Великая тайна Великой Отечественной. Глаза открыты

Киевский Особый военный округ – 39 288 т. р.

Одесский военный округ – 10 637 т. р.

Итого: – 150 000 т. р.

Председатель СНК (Молотов)

Секретарь ЦК (Сталин)»

(РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Ед. хр. 33. Л. 158)

Обнаружен еще один важный документ – о распределении ГСМ между военными округами перед войной – приложение № 10 к Постановлению СНК СССР и ЦК ВКП(б) № П33/197 от 6.6.41 г. «О видах государственных материальных резервов и плане накопления этих резервов на 1941 год» (ОП):

Дислокация размещения моб. резервов горючего и смазочных материалов для НКО на 1.1. 1942 г. в тн.

(РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Ед. хр. 34. Л. 135)

Из первого документа видно, что из семнадцати советских военных округов на пять западных приграничных округов была выделена для строительства бензоемкостей треть всех ассигнованных капвложений, то есть примерно соблюдена пропорция. На строительство новых аэродромов на эти пять округов выделена большая часть (82 %) средств. И это вполне понятно: в Европе идет война. Но вот между этими пятью округами выделенная сумма была распределена довольно неожиданно, что хорошо видно из таблицы, в которую сведены мною эти новые данные. Для наглядности я рассчитал процент для каждого из пяти западных приграничных округов от общей, выделенной на все пять, суммы и указал его в скобках. Кроме того, я указываю количество немецких дивизий, выставленных против каждого из этих округов. 24 дивизии, находившиеся в резерве, в расчет не вошли.

Распределение авиаресурсов и средств между западными округами

Обращает на себя внимание тот факт, что хотя в ПрибОВО располагалось лишь 10 % авиаполков от числа всех, расположенных в западных округах, на строительство в этом округе оперативных аэродромов было выделено 20 % средств, а на строительство бензоемкостей в два раза больше – 40 %.

На мой взгляд, логично объяснить это максимальной близостью Прибалтики к Ла-Маншу, куда должны были перебрасываться советские авиаполки, намеченные для участия в Великой транспортной операции, а значит, и доставляться горючее. Кроме того, часть этого бензина должна была использоваться для заправки немецких самолетов, перебрасываемых из Восточной Пруссии через СССР на Ближний Восток во время совместной транспортной операции.

Распределение мобзапасов бензина по округам не только свидетельствует в пользу такого объяснения, но и позволяет предполагать, что основные усилия советской авиации в войне почему-то должны были быть направлены на юг, так как мобрезерв авиабензина для южного направления в 5,8 раз превышал мобрезерв ПрибОВО, в 2,8 – мобрезерв ПрибОВО и ЛВО вместе взятых и в 1,28 раза суммарный мобрезерв всех остальных западных округов.

Распределение советских авиаполков (по 10 % на северо-западе и в ПрибОВО и 60 % на юге в КОВО и ОдВО) может объясняться тем, что по договоренности между Гитлером и Сталиным основную ударную силу при высадке десанта на Британские острова должны были составлять самолеты люфтваффе, а при ударе по английским базам и при дальнейших боевых действиях на Ближнем Востоке – самолеты советских ВВС.

Если предположить, что советские авиаполки должны были располагаться пропорционально немецким силам, сосредоточенным против них на северо-западе и на юге, то в ПрибОВО по вышеуказанной причине авиаполков было в два раза меньше, а в КОВО и ОдВО в полтора раза больше, чем требовалось.

Обнаруженные документы полностью отрицают гипотезу о том, что в июне 1941 г. Сталин готовил удар по Германии, и показывают полную бездоказательность как гитлеровско-риббентроповско-геббельсовских, так и резуно-суворовско-солонинских утверждений об этом.

Оказывается, совсем в другую сторону поглядывал Иосиф Виссарионович в то время!

