– Читай.– Лейтенант протянул мне добрую пачку листов. – Это всё заявления от потерпевших.
– Кatta- это не мы. Точно! Мы никаких бумаг не писали! Совсем!
– Циц. Хулиганы. Разбойники и дебоширы. Разберёмся. Отседите суток пятнадцать, будете знать как слово «Пахтакор» кричать в спартаковском секторе стадиона. А эти документы я сейчас начну приобщать к делу.– Лейтенант хотел ещё, что-то добавить, но вдруг вытянулся и козырнул.
В кабинет вошёл седовласый майор.– Первый день в Москве и нате! Массовую драку учинили! – Он забрал бумаги. Стал читать и по одному листку кидать в урну. На одном его взляд задержался.-Надо же и Валдаев туда же! Потерпевший ети его….! Сто сорок килограмм живого веса. Кандидат в мастера по боксу. Бумаженцию накалякал! Да он одним взглядом всех твоих горе болельщиков испепелить может! -Поднял голову, подумал с минуту, а потом приказал.
– Лейтенант. Выпускай гостей. Заявления уничтожить. Нас же на совещании коллеги на смех подымут. Полтора десятка узбеков спартаковских фанатов избили. А этим нашим наука будет! Оклемаетесь и на балет. Или на фигурное катание. Подымите руки те, кто ледового катка в глаза не видел.– Он пытался придать лицу грозный вид, но не выдержал и рассмеялся.– Марш в общагу. Мыться, лечиться и спать.
***
Дни летели с невероятной быстротой. После занятий, мы дружно спешили знакомиться с театрами или концертными залами. Екатерина оказалась превосходным экскурсоводом. Я был благодарен «заочнику» Фаруху. Предназначавшийся ему билет ежевечерне укреплял наше знакомство с очаровательной Катюшей.
***
Настала пора возвращаться домой. В то время раздобыть пятнадцать билетов на рейс Москва-Ташкент, да ещё на новейший широкофюзеляжный самолёт ИЛ-86 было дело фантастическим. Выручил Фарух. Уж не знаю сколько суток он дежурил у касс Аэрофлота, тыкал всем руку с нарисованным номер очереди, но заветные зелёные листочки, с отрезной сеткой стоимости, таки раздобыл.
***
Я спустился в вестибюль попрощаться с нашим театральным гидом.
По щекам Екатерины текли слёзы.
– Ну, ну не плачь. Земля круглая. Да и мы с тобой в конце-концов в одной стране живём. Доработаешь до отпуска и махнёшь к нам в Узбекиснан. Дыни. Арбузы, урюк, виноград! Красотища. Знаешь как у нас гостей встречают?
– Она вытерла тыльной ладошкой руки слёзы и молча протянула мне два билета.
«Добрый человек из Сезуана». В роли безработного летчика Владимир Высоцкий.
Спектакль должен был состояться на следующий день, после нашего отъезда!
– У девчёнок выменяла на десять билетов Хазанова. -Она молчала пару минут, а затем встала на цыпочки и прошептала. -Для нас с тобой.-Отвернулась и снова всхлипнула.
***
– Фарух. Скажи честно. Я тебя за это время хоть раз подвёл?
– Нет. А к чему вопрос?
– Кто тебя отмечал целый месяц, как присутствующего? Кто твоё отсутствие скрывал от куратора института?
– Так я же отработал всё сполна! Как и обещал защитился на отлично. Билеты на ИЛ-86 раздобыл. Думаешь легко было? Никто ещё не летал. А мы полетим! Классно. Всем рассказывать будем! Две палубы! Супер!
– Вы полетите!
– Не понял? Как это? Ты что, не с нами?
Я протянул ему свой билет.– Ты же всё можешь. Sehrgar (волшебник. Узб.). Cделай так, что бы я улетел, только послезавтра.
– Но ведь ИЛ в этот день не летит! Да и вообще, как ты себе это представляешь? Мне, что опять ночь не спасть?
К нам неслышно подошла Екатерина.– Я эти билеты продавать не буду. Сохраню на память.
Фарух взглянул на мятые листочки. Мгновенно всё понял и исчез. Он же у нас sehrgar.
***
– Значит так. На спектакль приходим часа за три, до начала.– Катюша встала на ципочки и пыталась заглянуть мне в глаза.
– Это ещё зачем. Да и кто нас в театр пустит?
– Не спорь со мной. Пожалуйста. Знающие люди говорят, что так надо. И всех пускают. Только надо седеть молча.
– Три часа до начала спектакля, да ещё молча? Ты часом ничего не напутала?
***
Толпы у театра не наблюдалось. Но завсегдаи дейтсвительно небольшими стайками начали собираться за три часа до начала спектакля.
***
Тихо, как мыши, рассаживались на свои места и слушали затаив дыхание.
Высоцкий сидел на стуле у самого края сцены. Что-то наигрывал, что-то записывал в большой тетради, стоящей перед ним на пюпитре. Некоторые песни играл целиком, некоторые, только куплетами. Однако неповторимое чувство сопричастия к его творчеству переполняло присутсвующих. Некоторые попытались хлопать. Но на них тут же зашипели и зашикали. Виновные моментально осекались и больше ничего подобного себе не позволяли.
Наконец Володя поднялся поклонился и ушёл за кулисы. Я оглянулся. Зал был забит битком. А через минуту поднялся занавес. Спектакль начался. При этом ни первого, ни второго, ни третьего звонка не давали. Я так понимаю, в этом не было никакой надобности!
***
Спустя четыре месяца москвичи хоронили всесоюзного кумира. Не было никаких призывов приходить, попрощаться. Олимпиада. Первая в Советском Союзе. Катюша писала, что людей пришло нескончаемое море. И ни одного скандала, и никакой давки.
***
Из-за своих бесконечных командировок, отвечал на её письма с большим опозданием или не отвечал вовсе. В столицу не посылали. В общем я её больше не видел. Но пожелтевшие прямоугольнички, с оторванным контролем храню. Недавно показал их своим повзрослевшим детям.
Они пожимают плечами.– Стареешь батя. Всё же в интернете есть. Только мышкой кликни!
РАССКАЗЫ О ГОРОДЕ И КРАЕ
Гаражная история
В Краснодаре зима. Канун Нового года. Снега нет и в помине. С лёгкой руки классика, домочадцы прозвали такую погоду-ужиной! (Мне здесь прекрасно… тепло и сыро!*). Как в старушке Европе.
Чем занимаются тамошние мужики, в преддверии Рождества? Топают в бары и таверны. И за порцией доброго эля или винца, судачат о делах и событиях уходящего года, строят планы на ближайшее, и не очень, будущее. А наши-то, чем хуже? Только у нас традиция иная, гаражная.
Вон там, внизу, свет пробивается через неплотно прикрытые массивные ворота. Популярный в нашем квартале клуб, мастера на все руки, Коляныча.
Автомобиля у меня нет, ни личного, ни персонального. Однако гаражные посиделки, порой, посещаю и я. Читаю завсегдатаям главы из новых книг. Выслушиваю, нелицеприятную, но объективную, критику. А случается, что и скупую, мужскую похвалу, более значимую, для меня, чем диплом лауреата престижного литературного конкурса.