Море по колено

– Я человек божий! – с возмущением воскликнул проповедник, постучал себя кулаком в грудь. – Понимаешь или нет? А ты кто? Нацепил лампасы и что-то о себе возомнил?!

– Много вас тут ходит. И божьих и всяких. Десять селлеров!

– Да я же… – отец Григорий с гордостью выпятил грудь. – Кто ты, а кто я! Как ты смеешь, мать твою за ногу… – в душе у него забурлило, гнев заставил священника сделать шаг вперед. – Ох, прости господи!

Он со всей дури приложился лбом о нос полицейского. Другого, который хотел было прийти на помощь товарищу, взял за грудки и впечатал в стену, да потом еще раз, и еще.

– Держись! – крикнул цепляющемуся за его рюкзак лаци и рванул во весь дух по тоннелю.

Позади раздавались крики, и, кажется, даже топот сапог. Но недолго. Два-три поворота и все стихло. Отец Григорий остановился, чтобы перевести дыхание. Прислушался.

– Дальше не сунутся. Бандитская территория, они сюда ни ногой. Ф-фух!

Потер лоб и быстрым шагом пошел навстречу редким фонарям, уводящим их все дальше и дальше от пропускного пункта.

– Заплатить можно было, – подал вдруг свой скрипучий голос лацертианец. – Десять – недорого.

– Помалкивай там! Мой хлеб ест и еще советы советует! Финдиректор.

Григорий замедлил шаг, остановился у хлипкого забора, не дающего наивному путнику сунуться в боковое ответвление. Старая штольня, уходящая круто вниз, овеяла их холодком.

– Я свою копеечку берегу, на что попало ее транжирить жадно.

Он осторожно отошел от спуска в преисподнюю и снова направился к бандитскому логову.

– Они за то могли бы в нас и пульнуть, – заметил пилот, но развивать тему стрельбы не стал.

Переход по тоннелю был долгим. Изредка попадались им другие прохожие, но каждый был сам за себя и чужих сторонился, не желая присоединиться или хотя бы перекинуться парой слов.

Один раз пришлось сделать привал, отдохнуть. Достал Григорий водичку, хлеб. Попили, покусали, дали себе еще несколько минут, прежде чем отправляться дальше. Священник сидел, прижавшись спиной к стене, закрыв глаза. Потревожил его уже знакомый звук: рядом кто-то урчал. Уже понимая, что он увидит, Григорий вскочил на ноги.

– Опять?! Ну что же это такое! Отдай майку!

Не сразу, но лаци выплюнул человеческую одежку.

– Извини. Что-то снова… нашло на меня…

Бывший пилот растерянно оглядывался, будто только что заметил, где он находится.

– Ты в порядке?

Ящер взглянул на него, стал забираться на рюкзак.

– Не. Но теперь уж что… Теперь уж так… Так и будет.

Когда тоннель закончился и они поднялись по длинной, возвращающей путников на белый свет лестнице, сразу стало понятно, что это совсем другая территория. С другими законами, нравами и обитателями.

Смотрели на них оценивающе, с интересом, словно калькулируя в уме возможности и выгоду. Но большинство, видимо, приходило к выводу, что взять с этой странной парочки нечего.

– Что мужик, продаешь зверушку?

– Это лацертианец. Он разумный и не продается.

– А-а…

Раньше здесь было респектабельное поселение, основанное вокруг какого-то прииска. Со временем источник истощился и законный бизнес ушел. Вместе с законом. Может, когда-нибудь порядок и вернется, но пока в железном муравейнике, возвышающемся и медленно ржавеющем над океаном, правили бал лихие люди.

– Уважаемый, нам бы местечко на ночь. Подешевле, если можно.

Усатый держатель съемных ячеек достал из-под прилавка карту-ключ, покосился на лаци.

– С животными нельзя.

– Это не животное, а лацертианец, – снова пришлось пояснять Григорию. Дремучесть местных, весьма далеких от космоса, начинала его раздражать.

– За двоих тогда, – ответил хозяин, улыбнувшись каким-то своим паскудным мыслям.

Уже в комнате, когда священник прикрыл сдвижную дверь, он кинул на кровать рюкзак и проворчал, указывая пальцем на ящера:

– Зря жилетку снял. В одежде ты больше на разумного был похож.

– Уже пофиг.

– Ну ясное дело, новую шить не станем. И майку свою я тебе не отдам. И вообще, знаешь – посиди-ка ты здесь! Пока я по делам хожу.

– Бросаешь?

– Нет, скоро вернусь. Видишь же – рюкзак оставил.

– Постой.

– Ну?

– Много у тебя прихожан?

Григорий выдохнул, опустив голову. Отвечать ему не хотелось.

– Давай я буду? Прихожанином.

Священник кивнул.

Ему не пришлось долго искать человека, который помог бы улететь с Мелководья. Все этого человека знали, охотно подсказывали, как пройти к нужному месту. Вот широкий «проспект» между северными ржавыми домами и еще более ржавыми южными, вот поворот налево, уютный тупик и башенки над входом в заведение, из которого доносилась громкая музыка. Попасть внутрь, к счастью, можно было задаром, хоть и проводили его взглядами два дюжих молодца.

В недрах огромного зала полутьма, разрезаемая лучами света, дергающимися в такт музыке. В центре круглый подиум и шест, танцующая рядом с ним стриптизерша – темноволосая, миловидная девчушка совсем еще нежного возраста. На ней был лейский купальник, модный среди танцовщиц в кабаках.

Оглядевшись, отец Григорий вычислил столик, к которому следовало подойти. Но его, конечно, остановили.

– Куда?