Результаты первых бомбежек 22 июня 1941 г

22 июня 41-го Молотов прочел не ту речь, которую написал

Одной из самых больших загадок первого дня войны является выступление Молотова по радио. Во-первых, почему выступил не сам Сталин – вождь, руководитель партии и правительства? Во-вторых, почему выступление Молотова началось 22 июня 1941 г. лишь в 12.15, хотя немецкие самолеты стали наносить удары по приграничным аэродромам с 4.00[119 - Здесь и далее время московское.], Геббельс начал зачитывать по радио обращение фюрера к германскому народу в связи с началом войны против СССР в 6.30, а пресс-конференция Риббентропа началась в 7.30? В-третьих, почему в числе первых советских городов, подвергшихся авиабомбардировкам, в речи Молотова было названо лишь четыре города – Житомир, Киев, Севастополь и Каунас, хотя согласно самой первой оперативной сводке Генштаба Красной Армии № 01 на 10.00 22 июня 1941 г. (см. Приложение 21) бомбежке были подвергнуты аэродромы, расположенные в 33 городах и населенных пунктах. Из четырех же названных Молотовым городов в сводке ГШ № 01 был указан лишь один Каунас (Ковно); согласно сводкам ГШ за последующие дни Севастополь и Киев впервые бомбили 24 июня 1941 г., бомбежка немцами Житомира, несомненно, была, но почему-то в первых оперсводках ГШ не зафиксирована.

Есть несколько объяснений молчания Сталина в первый день войны:

1. Политбюро решило, что ему надо выступить, а он отказался. Так сказать, нарушил партийную дисциплину. В изложении А. И. Микояна это выглядит так: «Решили, что надо выступить по радио в связи с началом войны. Конечно, предложили, чтобы это сделал Сталин. Но Сталин сказал: “Пусть Молотов выступит”. Мы все возражали против этого: народ не поймет… Однако наши уговоры ни к чему не привели. Сталин говорил, что не может выступить сейчас, это сделает в другой раз. Так как Сталин упорно отказывался, то решили, пусть выступит Молотов… Конечно, это было ошибкой. Но Сталин был в таком подавленном состоянии, что в тот момент не знал, что сказать народу» [55. Глава 31].

На мой взгляд, обязывать Сталина что-либо сделать в то время никто не мог, об этом просто не могло быть и речи, а подавленное состояние наверняка было (еще бы, он же всем говорил, что еще два года войны не будет). Из этого родился следующий вариант причины его молчания.

2. Сталин был в шоке и уехал на одну из своих дач.

3. Сталину надо было понять, что происходит, так как, скорее всего, он еще надеялся свести все к конфликту наподобие Халхин-Гола. Об этом рассказывал Ф. Чуеву В. М. Молотов: «Он не хотел выступать первым, нужно, чтобы была более ясная картина… Он сказал, что подождет несколько дней и выступит, когда прояснится положение на фронтах» [102. C. 59]. Это очень похоже на правду, но звучит жутковато: «Он выступит, когда прояснится положение на фронтах!» А прояснится ли оно, если он не выступит?! Это все равно что объявить пассажирам налетевшего на айсберг «Титаника»: «Капитан объявит свое решение, когда разберется с ситуацией!» А вдруг до этого «Титаник» сгинет в пучине?

4. Сталин был болен (якобы нарыв в горле, и голос потерял), поэтому не мог выступить.

5. Сталина просто не было в Москве. Как утверждают некоторые зарубежные историки, в частности Р. Пейн и Р. Бракман, 19 июня 1941 г. он вместе со Ждановым уехал на поезде в Сочи в отпуск. Возможно, что этим же поездом с ними до Киева ехал и Хрущев (в своих «Воспоминаниях» он утверждает, что Сталин долго держал его при себе, а потом вдруг взял и отпустил, вот и он уехал из Москвы поездом вечером 20 июня).

Последнее объяснение кажется мне самым реальным, несмотря на то, что против него выставляют «неоспоримый» довод – мол, Сталин непрерывно (за исключением двух дней – 29 и 30 июня) продолжал вести прием в своем кабинете, что следует из записей его посетителей в «Кремлевском журнале» [92. C. 337–343] с 18 июня по 8 июля 1941 г. 8 июля вождь абсолютно точно был в Москве, так как принял в этот день в своем кабинете английского посла Криппса.

