остановится[102 - Так в тексте. – А. О.] на Камышине и в проекте будут проделаны соответствующие изменения, – я буду голосовать за завод. И. Сталин».

А далее я привожу решение Политбюро, оформленное как постановление Совнаркома и ЦК по данному вопросу за № 1660 от 20 июня 1941 г. Из него следует, что сталинская резолюция появилась между 14 и 19 июня 1941 г. На этом постановлении стоит единственная виза члена Политбюро – «За Калинин», а также есть пометка: «Принято на заседании Бюро СНК СССР 19 июня 1941 года» и подпись управделами Совнаркома Чадаева.

Постановление Совнаркома и ЦК ВКП(б) «О строительстве автозавода в районе Камышина». Страницы 1 и 2

В повестке дня заседаний Политбюро оно зарегистрировано как Решение Политбюро «О строительстве автомобильного завода на 100 тыс. грузовых трехтонных автомобилей с дизельмотором в г. Камышине и заводов смежной промышленности в районе Камышина (пост. СНК и ЦК)», п. № 34/76 от 20 июня 1941 г. Этот документ уникален. Во-первых, это единственный зафиксированный случай, когда Сталин перед самой войной вдруг сам открыто выразил опасение по поводу возможного удара врага со стороны западной границы. До того времени он лишь одергивал или успокаивал всех, кто подобные вопросы поднимал – в первую очередь Тимошенко и Жукова. Что изменило его позицию? Их тревожные доклады и донесения разведки и пограничников? Или собственная интуиция? Или отсутствие реакции Гитлера на реверанс в его сторону в виде «Сообщения ТАСС от 13 июня 1941 г.»? Тогда почему тревога вождя не распространилась на другие решавшиеся в то время вопросы, гораздо более актуальные? Почему он не разрешил войскам занять предполье, не дал команду выдать в передовых частях боеприпасы и горючее? Более того, буквально на следующий день, 21 июня, вышли два последних предвоенных решения Политбюро: П. № З4/93 «О выделении из резервного фонда Совнаркома СССР средств на строительство артиллерийских заводов в г.г. Купянске и Лиски и строительство теплоцентралей на этих заводах» и П. № З4/94 «Об ускорении ввода в действие авиамоторного завода № 452 НКАП в Днепропетровске» (постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б)). А ведь Купянск и Днепропетровск – это та же Украина, они рядом с Кременчугом. Почему же опасение вождя о близости границы в это же время не распространилось на них?

Я перебрал возможные варианты объяснения этого его совершенно выпадающего из нормы тех дней решения по поводу строительства автозавода в Кременчуге. Единственное, что я смог предположить: решение о переносе строительства этого автозавода в другой город было принято и оформлено по какой-то конкретной хозяйственной причине – например, вдруг выявилась невозможность осуществления этого проекта на Украине, – а сталинская резолюция появилась после начала войны и должна была продемонстрировать не только его прозорливость, но и его отрицательное отношение к гитлеровской Германии, исключающее даже намек на возможность какого-либо его сотрудничества с Гитлером накануне войны.

В этом документе следует отметить еще три загадочных момента.

Во-первых, нарком Малышев пишет в сопроводительном письме: «По Вашему указанию…», из чего следует, что Сталин не только знал о намерении строить автозавод в Кременчуге, но даже дал команду наркому Малышеву прислать проект постановления об этом.

Во-вторых, получается, что за 1–3 дня были просчитаны и включены в новое решение все цифры по проектированию и строительству шести (!) заводов в Камышине (кроме автозавода еще пяти заводов-смежников: автоэлектрооборудования, автоприборов, аккумуляторного, электроосветительной арматуры и метизов). Такая оперативность вызывает удивление.

В-третьих, пунктом 6 принятого решения отменено решение по строительству завода в Кременчуге, принятое аж в 1935 г. и почему-то не выполненное до 20 июня 1941-го.

И последнее. Пространная резолюция Сталина на письме наркома среднего машиностроения Малышева не меньшая ему оплеуха, чем коррективы вождя на приказе наркома обороны Тимошенко. Почему-то и Малышев оказался не в курсе загадочных сталинских планов и соображений. Кстати, очень похоже, что вождь писал свои замечания на обоих этих документах в один день – 18 июня 1941 г. (Если только сентенцию по поводу недопустимости строительства автозавода на Украине он не позволил себе после начала Великой Отечественной, задним числом, чтобы отмести даже возможность подозрений по поводу сотрудничества а уж тем более координации действий с Германией).

Далее я привожу фотокопии подлинных важнейших Решений Политбюро за период с 18 июня по 3 июля 1941 г.

Важнейшие решения Политбюро за 18 июня – 3 июля 1941 г. (выборка) (РГАСПИ. Д. 1041. Протокол № 34)

П. 34/53 от 18.VI.41 г. «О первом секретаре Новосибирского обкома ВКП(б)». Это последнее предвоенное решение с визой Жданова и Сталина.

П.34/90 от 21.VI.41 г. «Об отпуске Дукельскому» (нарком морского флота. – А. О.). Это последнее предвоенное решение Политбюро с подписью Сталина. Похоже, что вождь поставил ее прямо на медицинском заключении, когда 19 июня Микоян провожал его в Сочи.

П.34/95 от 22.VI.41 г. «О мобилизации военнообязанных по Ленинградскому, Прибалтийскому особому, Западному особому, Киевскому особому, Одесскому, Харьковскому, Орловскому, Московскому, Архангельскому, Уральскому, Сибирскому, Приволжскому, Северо-Кавказскому и Закавказскому военным округам». Ни единой визы и надпись Поскребышева: «Указание т. Сталина – опубликовать. А. П. 22/VI».

П.34/96 от 22.VI.41 г. «Об объявлении в отдельных местностях СССР военного положения». А здесь еще удивительней – Решение Политбюро о начале военных действий не имеет ни одной визы, есть лишь ссылка на публикацию в газете «Правда» от 23 июня 1941 г. Даже не сказано, что началось – война или военный конфликт. И не указано, с кем. Это все не случайно, все имеет смысл и не может быть объяснено иначе, как тем, что еще не было известно, с кем начнется война, когда окончится возникший конфликт.

П.34/112 от 24.VI.41 г. «О мероприятиях по борьбе с парашютными десантами и диверсантами противника в прифронтовой полосе» (правка Сталина)

П.34/114 от 24.VI.41 г. «О выделении муки и кукурузы для УССР», явно довоенное письмо, доставленное в Сочи 23.V

П.34/126 от 26.VI.41 г. «О мероприятиях по борьбе с парашютными десантами и диверсантами»