Великая тайна Великой Отечественной. Глаза открыты

При существующей насыщенности Красной Армии танками, авиацией и артиллерией – в отношении бронепоездов считаю необходимым проведение следующих мероприятий.

1. Определить тактическое применение существующих бронепоездов в общей системе вооруженных сил Красной Армии, изложив параграф 390 полевого устава (проект 1939 года) в следующей редакции:

“Бронепоезда обладают мощным артиллерийским и пулеметным вооружением, броневой защитой, постоянной боевой готовностью и быстротой передвижения. Они являются в общевойсковом бою действенным средством поражения живой силы, технических и огневых сил противника в районе железной дороги. Только зависимость бронепоездов от железной дороги ограничивает их применение в общевойсковом бою.

Задачи, возлагаемые на бронепоезда, являются:

а) в содействии пехоте и коннице в бою (особенно в обороне) путем поражения войск противника;

б) в захвате совместно с десантом узлов и пунктов (станций, мостов) важных в оперативном отношении и держание их до подхода своих войск;

в) в охране важных станций, железнодорожных сооружений, перегонов и побережья;

г) в сопровождении наиболее важных воинских эшелонов”.

2. Поручить Генеральному Штабу Красной Армии пересмотреть организацию боевых подразделений бронепоездов и определить количество потребных в военное время бронепоездов и их дислокацию.

3. На вооружении оставить существующий тип легкой бронеплощадки с имеющимися на ней орудийными системами. Замену 76-мм пушек обр. 1902 года на пушки обр. 1902/30 года не производить.

4. Тяжелые бронеплощадки, вооруженные 107-мм пушками обр. 1910 года снять с вооружения как устаревшие по матчасти артиллерии и бронировке и не оправдывающие своего назначения с точки зрения тактического применения.

5. Бронеплощадки на тележках “Фокс-Арбель” в количестве 14 штук немедленно снять с вооружения как устаревшие по оборудованию и небезопасные по эксплуатации по ходовым частям.

6. В качестве тяговой единицы бронепоездов оставить существующий бронепаровоз Ов. Других тяговых единиц (бронетепловоз и пр.) не создавать.

7. Боевых единиц нового образца с новым вооружением и броней большей пулестойкости (мотоброневагоны, бронедрезины и пр.) не создавать.

8. Железнодорожные мины (ЖДТ-3) – снаряды на железнодорожных тележках – как не оправдывающие своего назначения в современных условиях боя снять с вооружения.

9. Подготовить все бронепоезда к переводу на колею западноевропейских железных дорог согласно приложенного плана.

10. Содержание (эксплуатация и деповский ремонт) и руководство боевой подготовкой бронепоездов передать в ведение УВОСО (Управление военных сообщений. – А. О.) Генерального Штаба Красной Армии.

На АБТУ РККА возложить материальное снабжение и заводской ремонт.

По данным вопросам прошу Ваших указаний.

Приложение.

1. Объяснительная записка по бронепоездам на 6 листах.

2. План работ по подготовке бронепоездов к переводу на железнодорожную колею Западно-Европейских дорог.

Объяснительная записка по бронепоездам.

Общее количество бронепоездов в Красной Армии следующее:

Легких – по штату 33, имеется 28;

Тяжелых – по штату 14, имеется 13;

Батальонов тяжелых бронедрезин – по штату 1, имеется 1…» (http://www.front2000.ru/fi-2004-03.shtml#top).

О том, что на Украине был даже не один бронепоезд, а целый дивизион, стало известно из другого интернетовского материала «Состояние бронепоездных частей РККА на 22.06.41 г.» (http://mechcorps.rkka.ru/files/bepo/pages/tab_003.htm).

Оказывается, на Украине находился 1-й дивизион бепо под командой майора Г. А. Макаева, Киев (КОВО). В него входило 3 бронепоезда: № 15 и № 17 – легкие бепо, № 31 – тяжелый бепо.