Но напомню интересный факт, который был обнаружен мною при тщательном изучении «Кремлевского журнала»: оказывается, в него с 1927 г. записывали всех, кто переступал порог сталинского кабинета, вне зависимости от того, находился ли там сам вождь. В отсутствие вождя первым в кабинет входил тот, кого он оставлял «на хозяйстве» вместо себя – обычно это был Молотов (доверил же он ему 22 июня 41-го обратиться вместо себя к народу и сообщить о начале войны, почему же не мог доверить свой кабинет в мирное время?). В первой половине 30-х годов, уезжая в отпуск на юг, Сталин оставлял за себя Молотова или Кагановича. Они вели прием в его кабинете, но в журнальных записях это никак не отражалось, по ним можно считать, что в это время и Сталин находился в своем кабинете. Позднее, в марте 1953 г. Сталин с инсультом лежит на Кунцевской даче, а по записям 2 марта его дважды посещает в кабинете Политбюро (называвшееся до 5 марта 1953 г. Бюро Президиума ЦК) в полном составе. Сталин умер 5 марта, но ежедневно с 5 по 9 марта члены и кандидаты в члены Политбюро вновь «на приеме» в его кабинете. И запись в журнале в эти дни абсолютно не отличается от сделанной в то время, когда в кабинете находился его хозяин. Похоже, что записи посетителей велись специально для режима и охраны, поэтому ежедневно фиксировали, как это и положено, всех переступавших порог этого сверхважного и сверхсекретного объекта (мало ли что потом случится – не дай бог «прослушку» потом обнаружат или отраву, или мину). Скорее всего, записи дежурного секретаря в приемной ежедневно сдавались начальнику охраны вождя, потому и велись не в особом журнале или тетради, а на отдельных листках. И служить стопроцентным доказательством того, что во время пребывания посетителей в кабинете Сталина, там находился и он сам, они никак не могут.

Вопрос о том, где был Сталин с 19 июня по 3 июля 1941 г., подробно рассмотрен мною в книгах «Великая тайна Великой Отечественной [62. С. 149–167; 63. С. 205–209]. Здесь же я привожу обнаруженной в Архиве внешней политики документ, дающий возможность ответить на этот вопрос.

Этот документ был введен в научный оборот Г. Н. Песковой в Информационном бюллетене Историко-документального департамента МИД РФ, посвященном 55-летию Победы над фашистской Германией, в статье «Наше дело правое. Как готовилось выступление Молотова по радио 22 июня 1941» (http://www.mvd.ru/ns-arch.nsf/0). Документ этот называется «Обращение к гражданам Советского Союза, написанное народным комиссаром иностранных дел СССР В. М. Молотовым в связи с нападением гитлеровской Германии на СССР (рукопись, черновой вариант, карандаш). 22.06.1941 г.» (АВП РФ. Ф. 7а. Оп. 1. П. 2. Д. 24. Л. 1–4).

Историю его создания Пескова описала так: «Сидя в кабинете Сталина, Молотов карандашом набросал первоначальный вариант обращения к народу… На нем имеются поправки, сделанные рукой Молотова…».

Ознакомившись в Архиве внешней политики РФ с подлинником «черновика речи Молотова», я воочию увидел внесенные в него рукой Молотова изменения. Вот они.

Рукописный текст речи Молотова на четырех страницах

Страница 1

Страница 2

Страница 3

Страница 4

Во-первых, этот черновик сначала был написан Молотовым явно не от своего имени, а скорее от имени Сталина, так как Молотов упоминается в нем в третьем лице: «Шуленбург… сделал заявление народному комиссару иностранных дел Молотову», но потом сам же и исправляет «…заявление мне как народному комиссару», а слово «Молотову» зачеркивает.

Во-вторых, из текста было вычеркнуто упоминание о бомбардировках советских аэродромов.

В-третьих, черновик представляет собой вполне законченный текст, хотя в нем есть авторская правка, сделанная в процессе написания. Но есть и правка, которую Молотов, скорее всего, вносил по чьим-то замечаниям, зачитывая кому-то написанный им текст. В основном, она несущественная. Например, «напали на нашу родину» заменено на «напали на нашу страну»; «открыв бомбежку» – на «подвергнув бомбежке» и т. п. Но есть одно место в тексте, позволяющее точно определить автора корректировки. Молотовский вариант заканчивался словами: «…нанесут сокрушительный удар по врагу, разгромят и уничтожат». Но потом слова «разгромят и уничтожат» Молотов зачеркнул и сделал вставку: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!». Вот это уже, несомненно, чеканный сталинский стиль.

