Сокровища Анны Моредо

– Идите вы к черту, комиссар! – повышенным, но при этом растянутым и ленивым тоном отпустил в адрес Линареса реплику некий чрезвычайно уверенный в себе синьор. Примерно шестидесятилетнего, или чуть больше, возраста, с чрезвычайно нездоровым цветом лица. Одет он был в легкий светло-бежевый костюм, со старомодной широкополой шляпой в тон.

Гость вальяжно развалился в кресле для посетителей и мелкими глотками пил из высокого стеклянного стакана воду.

– Никуда я не поеду. С какой еще стати!

Синьор в бежевом представился, как Сильвио Саласар. Из вещей при нем был потертый по углам рыжий кожаный портфель. Приехал Сильвио, по его словам, из Мадрида утренним автобусом и, в ожидании, когда будет не слишком рано беспокоить мэра, прикорнул на лавочке в одном из затененных городских сквериков. А затем прямиком отправился в мэрию – заявить о своем праве на сокровища.

Эстебан Линарес, в чьей душе все еще кипело возмущение, вызванное нападением на донью Анну, верить на слово бесцеремонному хлыщу не собирался.

– Ну, вы же отрицаете, что говорили с Анной Моредо? – настаивал комиссар. – Так, давайте, проверим это на месте, в ее присутствии? Чего вы боитесь, раз это были не вы?

– Уверяю вас, ничего! Ваша сумасшедшая старуха может утверждать что угодно, – Саласар допил воду и поставил стакан рядом с графином. – Видимо ей напекло голову у дороги, возле которой она просидела весь день! С какой стати это значит, что теперь, по щелчку ваших пальцев, я должен…

– Откуда вы знаете, что она сидит у дороги? – попробовал зацепиться комиссар. – Это были вы! Вам просто стыдно признаться в таком наиподлейшем поступке…

– О боже! И это ваш комиссар? – гость закатил глаза, и вместе с креслом развернулся в сторону мэра. – Серьезно?

Ортега, сидящий за своим рабочим столом и почти не участвующий в разговоре, отреагировал пожатыми плечами: мол, что ж тут поделаешь?

Словно капризная театральная дива Сильвио издал страдальческий вздох и цокнул языком. После чего «с невероятным усилием» поднял с пола свой портфель и уложил его плашмя на колени. Щелкнув хромированным замком, Саласар вынул из портфеля прозрачную папку с как попало уложенными в нее газетными вырезками, наклеенными на листы бумаги.

– Нате, смотрите! – протянул он папку Линаресу. – Это статьи журналистов, больше десятка. Там все о вашей Анне, заграбаставшей мой клад. И о том, как она проводит все свои дни, там тоже есть. И о деталях аварии. А также там фотографии драгоценностей – которые меня к вам и привели. Я уже рассказывал.

– Расскажите, пожалуйста, еще раз, – попросил мэр Ортега, – для синьора комиссара, синьор Саласар.

Гость отложил портфель и достал из внутреннего кармана пиджака несколько черно-белых фотографий – довольно старых, пожелтевших, с загнутыми и оторванными уголками.

Обращаясь с полицейским, будто с пятилетним ребенком, одно фото гость сунул прямо комиссару под нос.

– Это колье моей бабки, – произнес он медленно, с расстановкой, – по линии матери. Точно такое же находится среди украшений, найденных в доме вашей чертовой Моредо.

Гость забрал у комиссара обратно свою папку, порылся в ней и вынул из нее вырезку со статьей, в которой была фотография сокровищ. Поставив ее рядом со снимком своей родственницей, он ядовито осведомился:

– Ну, видите? Или вам нужно проконсультироваться с телескопом Хаббл?

Линарес промолчал.

На самом деле, категорически утверждать что-либо было трудно. На снимке из кармана гостя действительно была женщина, в возрасте, лет пятидесяти минимум, в темном бальном платье, какие были в моде в довоенные времена. И на ее груди висело нечто – скорее всего колье. По форме сильно напоминающее одно из тех, что были обнаружены в патронном ящике. Но ручаться за это на сто процентов вряд ли было возможно – снимок был старый, потрескавшийся и потемневший, и не совсем четкий.

Гость, тем не менее, в своей правоте был уверен на сто процентов.

– Думаю, остальные украшения также принадлежат моей семье, – заявил он и попросил мэра. – Можно мне еще воды?

Ортега живо исполнил просьбу, наполнив стакан гостя до краев. Саласар тут же осушил его более чем на половину.

– Проклятый диабет. Вместе с вашей чертовой жарой они доконают меня окончательно.

– Но как эти сокровища попали в дом к Моредо? – спросил Линарес.

