Четверо

11:50 по МСК

– Командир, я получил первые данные.

Лазарев оторвался от экрана навигации, обернулся и увидел входящего в отсек управления Крамаренко с планшетом в руке.

– Так быстро?

– Спектральный анализ занял меньше времени, чем я думал, а изучение планеты в телескоп дало пока мало результатов.

– Уж всяко больше, чем с Земли, – сказал Лазарев. – Выкладывай.

– Планета действительно очень интересная, – быстро заговорил Крамаренко, он всегда начинал быстро и увлечённо разговаривать, когда речь шла о его работе. – Грубо говоря, она чем-то похожа на наш Марс, но, если можно так сказать… поживее.

– Поживее?

– Как мы и думали, у планеты как минимум один спутник. Подробно изучить его довольно трудно. О поверхности самой планеты судить тоже ещё трудно, но атмосфера преимущественно оранжевая, местами красноватая, довольно разрежённая. Толщина – около трёхсот километров, но в ней есть кислород – правда, судя по всему, недостаточно, чтобы мы могли им дышать. По предварительным подсчётам, около двух процентов. Шестьдесят пять процентов – углекислый газ. Еще двадцать процентов – метан. Скорее всего, тут есть даже целые метановые облака и, возможно, метановые озера, может, океаны. Ещё десять процентов – азот. Дальше – угарный газ, аргон, неон, криптон… В общем, без скафандров там делать нечего. Плюс к тому – в некоторых областях сильная радиоактивность, поэтому место для высадки нужно подобрать с учётом этого фактора.

– Метан – это хорошо, – сказал Лазарев и снова посмотрел на экран навигации.

– Да, это повышает шансы на обнаружение жизни. Водородных соединений, впрочем, я пока не заметил. Осмотр в телескоп показал наличие тёмных пятен, но пока нельзя сказать, что это – может, моря, может, просто впадины. Может, опять же, метан.

– Воду не завезли, – тихо сказал Лазарев.

– Что?

– Ничего. Шучу. Продолжай.

– Ещё есть отрывочные данные о температуре на поверхности, но они пока предварительные, и тут высока вероятность ошибки. Судя по всему, там жарко. Температура на полюсах – около 60 градусов Цельсия, на экваторе доходит до 90. Всё это очень приблизительно, потому что мы не знаем, какое влияние может оказать атмосфера.

– Тут уж нам наплевать, мы в скафандрах, – сказал Лазарев. – Не на курорт летим. Я боялся, что там будет горячее.

– Я тоже. Но мы оказались правы: это не газовый гигант, не мёртвый кусок камня, это действительно интересная планета, и она в обитаемой зоне, и там не такие экстремальные условия, как казалось в пессимистичном варианте. И – да, шансы на обнаружение жизни есть.

– В пессимистичном варианте это был бы как раз газовый гигант, – сказал Лазарев.

– Это в самом пессимистичном. Я имел в виду умеренно-пессимистичный.

– Даже так. А у тебя был самый оптимистичный вариант?

– Разумеется. Мы прилетаем на планету, где вечные джунгли и всегда +27, приземляемся прямо на красивом пляже, и нас встречают роскошные туземки с ожерельями из ракушек, звучит латинская музыка, нас угощают ромом и сладостями. Мы нежимся на солнце, смотрим на лазурное море, пьём вино из половинок кокоса, шлёпаем по задницам загорелых туземок и не хотим никуда возвращаться. Здорово, правда?

– Очень. Как там остальные? Я жду отчетов Нойгарда и Гинзберга.

– Я видел Нойгарда, он копается в отсеке содержания первого посадочного модуля – говорит, что всё в порядке, но надо что-то перепроверить. Гинзберг в медицинском отсеке, ковыряется в компьютере. Я думаю, у них всё в порядке.

– Когда сам услышу их отчёты, поверю в это. Спасибо, порадовал. Можешь отдохнуть.

– Я сам очень рад, – сказал Крамаренко. – Серьёзно, командир, мы летим не зря. Уж поверь.

– Посмотрим. Спасибо.

Когда Крамаренко вышел, Лазарев снова уставился в экран навигации, но его мысли были о другом.

Он смог отправить в сторону Земли короткое сообщение о том, что миссия проходит в полном соответствии с программой, но не нашёл ни одного нового послания из Центра. Последнее сообщение пришло 23 года назад, оно было обращено к «Авроре», это было стандартное «Приём, подтвердите получение». «Аврора» ответила, что получение подтверждено.