Итак, вроде бы вся картина происшедшего утром 22 июня 1941 г. в сталинском кабинете ясна. Сначала (с 5.45) в кабинете был Молотов с Берией и руководство НКО – Тимошенко, Жуков и Мехлис.

Военные доложили о нападении и боевых действиях на границе, Берия – о сообщениях погранокругов и агентуры. Обсудили ситуацию, Молотов начал набрасывать текст выступления вождя. В 7 часов подошел оставшийся за Жданова Маленков, а также Вышинский (Молотов послал его вместо себя принять временного поверенного Великобритании Баггалея). За ними стали подтягиваться члены Политбюро – Ворошилов, Микоян, Каганович. Пообсуждали текст обращения, решили, что зачитать его должен Сталин. В 10.15–10.25 принесли оперативную сводку Генштаба № 01 (на 10.00), уточнили по ней текст. Молотов зачитал Сталину проект текста его выступления, Сталин слегка подредактировал, внес заключительный воодушевляющий на победу лозунг и неожиданно объявил главное: он выступать не будет, с обращением к народу по радио должен выступить Молотов. В кабинете в это время кроме Молотова находились «самые-самые» – Ворошилов, Микоян (все трое – члены Политбюро) и Берия с Маленковым (кандидаты). Все они, за исключением Микояна, войдут вскоре в состав Государственного комитета обороны, которому с 30 июня 1941 г. будет принадлежать вся полнота власти в стране. Они якобы пытались (по их воспоминаниям) убедить Сталина выступить, но он был непреклонен. В 12.05 (по записи в «Кремлевском журнале») Молотов выходит из кабинета вождя. Спускается к подъезду, доезжает до Центрального телеграфа, где находилась студия Радиокомитета, и в 12.15 зачитывает текст, который… очень сильно отличается от только что согласованного и исправленного вождем. Это невероятно, но факт – за десять минут дороги и пребывания в радиостудии Молотов внес в текст весьма существенные изменения!

Рукописные странички из «Кремлевского журнала» за 22 июня 1941 г.

Я составил временной график пребывания посетителей в кабинете Сталина 22 июня 1941 г. по записям в «Кремлевском журнале» за этот день.

Временной график посещений кабинета Сталина 22 июня 1941 г.

Из графика видно, что в период с 12.05 до 12.25 (время выхода Молотова из сталинского кабинета для поездки на радиостудию Центрального телеграфа, выступления по радио и возвращения обратно) в кабинете не оставалось ни одного посетителя, что возможно только в одном случае – если Сталина не было в кабинете, ибо вряд ли он стал слушать речь Молотова по радио один.

Пескова о различиях обнаруженного ею рукописного текста Молотова и произнесенного им по радио пишет так: «Текст был принят за основу и существенно дополнен. Так, в окончательном варианте обращения появилась фраза о том, что Молотов выступает по поручению советского правительства и его главы товарища Сталина. Во втором абзаце подробно говорилось о нарушении Германией заключенного с СССР договора о ненападении. Текст обращения был также значительно расширен за счет включения в него положения о развязывании войны правителями Германии, а не германским народом и о полном поражении вторгавшихся в Россию врагов, как это не раз бывало в отечественной истории. В заключительной части содержался призыв к советским людям сплотиться для борьбы в тяжелый для страны момент, и в этой связи еще раз было упомянуто имя Сталина. Последние слова в обращении: “Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами”, которые стали главным лозунгом во время войны, принадлежат Молотову». Я категорически не согласен с последним утверждением уважаемой Г. Н. Песковой. Убежден, что это слова Сталина, продиктованные им Молотову.

Сравнив текст, который Молотов собственноручно написал карандашом, с текстом речи, произнесенной им по радио 22 июня 1941 г., я обнаружил еще ряд серьезных отличий, не отмеченных в работе Песковой.