Скорее всего, именно в него входил разбомбленный бронепоезд с загадочной надписью, который видел в июне 1941 г. А. С. Тропаренко. Одно удивляет: почему немцы, обнаружив бронепоезд с такой надписью, не подняли шум в прессе, не напечатали нигде его фотографии в качестве подтверждения коварных замыслов русских напасть на Германию?

Легкий бепо № 17 1-го дивизиона бронепоездов, на котором уже хозяйничают немцы. Может, тот самый?

Рассказ профессора истории В. И. Дашичева

Этими воспоминаниями Вячеслав Иванович Дашичев поделился со мной при обсуждении моей гипотезы о начале войны. Я не могу сказать, как он ее оценил, но с тем, что до сих пор ситуация 22 июня 1941 г. неясна, он согласился и даже подтвердил это своим рассказом. Я обратился к нему с просьбой записать его для публикации в заключительной книге моей трилогии, и он любезно это сделал, за что я ему очень благодарен.

«Мой отец Иван Федорович Дашичев – участник Первой мировой войны, герой Гражданской войны, трижды награжденный в то время орденом Боевого Красного Знамени – тогда в их числе было всего лишь тридцать человек. С лета 1940 г. в звании комбрига командовал 35-м стрелковым корпусом, штаб которого располагался в Кишиневе. Корпус входил в состав Одесского военного округа под командованием генерала Никандра Евлампиевича Чибисова.

В начале июня 1941 г. отец пошел в очередной отпуск, и вся наша семья поехала из Одессы в Сочи морем на теплоходе «Грузия». В Сочи нас разместили в военном санатории им. Триандафилова. Отдохнули прекрасно. Назад плыли тем же теплоходом. Проплывая в ночь с 19 на 20 июня мимо крымского побережья в районе Севастополя, мы обратили внимание, что берег был погружен в темноту, не было видно ни единого огня. Кроме того, в открытом море навстречу нам попалась группа наших военных кораблей тоже в полном затемнении. Отца это очень встревожило.

20 июня мы прибыли домой. Отец сразу позвонил в штаб корпуса. После разговора лицо его приняло очень озабоченный вид. Он сказал, что срочно должен выехать на службу. Из штаба он позвонил домой и сообщил, что заночует на работе. И на следующий день он не ночевал дома. К нам приехал его адъютант и просил срочно собрать для отца в чемодан все необходимые на первый случай личные вещи. А нас он ошарашил словами: “Вы тоже упакуйте все нужные фамильные вещи в большой сундук для отправки их багажом в Москву и сами готовьтесь для отъезда из Кишинева завтра или послезавтра”.

В ночь с 21 на 22 июня отец снова не вернулся из штаба домой. Рано утром около 5 часов мы проснулись от грохота взрывов. Я выбежал на улицу и увидел в небе довольно низко летящие самолеты, на крыльях которых виднелись немецкие черные кресты. Они сбросили свой смертоносный груз на Кишинев. В тот же день адъютант отца отвез нас на вокзал и отправил в Москву. Отца мы так и не увидели после нашего возвращения из отпуска 20 июня 1941 г. вплоть до 1953 г. А причиной тому было следующее.

В первые дни и недели войны 35-й стрелковый корпус достойно сражался с врагом, и отец оказался в числе советских военачальников, которым генеральское звание было присвоено первым после начала войны – 24 июля 1941 г. С сентября 1941 г. он принял командование 9-м стрелковым корпусом, оборонявшим в составе Крымского и Кавказского фронтов Крым и принимавшим участие в Керченско-Феодосийской десантной операции. Из боевой характеристики отца: “Проявил себя подготовленным, опытным командиром, в совершенстве владеющим навыком командования частями в бою. Выдержан, тверд, политически развит хорошо. С массой командиров и бойцов связан, авторитетом пользуется” (Великая Отечественная. Командармы: Военный биографический словарь. М., 2006. С. 66). 16 января 1942 г. принял командование 44-й армией после тяжелого ранения ее командующего генерала Алексея Николаевича Первушина. Армия вела тяжелые отступательные бои. В июле 1942 г. получил новое назначение – заместителем командующего Калининским фронтом Ивана Степановича Конева. К месту назначения ехал вместе с одним полковником. В разговоре с ним весьма критически отозвался о военном руководстве Сталина в начальный период войны, о его трагических промахах и ошибках, приведших к тяжелым поражениям Красной Армии. Этот разговор оказался для отца роковым. Он был брошен в тюрьму и просидел в ней без суда и следствия десять лет.