И всё. Больше – никаких посланий.

Может быть, в пути появились какие-то помехи, а может быть, на Земле за это время что-то произошло.

Если об этом думать, можно рехнуться, подумал он.

Его сообщение достигнет Земли только через четыре года.

Лазарев старался не думать о Земле. Так всей команде посоветовали перед полётом психологи. Все воспоминания о прошлой жизни должны стать чем-то вроде старого кино, которое остаётся в памяти обрывками сцен, стоп-кадрами, случайными флешбэками. Именно поэтому земные картины, которые показывали в модуле психологической разгрузки «Авроры», не должны становиться в тягость. Их следовало воспринимать как красивое фантастическое кино о том, чего нет.

Иногда Лазарев говорил себе, что он умер и летит в рай. Эта мысль забавляла и помогала смириться с реальностью. В каком-то роде именно так всё и было. В конце концов, если вспомнить теорию относительности, то получается, что относительно старой земной жизни они и правда умерли и летят в рай.

Очень долго летят.

* * *

Научно-исследовательский корабль «Рассвет»

2 января 2065 года

13:00 по МСК

ВИДЕОСООБЩЕНИЕ ЧЛЕНА ЭКИПАЖА РУТГЕРА НОЙГАРДА

– Всем привет, привет, центр, давно не виделись. На связи Рутгер Нойгард. Я инженер на этом корабле и отвечаю за всякие железки. Делаю так, чтобы они по возможности не ломались и как можно дольше работали. Скоро мы пролетим через сильный радиационный фон, и с доставкой сообщений будет немного трудно. Поэтому я передаю привет моей жене Инге – здравствуй, Инга, я желаю тебе здоровья, счастья, ну и… всего такого.

Роберт, я не знаю, увидишь ли ты меня когда-то. Но ты знаешь, что я плохой отец, и мама тоже наверняка об этом говорила. Хороший отец не отправился бы в такое путешествие, да? Не знаю. Может быть, выйдет так, что ты будешь мной гордиться. Я бы этого очень хотел.

Мы миновали орбиту Марса и движемся в сторону астероидного пояса. Тут будет тяжело. Помимо астероидов, проблемой станет радиация от Юпитера – он, конечно, будет далеко от нас, но фонить будет сильно. К счастью, мы хорошо защищены.

Но самая актуальная проблема сейчас – тут, конечно, чертовски скучно. Очень, очень скучно. У каждого из нас за спиной огромный опыт космических путешествий, но когда представляешь, сколько ещё тут лететь… Ещё тридцать месяцев перед тем, как мы ляжем в эти стазисные штуковины. Честно говоря, я бы прямо сейчас туда лёг, лишь бы не видеть вечно кислую рожу Гинзберга, ха-ха… Только ему не говорите, да.

КОНЕЦ ВИДЕОСООБЩЕНИЯ

* * *

Новые данные о планете поступали каждый день по мере приближения. Лазарев внимательно вчитывался в сводки, которые каждый день составлял Крамаренко, выслушивал отчёты «Авроры», вглядывался в фотографии и зарисовки. Спустя четыре дня после выхода из стазиса планета стала ярче, она выглядела большой красноватой звездой – ярче Марса на ночном небе.

На пятый день удалось изучить спутник планеты – небольшую луну радиусом 1,2 тысячи километров, без атмосферы, с большим содержанием кремния и титана в грунте. Судя по всему – с сильной сейсмической активностью, но это ещё предстояло выяснить подробнее. О возможном наличии у планеты как минимум одного спутника говорили ещё земные исследователи, и его тоже надо изучить.

У планеты обнаружился ещё один спутник – совсем маленький, неправильной формы, состоящий преимущественно из железа. Приблизительные размеры «Аврора» оценила в 20?30 километров – вроде бы и просто камень, летающий по орбите, но в изучении космоса не бывает «просто камней».

Новые данные о самой планете подтверждали то, что обнаружил в первый день Крамаренко. В телескоп можно было уже подробно разглядеть диск – там действительно оказались тёмные пятна, похожие на моря и океаны, но по-прежнему невозможно было понять, что это на самом деле. Крамаренко сделал первые зарисовки – прототип будущей карты.