– Понятия не имею, сами выясняйте, – с достоинством, граничащим с чванством, ответил Сильвио и водрузил на голову свою светло-бежевую шляпу. – Когда-то мы были довольно богатой семьей, но гражданская война все перевернула. Дед, к несчастью, выбрал не ту сторону конфликта. Его расстреляли, да и вся остальная семья сгинула. Имущество конфисковало правительство Франко – по крайней мере, мы были в этом уверены. Моя мать осталась одна, в полной нищете. Вот она.

Саласар показал еще одно фото – это был групповой снимок. По центру на стуле с высокой резной спинкой сидела та самая дама с фотографии с колье, только еще немного постаревшая. Справа от нее расположился статный аристократического вида мужчина в костюме. Под руку с ним стояла красивая молодая женщина – с девочкой лет восьми. С другой стороны к спинке стула прильнула улыбающаяся, самая свободная на фото, девушка семнадцати-восемнадцатилетнего возраста, внешними чертами похожая на всех лиц женского пола на фотографии сразу. На нее и показывал пальцем гость.

– А это бабушка и семья тетки: ее муж и дочка, моя кузина, – пояснил он также и про других. – Никого в живых. А вот она отдельно.

Саласар показал еще одно фото матери – на нем девушка была одна, с букетом весенних цветов.

– Покинуть страну ей было не на что. Мама выживала. Не спрашивайте от кого, но появился на свет я. Она умерла, когда мне было всего восемь. Но я помню ее рассказы: о жизни нашей семьи до всех этих событий. Будь они прокляты. Я вырос в детском доме, сам встал на ноги, и все, что мне оставалось, это бережно хранить память о матери и остальной семье. Несколько фотографий – вот все наследство, что мне досталось. Но бог есть на свете! Фамильные драгоценности нашли меня, и по праву они принадлежат мне, как единственному наследнику!

Такая история не могла оставить равнодушным. Линарес сменил комиссарский тон на более гостеприимный – в конце концов, он тоже был одним из горожан Санта-Моники, со многими, определяющимися этим фактом, чертами характера.

– Хорошо, синьор, – сказал он Сильвио. – Мы примем все к сведению и во всем постараемся разобраться. А сейчас, позвольте, я отвезу вас в ваш отель.

Гость расправил плечи и высокомерно произнес фразу по идее исключающую высокомерие:

– Отель мне не по карману.

– И? – не понял комиссар.

– Думаю, ваш город должен раскошелиться. В виду того, что… Я оплачу все позже, когда мы разберемся с наследством.

«Надо же. Уже тратит деньги, о которых пока всего лишь прочел в газетах», – подумал про себя Линарес.

Но вслух сказал другое:

– Это, я думаю, не проблема. Минутку.

Комиссар подошел к мэру и перебросился с ним парой фраз – шепотом, так, чтобы гость не слышал. Ортега кивнул и, улыбаясь, обратился к Саласару.

– Город оплатит вам жилье, синьор, – пообещал он. – Добро пожаловать, и чувствуйте себя как дома.

– На первое время, пока мы не разберемся что к чему, – вставил Линарес. И снова предложил: – А сейчас, позвольте, я все-таки отвезу вас в отель. Это все ваши вещи?

Прощаясь, мэр искренне поблагодарил друга за то, что тот взял на себя труд разобраться с визитером. Времени у него самого, из-за постоянных встреч с потенциальными инвесторами, действительно было в обрез. Чертова трасса, идущая в обход Санта-Моники, грозила уничтожить город, с которым не справились ни гражданская, ни мировая война, ни голод, ни политика.

– А тут еще этот чертов телефон! – пожаловался Ортега. – Надо все-таки запретить Фернандес, – мэр говорил о своей секретарше, – приводить на работу детей. Диего, мелкий засранец, сунул мою Нокию в стакан с молоком, представляешь?

Комиссар рассмеялся – мэр города, жалующийся на трехлетнего мальчишку, выглядел нелепо.

– Послал ее за новым, – вздохнув, Ортега вытер со лба пот, – а пока мучаюсь. Не дай бог, пропустить из-за этого выгодное предложение!

Линарес, которому не сильно понравился приезжий – с замашками кинозвезды, но при этом не способный оплатить койку в отеле – решил все же попробовать вывести его на чистую воду. То, что Сильвио рассказал об истории своей семьи, в целом совпадало с тем, о чем упоминал в своих угрозах напавший на Анну подлец. Грех было не воспользоваться такой ситуацией.

Тщательно наблюдая за гостем в зеркало заднего вида, комиссар повез его в гостиницу невероятным крюком – цепляющим по своему маршруту и улицу, на которой проживала донья Анна. Если Саласар там уже бывал, он должен был себя выдать.

Линарес припарковался прямо перед домом Анны и внимательно смотрел на Сильвио, ожидая от него какой-либо реакции.

Гость тем временем беспрерывно исторгал недовольство, но по несколько другому поводу: