Море по колено

– Несколько дней? – удивился Григорий.

– Несколько дней, – подтвердил лаци.

Над головой загудел гидросамолет. Редкая штука на Мелководье! Нефть здесь добывают, но не перерабатывают, поэтому машины большей частью на пару, уголь пожирают. А для самолета нужен керосин, который привозят с других планет.

Священник проводил железную птицу долгим, завистливым взглядом, двинулся дальше. «Хорошо, что всегда пасмурно», – подумал он. – «Под солнцем идти жарко, да и рясу пришлось бы делать не из черного, а из белого мешка. Где бы я взял белый полиэтиленовый мешок?»

Час или два он молча шлепал по воде, смакуя в глубине души привычное уныние. Вдруг вспомнил про лаци.

– Эй, ты там еще?

Никто не ответил.

– Спрыгнул, что ли?

Отец Григорий скинул лямку с левого плеча, посмотрел на рюкзак. Нет, не спрыгнул. Тут он, по прежнему цепляется когтями, глаза прикрыл, будто дремлет.

– Ну и зря. Лучше б спрыгнул!

«Хотя куда ему прыгать? Это мне мелко. А его с головой скроет. Утопнет ящер, если плавать не умеет. Да пусть и умеет – далеко ли проплывет? Из сил выбьется и все равно утопнет».

– На что живешь? – проскрипел за спиной пилот.

Григорий не считал, что должен отвечать на личные вопросы попутчика-приживальщика. Но почему-то, сам того от себя не ожидая, ответил:

– Монастырь из соседней системы на зарплатную карточку переводит. Пожрать хватает, а в остальном… Сам видишь, в чем ходить приходится.

– Не густо.

– Да уж куда там!

– Выходит, что и тебя… того… бросили.

– Меня не… ну, хотя… Может и так. Может, бросили.

Он посмотрел вокруг, стараясь сориентироваться. На Мелководье глазу зацепиться не за что, поэтому бывалый путник на шестое чувство полагается – ощущение времени, светлую сторону неба, желтизну воды у знакомых отмелей и силу течения.

– Скоро отольет, – резюмировал Григорий. – Ненадолго, правда. Но можно будет на песок присесть, отдохнуть.

Прошли еще с полчаса и вода действительно стала уходить, отступая вглубь океана, освобождая песчаные бугорки и кочки.

– Четвертый спутник пролетает, – проповедник посмотрел на серое небо. – Слабенький, но воду тоже за собой тянет.

Он скинул рюкзак, с вымученным «уф» сел на мокрый песок.

– Как твоя церковь называется? – спросил лаци.

– Черти полосатые, – проворчал в ответ Григорий.

– А?

Священник вздохнул.

– Галактическая ремонстрационная.

Ему хотелось прилечь, поспать, но для сна на Мелководье особые приготовления требуются: накачай матрас, да заякори его, чтоб не унесло – без этого глаз лучше не смыкать.

Рядом вдруг раздалось довольное урчание. Отец Григорий огляделся, стараясь понять, в чем дело. В нескольких шагах от себя увидел лацертианца, сжимающего в зубах, волочащего по песку украденную из рюкзака майку. Встал, догнал вора и, взяв его за радужный шкирятник, вернул к поклаже.

– Брось! Кому говорю?!

Лаци выпустил из зубов добычу, хоть и пришлось священнику еще раз на него шикнуть. Пока Григорий возвращал майку обратно в рюкзак, пришелец провожал ее задумчивым взглядом.

– Извини, Гриша. Нашло на меня…

Гриша не стал отвечать. Достал кусок хлеба, прикинул на глазок – сколько оторвать. Протянул лаци четвертинку, которую тот с благодарностью принял.

– Нормальная булочка. Ничегошная.

Хлеб действительно был хороший. Отец Григорий не покупал абы что, чревоугодия своего не стеснялся и покушать любил. Потому, может, на остальное денег и не хватало.

– Пожалуйста.

Умяв хлеб, лаци неторопливо расстегнул пуговицы и, сняв с себя оранжевый пилотский жилет, положил его на воду. Долго смотрел, как матерчатый кусочек его прошлой жизни уплывает вдаль.

– Ладно, идем. Есть тут одно место…

– Бандюковское?

– Еще нет. Но оно приведет нас куда нужно. Все равно вброд по прямой не получится.

Небо порозовело и стали уже сгущаться сумерки. На горизонте показалась подмигивающая проблесковыми маячками вышка. Что-то под ней было еще, какие-то платформы, строения – толком не разобрать. Когда путешественники приблизились, все это превратилось в шахтерский поселок, суетившийся своей живой, каждодневной суетой.

– Вниз.

С решетчатой набережной спустились по цилиндрической шахте на несколько пролетов, прошли через воняющую железом залу, заполненную спешащими по своим делам людьми.

– Налево.

Еще несколько минут по тесному коридору, уже не такому оживленному. Пол под ногами стелился по наклонной, уводил их еще глубже.

– И сиди теперь тихо, не вякай. Говорить буду я.

Перед ними стояли двое полицейских, преграждающих вход в тоннель. Оба дородные, не обделенные жалованьем и сытой жизнью. Тот, что справа, молча указал на табличку: «Подземная переправа. Проход 10 селлеров». И рядом, под табличкой, терминал для приема электронных платежей.

– Отпущу вам грехи, дети мои, – густым басом пообещал отец Григорий, – а вы пропустите меня на ту сторону.

– Десять селлеров, – вслух сказал полицейский, заглянул священнику за плечо и добавил: – С носа!