Объект номер один, как и деревья вокруг, был основой для жилых и прочих построек. Гуманоидным летунам, населяющим планету, это удобно – прыгаешь с ветки и вперед, на покорение воздушного пространства! Любой же сарайчик, сколоченный по недоразумению на поверхности, они готовы были немедленно сжечь – неприятие наземных построек стало у них чем-то религиозным. Земляне решили не раздражать местных, организовали себе деревушку, приютившуюся на уходящем ввысь переплетении веток.
– Это я, пожалуй, погорячился, – Дональд Аркадьевич остановился, хлебнув из фляжки уже теплой воды.
Он посмотрел вниз – где-то там, в молочной дымке, скрывалась земля. Час подъема, размотано две пары бухт-барабанов и вот уже подходила к концу третья. Кажется, что идти бы должно легче, но ноги налились свинцом, а частое дыхание на привалах не успевало восстанавливаться.
Комендант перевел взгляд наверх. Уже виднелась площадка, на которой его должна ждать Людмила. Он щелкнул креплением, зафиксировав кабель на тридцать первом уровне, поставил ногу на нижнюю ступень шаткой лесенки. Здесь, на внешнем радиусе Объекта, основательных конструкций не найдешь. Все строения жались к центральной части – там хоть и темнее, зато надежнее, не так качает.
– Давай, альпинист хренов, – ругал он себя. – Левой, правой… Левой, правой… Вот и тридцать второй. Ф-фух!
Снова остановился, но на этот раз не столько для отдыха, сколько для того, чтобы подставить лицо первому свежему ветерку, подсказывающему и людям, и аборигенам, что вечерняя пора близко.
– О-о… Хорошо-о!
«Было бы еще лучше выбросить шорты и остаться в труселях», подумал он, но вспомнил, что давно уже не носил трусов – лишняя одежда на Ельце ни к чему. А голый комендант, карабкающийся по внешней стороне Объекта, будет смотреться совсем уж гротескно. «Ладно, потерпим. Вниз на лифте, а дома душ и кондиционер. Потерпим».
Кабель закончился на самом пороге площадки.
– Тридцать пятый. Здравствуй, Люська.
Дональд на четвереньках прополз еще немного, скинул с себя пустые бухты и лег на доски. Грудь его вздымалась и опадала, по лицу текли капельки пота. Люська молча легла рядом, обняла. Так они и лежали – десять минут, пятнадцать…
– Почему то дерево, на месте которого мы основали колонию, летуны называли светлым?
Начальник заставил себя сесть.
– А ты не знаешь? Хотя… Давняя ведь история. Задолго до тебя было. Листья у него раз в год светились! Фосфоресцировали, видимо. И не спрашивай, с каких щей именно раз в год, никто толком не изучал.
– Оно что, единственное такое было?
Дональд открыл контейнер с едой, достал сосиску в тесте.
– Не. Мы как-то ночью взяли флайер, прошлись на бреющем по округе, в радиусе тысячи километров. Нашли еще штук пять. Но, надо признать, явление редкое. И, главное, у местных брачный период привязан к этому свечению. Они теперь думают, что если делать свои дела не при свете листиков, то ничего не выйдет. Огорчены, одним словом. А уходить от дома на сотни километров, чтобы потрахаться под ближайшим светящимся деревом, это ж кому понравится? Но молодежь все равно уходит, что бесит стариков еще больше.
Замолчал, потому как не хотел больше отвлекаться от еды. Девушка терпеливо ждала, когда он расправится с куриным бульоном и карбонарой. Лишь после этого позволила себе спросить:
– А спилили зачем?
Аркадьич долго, жадно запивал ужин водой. Утер губы ладонью.
– Как же, спилишь его… Испарили промышленным аннигилятором. Мы ж не знали, что оно чем-то от других отличается. Тут везде гребаные деревья и все более-менее одинаковые. Выбрали первое попавшееся и испарили.
Он посмотрел тоскливым взором на темнеющее небо.
– Ладно, милая. Спасибо за еду, но мне пора двигаться дальше.
– Скоро ночь.
– Ну и что? Я прошел половину пути. Имеет смысл закончить дело.
– Может, завтра закончишь?
– Ага, конечно. Знаю я, как оно бывает. Встанешь утром и сразу поймешь, насколько все глупо. Что не стоило начинать и уж тем более не стоит заканчивать.
Он подсоединил протянутый до площадки кабель к новой бухте, закинул ее за спину.
– Если глупо, – тихо попыталась возразить секретарша, – тогда зачем?
Дональд улыбнулся.
– Мы же тут, Люся, планету осваиваем. У черта на куличках. Нам некогда разбираться – «правильно, неправильно…» И вообще, только трусливые мещане переживают за то, во что они вляпались накануне вечером. Паскудное чувство.
Он поцеловал ее в губы.
– Делай дело и пусть история рассудит! Пошел я. Сотворю немного истории для Ельца Гончих Псов.
Вторая половина пути давалась ему с трудом. Хоть Дональд и не был еще, в его сорок с небольшим, уставшим от жизни человеком, хоть и не успели испортить его здоровье разного рода злоупотребления, а все же останавливаться приходилось чаще. Да и стремительно надвигающаяся ночь подъему не способствовала. Пришлось нацепить на голову резинку с фонариком – бело-голубой луч хоть что-то выхватывал во тьме между уровнями.
Коменданту вдруг показалось, что за ним идут. Обернулся – никого. С минуту вглядывался в обманчивую синеву, на фоне которой едва заметно качались черные силуэты деревьев.
– Эй! Кто там?
Тишина.
– Никого?
Он двинулся вверх по очередной хлипкой лесенке.
– Ну и хорошо. Потому что идти следом, – бросил взгляд за спину, но и на этот раз никого не увидел, – плохая идея.
На всякий случай связался с секретаршей:
– Люся! Слышишь меня?
В радиоэфире что-то пискнуло.
– Да, слышу, – прорвалось сквозь помехи.
– Ты где? Сигнал плохой.
– В лифте поднимаюсь, буду ждать тебя наверху.
– Ясно.
– Что-то случилось?
– Нет-нет, все хорошо. До связи.
И в наступившей тишине, в промежутке между порывами ветра, снова непонятный шорох. Теперь комендант понял, что доносится он не сзади, а откуда-то справа, из тьмы жаркого елецкого воздуха.