Полузащитники Отечества

Наконец наступил долгожданный день распределения. Личный состав, распределяемый по батальонам, скопился на дорожке для построений. Расщепив массу на первый и второй батальон, молодое пополнение первого бата сразу увели. Нас же продолжили расщеплять. В левую сторону откидывали армию пятой роты, справа строилась шестая.

И вот две трети личного состава выстроилась с левой стороны, треть – справа. А два человека, так и не услышав своих фамилий, остались болтаться в середине, как не пришей кобыле хвост. Это были я и Филипп Филиппыч – молодое пополнение штата узла связи.

Офицеры пятой и шестой роты принялись разбираться со своим вновь прибывшим личным составом. Мы двое также не остались без внимания. К нам устремились молодой майор и не очень молодой старший прапорщик. Майор постоянно шутил и улыбался. Прапор, наоборот, хмурил брови и делал грозный вид.

Мы принялись демонстрировать содержимое своих вещевых мешков на предмет недостающих компонентов и форму одежды на предмет клеймений. Пока мы этим занимались, шестая рота уже отправилась в расположение батальона.

– Похоже, мы с ними двумя будем возиться дольше, чем со всеми остальными вместе взятыми здесь разбираются, – заметил майор.

У меня мелькнула улыбка.

– Чего улыбаешься? – тут же отреагировал старший прапорщик. – Сейчас плакать будешь!

С прапорщиком я уже был немного знаком. В ходе отбора в батальон нас как-то повели на узел связи. В андеграунд, как говорил иногда начальник узла, поскольку располагался он в цокольном этаже.

Там-то нас и встретил тот прапор. И принялся с каждым беседовать. Вызвав меня, он тут же осведомился:

– Вас там в учебке нормально кормят?

– Так точно!

– Еду не отбирают?

– Никак нет!

– А выглядишь хуже, чем немец под Москвой. Наркотики употребляешь?

– Никак нет!

– Почему?

Столь неожиданная постановка вопроса не предполагала ограничения шаблонными уставными фразами. Ответ «Не могу знать!» вряд ли годился. Поэтому я принялся пространно рассуждать о вреде здоровью, физиологической зависимости и ясности мышления.

– А то был тут у нас один обдолбыш-психонавт, – размышлял прапор, – Зашёл как-то комбат ночью к нему на пост, а он там сидит под веществами, приходы ловит. Летает мысленно над просторами Атлантики и управляет стадами золотых рыбок с сиреневыми полосочками. Вместо доклада начал комбату втирать какую-то хрень про шиншилловый арбуз и маца-машину.

Я на всякий случай не стал уточнять, чем закончилась эта захватывающая история, но заверил, что никогда не умел пасти золотых рыбок, а на арбузы у меня вообще аллергия.

Мы ещё какое-то время побеседовали на разные темы, и поэтому теперь, на распределении, он особого страха, несмотря на свой грозный вид, не вызвал. Тем не менее, улыбку я на всякий случай стёр с лица.

Вскоре нас увели – но не в батальон, как остальных, а прямиком на узел связи. Там, наконец, мы узнали, что весёлый майор – не кто иной как начальник узла связи Александров Иван Сергеевич, а суровый прапор – начальник нашего отделения Передрий Александр Юрьевич. Нам назвали наши должности и номера боевых постов. После чего потребовали повторить полученную информацию на предмет запоминания. Мы запомнили всё с первого раза, что, казалось, очень удивило наших новых командармов.

Тем временем на узел связи подошёл отслуживший полгода личный состав. Если на триста с лишним человек в учебке было всего тринадцать сержантов, то теперь, оказалось, на нас двоих приходится восемь дедов. По четыре на каждого. Нам стало как-то неуютно. И вот мы познакомились со своим третьим – и главным – фюрером, рядовым Дмитриевым Евгением Борисовичем – командиром отделения.

– Плохо, что вас только двое, – деловито заметил он, когда мы отправились с ним в батальон.

Мы поднялись на третий этаж, где и располагался наш бат. По взлётке бродили всякие непонятные личности и пялились на нас примерно так же, как смотрят на зверей в зоопарке. Разве что пальцем не показывали.

Один из представителей узла связи пригляделся к моей кепке, внезапно сдёрнул её с моей головы и взамен надел мне свою.

– Носи эту. Она тебе больше подходит, – бросил он и удалился.

По прошествии некоторого времени Передрий, кинув на неё взгляд, заметил:

– Тебе бы кепку прогладить не помешало!

– А это не моя, – машинально ответил я, не особенно задумываясь о последствиях.

– Не понял, – не понял Передрий.

Я поведал о случившемся. Меня тут же повели искать злодея. Я уже пожалел о том, что всё рассказал.

Злоумышленник вскоре был обнаружен. Им оказался рядовой Крылов Александр Григорьевич, двадцати лет, не судим, холост, детей не имеет. Кепка торжественно водрузилась на мою голову.

– Через полчаса жду от тебя объяснительной и раскаяния, – заявил Передрий Крылову.

Прошло полчаса. Крылов подошёл к Передрию и протянул листок бумаги.

– Вот, – сказал он. – Объяснительная.

– Та-ак. Отлично, – Передрий потёр руки. – А где раскаяние? Не вижу в твоих глазах раскаянья!

Крылов попытался изобразить в глазах раскаяние.

– Крылов, ты чего, выпил? Иди отсюда, чтоб глаза мои тебя не видели.

Перед вечерней поверкой старший прапорщик Передрий собрал обе роты и узел связи на плацу.

– Значит так! – начал он. – Сегодня в вашем батальоне чуть не совершилось преступление.

В строю раздался возмущённый ропот. Все, безусловно, давно знали о произошедшем.

– Выходи сюда! – приказал он Крылову. – Вот, перед вами стоит преступник.

– У-у-у! – загудела толпа.

– Он буквально два часа назад покусился на вещевое имущество молодого солдата.

Я скромно опустил взгляд.

– Вот представь, – продолжил Передрий обличительную речь, – что ты так к кому-нибудь на улице подойдёшь и ни с того ни с сего кепку с головы снимешь. Да тебе за это сразу же в морду зарядят и в милицию отведут.

– Повесить его! – не выдержал кто-то из строя.

– Встань в строй, – не последовал совету Передрий. – И больше так не делай.

Крылов понуро вернулся в строй.

– У-у-у! Преступник! – показывали на него пальцем сослуживцы. А я мечтал, чтобы это поскорее закончилось.