Каннибальский сахар

4. Наслаждение суицидом

5. Твои личный мир боли

6. Кладбище самоубийц

7. Узники плоти

8. Еда для некрофагов

Виктору стало страшно представлять содержание этих песен. В этот момент в кабинет заглянула Мэри:

– Вик, только что звонил коронер. Он просил передать, чтобы ты перезвонил ему или заглянул в морг, если есть свободное время.

– Спасибо, Мэри. Пожалуй, я наведаюсь к нему. Заодно немного прогуляюсь.

Мэри лишь улыбнулась в ответ и закрыла дверь. Виктор вновь остался в одиночестве.

V

В начале июля всегда было жарко. Но июль 1967-го был аномально жарким, даже по меркам Техаса. Обычно после девяти часов утра фермы, отрезанные от внешнего мира многими милями, выглядели заброшенными и безжизненными. Но это было не так. Их обитатели к тому времени уже успевали разобраться со своими хлопотами по хозяйству и искали укрытия от беспощадной жары в своих уединённых домах, построенных ещё до начала гражданской войны и в течение двух веков передававшихся от родителей к их детям. Ферма семьи Картер была именно такой. Дом и владения имели свою многолетнюю историю, связанную с историей семьи, а фамилия Картер когда-то была весьма значимой в этих краях. У границы обширного кукурузного поля, которым заканчивались их владения, брал своё начало густой лес. Его пересекала река, прозванная старыми Техасцами «Змейкой». В самой чаще леса, в низине, Змейка мельчала, и то место могло показаться раем в условиях невыносимой жары. От воды исходила лёгкая прохлада, а нависшие над ней ветви высоких деревьев укрывали от палящего солнца. В низине нашёл свой приют маленький мальчик.

Каждое утро семилетний внук Рональда Картера совершал несколько сотен шагов по узкой тропинке, проходящей через кукурузное поле, и ещё столько же через непроходимый на вид лес. Мальчику нравилась его «низина». Там было прохладно и тихо. Настоящее место спокойствия. Можно было просто сидеть, погрузившись в свои мысли и мечты, а можно было наслаждаться тишиной, нарушаемой лишь звуками природы, например течением воды и пением птиц.

Впервые мальчик увидел эту реку на карте западного Техаса, которую показал ему дедушка. Тогда он сказал своему внуку: «Видишь, малыш, эту реку? Наши прадеды назвали её «Змейкой». Потому что она течет по лесу, извиваясь, словно змея, ползущая в траве». Ещё Картер дал наказ своему внуку, никогда не ходить в тот лес в одиночку, ибо нет гарантий, что найдёшь дорогу обратно. Но шестилетнего любопытного мальчугана предостережение не остановило. Уже на следующий день он перешагнул границу кукурузного поля и оставил ферму своего деда позади. Мальчик не заблудился. И даже более того, он нашёл «низину», то самое место, которое стало ему укрытием от сурового внешнего мира и от всего зла, что в нём обитает. Увидев «низину» в первый раз, мальчик был очарован её красотами, хотя пейзаж был и не столь красочным. Наверное, детские впечатлительность и фантазия сыграли в этом немалую роль. Проведя там несколько часов и вернувшись уже под вечер, он получил взбучку от своего деда за то, что нарушил указ. Но это не остановило мальчика и на следующий день. Вскоре Рональд и Дэби Картеры уверились в том, что с их внуком в лесу ничего страшного не приключится, хотя и продолжали каждое утро твердить ему об осторожности.

Субботу 5-го июля 1977-го он запомнил надолго. Прошло чуть больше года с того момента, как внук Картеров обнаружил «низину». Часы показывали всего 9:30, а жара уже была едва выносимой. После завтрака каждую субботу, по традиции, Рональд и Дэби уезжали в город по магазинам. Мальчик медленно брёл по узкой тропинке через кукурузное поле. Он слышал отдаляющееся тарахтение старого дедушкиного пикапа. Мальчик знал, что они вернутся чуть позже полудня и привезут ему из города каких-нибудь сладостей. Так было всегда, даже если их внук успевал провиниться незадолго до этого.

Он пересёк поле и солидную часть леса, а затем спустился к «Змейке». Каждое возвращение в «низину» было приятным, словно возвращение домой после длительного отсутствия. Мальчик присел на траву в паре шагов от воды. Как обычно он сделал глубокий вдох, чтобы как следует глотнуть свежего прохладного воздуха, и отпустил свой разум в полёт, навстречу мечтам. Но мечты довольно часто прерывались мыслями о не самой приятной действительности. Рассуждения эти были детскими, но всё же серьезными.

Для семилетнего ребёнка семья – это целый мир. Грустно видеть, как этот мир разваливается у него на глазах.

