«Белый шум» Сэма Джойса

Я… кто?! Зомби? Что-что, бля?!

– Да не боись! – Хосе, посмеиваясь, хлопает меня по плечу. – Помню, как очнулся сам, ничего страшного. Привыкаешь за неделю или около того.

Картрайт тоже лыбится и кивает:

– Всё верно, сэр. Добро пожаловать в этот мир ещё раз, мистер Джойс. Вы в Питтсбурге, если вам это поможет, в штате Пенсильвания.

Не помогает ничуть. Я приглядываюсь к санитарам. Света мало, но я вижу, что кожа у них необычная. Местами сухая до шелухи, но кое-где маячат, наоборот, влажные, тёмные пятна.

Вот что с ними не так. Они… Бляха-муха! Они тоже зомби!

И опять – никакого беспокойства. Может это просто сон?

– Вам придётся подождать утреннего обхода, – сообщает первый. – Это скоро. Пока посидите, попытайтесь что-нибудь вспомнить.

– Что именно? – спрашиваю.

– Как вы умерли, например. У меня, например, был обширный инфаркт.

– Судя по черепушке, навернулся откуда-то, – экспертно замечает Хосе. – Или авария. А может и специально кто саданул. Ничего не припоминаешь, приятель?

Про это – нет. А вот про зомби вообще – в голову вдруг что-то приходит. Да, это я помню, верно. Сейчас полмира таких. Вирус, или что-то там такое, врубил тела мёртвых, и они поползли наружу. Сначала им было несладко, их боялись и «мочили» по второму разу при первой же возможности. Но потом разобрались, что, в общем-то, это безобидные ребята. Им нахрен не сдались наши мозги, они просто ожили и теперь сами не знают, куда себя девать.

Им? М-да… «Нам» – вот как теперь я должен говорить.

– Что я выпил? – спросил я, поскольку наткнулся взглядом на пустую непроливайку.

– Это смягчающий питательный раствор, – ответил Картрайт. – Помогает окоченевшему телу привести мышцы в порядок.

– Жрать тебе теперь почти не надо, – добавил Хосе, – а вот пить придётся много. Но не обычной воды, а специальной. Мы зовём её «зомбиралка» или «змузи».

И снова заржал.

– Стабилизированный раствор слабой щелочной кислоты. Чтобы клетки тела не давали пищу бактериям, но, в то же время, не умирали от обезвоживания, – пояснил Картрайт.

– А то сгниёшь на корню. Или ссохнешься как мумия.

– Важен баланс. Доктор объяснит подробнее. Я пока заполню для него ваши бумаги, – Картрайт показал мне внушительную пачку бумажных листов.

Хосе помог мне пересесть в каталку и откатил её вместе со мной в сторонку. Сам же принялся обрабатывать капсулу, из которой меня вынули. Стянул и бросил под ноги простынь, на которой я лежал, и, орудуя тряпкой и пульверизатором, начал надраивать пластик, оттирая всё то, что я мог на нем оставить.

Предоставленный сам себе я осмотрелся. Помещение, в котором мы находились, было забито такими же капсулами, как моя, до самого потолка. По три в высоту, примерно полтора на полтора метра в торце, они занимали всю стену, а она была немаленькой. Я не стал считать, но капсул было несколько десятков, и у всех горел жёлтый огонёк. Кроме моей. У меня лампочка была потушена. Ещё я понял, что не чувствую холода – когда увидел большущий термометр у входных дверей, на нем было всего 4 градуса по Цельсию.

– А вообще, то, что ты выкарабкался, для тебя адски хорошая новость, – болтливый Хосе, застилающий мою капсулу свежей простынёй, продолжил разговор. – Ещё пара дней и по закону тебя бы сунули в печку.

– В печку? – туповато переспросил я.

– Как «невернувшегося». С разбитыми башками такое бывает. Уж «Белый шум», по крайней мере, точно из-за неё. Правильно, мистер Картрайт? – спросил он у коллеги.

– Очевидно, – подтвердил Картрайт, не отрываясь от бумаг. – При повреждённом мозге «Белый шум» явление весьма распространённое. В большинстве случаев он проходит сам собой. Синапсы и нейронные узлы постепенно включаются в работу, их совместная мощность нарастает и, наконец, её становится достаточно для сложного мышления.