Комкор Иван Федорович Дашичев

Только после смерти Сталина в марте 1953 г. он был полностью реабилитирован решением Особого совещания при МВД СССР от 31 июля 1953 г. за отсутствием состава преступления и восстановлен в рядах Советской армии. А сколько пользы он мог бы еще принести Родине в годы суровых испытаний Великой Отечественной войны, если бы не этот шизофреничный арест. В начале 1942 г. в Красной Армии прокатилась по указанию Сталина новая волна арестов генералов в поисках «козлов отпущений» за поражения 1941 г. Ее жертвой стал и отец. Такая же участь постигла, например, и его друга – генерала Теплинского, бывшего начальником оперативного управления штаба ВВС. Ему инкриминировался заговор с “целью взрыва Кремля”. Под пытками, как он рассказал, ему ничего не оставалось, как признать, что он «вынашивал такие планы».

Отец после возвращения на волю остался таким же преданным идеям социализма, каким он был и до ареста. Он сказал мне, что во время революции прапорщиком царской армии перешел по идейным соображениям на сторону Красной Армии и нисколько не изменил своих социалистических убеждений, несмотря на действия Сталина, дискредитировавшие в сильной степени социалистический строй.

Я, естественно, был заинтересован узнать от него, что же произошло в те достопамятные дни 20–22 июня, когда мы вернулись из отпуска в Кишинев и он оба дня не вернулся из штаба домой. Он рассказал, что и в штабе корпуса, и в штабе Одесского военного округа имелись абсолютно надежные сведения войсковой разведки, что группировка немецко-румынских войск в Румынии приведена в полную боевую готовность для начала войны против Советского Союза. Что нападение может состояться 21 или 22 июня, и поэтому все было сделано, чтобы отразить его. На этот счет он получил указания от командующего Одесским военным округом генерала Чибисова. Приведение войск корпуса в полную боевую готовность позволило им успешно отразить наступление противника и удерживать границу. Лишь прорыв немецких войск севернее, в Украине, заставил войсковую группировку Одесского военного округа планомерно, без потерь в живой силе отступить в глубь советской территории.

Таковы вкратце интересные данные, почерпнутые мной из рассказов отца, о ситуации непосредственно в канун Великой Отечественной войны и о ее начале в полосе Одесского военного округа.

Доктор исторических наук, профессор, полковник в отставке, участник Великой Отечественной войны Вячеслав Иванович Дашичев.

4 июня 2011 г.».

Из рассказа В. И. Дашичева (в июне 1941 г. ему было уже 16 лет) можно сделать несколько выводов:

встреченный его семьей в открытом море Черноморский флот возвращался с запада, значит, учения происходили в западной части Черного моря;

флот вернулся в Севастополь, скорее всего, 20 июня;

на время учений в Севастополе вводилось затемнение, которое можно было наблюдать со стороны открытого моря, в том числе с любого самолета или любой подлодки возможного противника.

Отца В. И. Дашичева это очень встревожило, так как он был крупным военачальником и понимал, что учения всего флота с затемнением главной базы советского флота может быть воспринято вероятным противником как подготовка удара по Румынии или Турции и стать серьезным поводом к конфликту – той самой «провокацией», которой Сталин опасался тогда больше всего. Отправка семьи командира из западного приграничного района в Москву в то время рассматривалась как повод к созданию паники, и командир корпуса мог себе это позволить только с разрешения вышестоящего командования. И отнюдь не в связи с возможностью начала войны, а скорее всего, в связи с предстоящим его отъездом. Но куда он собирался срочно уехать со своим корпусом?