– Как электрические подстанции? – спросил я неожиданно для самого себя.

– Да, это верная аналогия, – с небольшим удивлением подтвердил санитар. – В общем, пока бить тревогу рано. Надеюсь, у вас все наладится.

Йо-моё…

Да уж, придётся мне поскрипеть мозгами, чтобы врубиться в то, что происходит. Я зомби, у которого проблемы с кукушкой – вот и всё, что я пока понял.

– Картрайт шарит. Уж поверь, – заметил Хосе с уважением, присев на стол рядом с коллегой. – Пока был живым, работал лепилой. Тут же, в Медицинском центре Барквиста.

– Нейрохирургом-вертебрологом, – поправил Картрайт, а я про себя отметил, что слово «лепила» мне куда понятней. – Но сейчас, сами понимаете, к операциям меня никто не допустит. Тружусь в отделении ресургентов, младшим санитаром в переходном зале. Хосе – старшим. Он тут, кхм, подольше работает.

Понятно, чего они спорили, когда я еще лежал в ящике.

– Ок, бро, – говорю, чтобы сказать что-нибудь. – А что со мной дальше?

– Процедура такова, – Картрайт оторвался от бумаг. – Доктор произведёт осмотр, зафиксирует вас как состоявшегося ресургента и заполнит свою часть документов. Он же сообщит о вашем воскрешении родственникам, указанным в досье. Далее вас ждёт медицинская консультация, скорей всего групповая. В нашей конторе воскресает по несколько десятков человек в день, по одиночке вводить вас в курс дела утомительно. Вам подробно расскажут, что делать с собственным телом, оно, как вы понимаете, сильно изменилось. Затем вас или заберёт родня, или вы сами доберётесь по адресу в резервационный центр. Там вас закрепят за куратором, который объяснит вам всё остальное. Это отлаженная процедура, не беспокойтесь.

Неожиданно на одной из камер жёлтая лампочка сменила свой цвет на мигающий зелёный.

– О! Ещё один, – соскочил со стола Хосе. – Сейчас у тебя появится компания, Сэм.

Санитары открыли сработавшую капсулу и вытянули оттуда носилки с одетой точно так же, как я, старой толстой бабой. Забыл сказать – на мне было что-то вроде операционной сорочки, с завязками на шее и сзади, на пояснице.

– Добро пожаловать, миссис…! – я не запомнил, как он её назвал. – Как вы себя чувствуете?

Толстуха закудахтала:

– Я здесь?! О, слава богу!!! Боже мой! Какое сегодня число?

– Пятое апреля, – ответил Хосе.

– Отлично! Я так боялась пропустить день рождения племянницы…

Толстуха продолжала кудахтать, Хосе с Картрайтом помогали ей перегрузиться с носилок в кресло-каталку.

Вновь послышался электрический гудящий звук и, последовавший за ним щелчок сработавшего замка – кто-то ещё открыл дверь электромагнитным ключом-картой. Это пришёл врач. Среднего роста мужчина, в медицинском халате, защитных очках и респираторе. В отличие от Картрайта и Хосе, вроде бы живой – по крайней мере, под халатом у него был свитер, а изо рта вырвалось облачко пара. В руках он держал планшет, на нагрудном бэджике красовалась надпись «д-р Ким».

Доктор Ким приветливо кивнул мне, потом толстухе. Бросил взгляд на номера наших капсул.

– 37-я? Не может быть! – удивился он моему. – Поздравляю!

Толстуху врач оглядел минут за десять. Меня же мучил долго. Осмотрел зрачки, язык, горло, разве что не залез в задницу (ладно, вру – залез и туда, на самом деле). Стучал по коленям блестящим молоточком. Попросил сказать пару слов. Сосчитать до двадцати. Спросил столицу США и название города, в котором Эйфелева башня. Хотя он мне совершенно не нравился и даже бесил, я отвечал старательно.

– Париж, – подсказал он последний ответ и довольно, прямо в восторге, воскликнул: – Отлично! Кроме «Белого шума», всё отлично!

Ок. Я не был против.