Всё началось с его матери. Люсия страдала приступами параноидной шизофрении. Её сына эти приступы часто пугали, но не потому, что Люсия становилась агрессивной. Она просто становилась другой. Любящая мать, словно куда-то уходила, а её место занимала другая странная женщина не из этого мира. Муж Люсии отказался терпеть «её закидоны», как он их называл, и ушёл от семьи. Всё, что он оставил сыну, это свою фамилию.

Тогда родители Люсии забрали дочь и внука к себе, на ферму Картеров. После ухода мужа приступы Люсии участились. Но Дэби говорила, что любовь и забота излечат её дочь. Ведь больна была душа, а не тело. И любовь – лучшее душевное лекарство. Она оказалась права. В декабре 1966-го Люсия Картер чувствовала себя отлично, наконец избавившись от приступов помутнения. То Рождество, встреченное на ферме, в тёплом семейном кругу, было лучшим для всего его членов. Тем не менее, через несколько месяцев с ней случилось ещё два приступа, один – в феврале, второй – в апреле. Но они были не столь тяжёлыми как раньше. В остальном же состояние Люсии было удовлетворительным. Она проводила много времени со своим сыном и помогала родителям заниматься фермерскими делами.

Тем субботним утром она проспала завтрак. Она продолжала спать, когда её родители направлялись в город на своём стареньком пикапе, а её сын мечтал и наслаждался прохладой, сидя у реки в своей «низине». В этот очередной жаркий день он мечтал о том, что когда вырастет, станет врачом. Врачом, который будет лечить болезни, вроде той, которой страдала его мама. Он просто соберёт всех больных вместе и окружит их заботой. Ведь, по словам его бабушки, забота и любовь – лучшее лекарство для человеческой души. Мечта была по-детски глупой, но именно это делало её такой забавной и милой. Потом мальчик подумал о своём отце, который тоже был врачом. Он лечил зубы. Мама всегда говорила, что папа – дантист, но раньше мальчик постоянно забывал это слово, потому что оно казалось ему сложным и невероятно мудрёным. Мальчик часто задавался вопросами о том, помнит ли отец своего единственного сына, где он сейчас, и жив ли вообще… Ещё он надеялся, что однажды отец появится на пороге дедушкиного дома, попросит прощения у мамы, а она простит его, и все они заживут счастливо на ферме Картеров большой дружной семьёй. Однако один день сменялся другим, этого не происходило, но надежда в детском сердце не угасала.

Мальчик не знал, сколько времени прошло с его прибытия в «низину», но он понял, что пора идти. Каждую субботу, когда бабушка с дедушкой уезжали в город, мама затевала домашнюю уборку. Ей в любой момент могла понадобиться помощь сына. Он поднялся на ноги, обвёл взглядом «низину» в знак прощания и отправился в путь. Дойдя до старейшего дуба, который служил неким ориентиром, мальчик не пошёл прямо обычным путём, а повернул на восток, решив сделать небольшой крюк и заодно прогуляться. По дороге он нашёл длинный прутик и начал размахивать им, воображая себя средневековым рыцарем с мечём в руке. Лес стал зловещим пристанищем для чудовищ. Вскоре он вышел на «мёртвое» поле. Когда дедушка впервые рассказал о нём, мальчик испугался. Но Рональд Картер лишь улыбнулся и успокоил внука, сказав, что поле называется «мёртвым» не потому, что на нём живут призраки, а потому, что земля там давно утратила своё плодородие и превратилась в бесполезный участок. Там росла лишь пожелтевшая на солнце трава, доходящая семилетнему ребёнку почти до пояса. Пройдя по «мёртвому» полю и разобравшись с призраками, которые были рождены детским воображением, молодой рыцарь шмыгнул в высокие заросли кукурузы. Но это были не кукурузные стебли, а великаны, пришедшие захватить королевство, что защищал рыцарь. Мальчик шёл, прорубая ряды «кукурузных великанов» своим мечём-прутиком, и вскоре вышел на ту узкую тропинку, по которой он ходил почти каждый день вот уже второе лето подряд. На полях царила тишина, если не брать во внимание стрекот кузнечиков. Бабушка всегда говорила, что они стрекочут к дождю, но зелёные насекомые делали это каждый день, а дождя не было уже пару недель. Мальчик медленно брёл по тропинке, украшая скучную реальность своим воображением. Он чувствовал себя рыцарем, возвращавшимся в родной замок с прекрасными новостями о великой победе над армией злобных великанов. Из мира фантазий его вернул внезапно раздавшийся резкий пугающий звук. Звук выстрела.

На протяжении многих лет он часто вспоминал тот день. И каждый раз, намертво врезавшийся в память, звук выстрела заставлял Виктора вздрагивать. Как и сейчас. Покинув свои мысли, детектив вернулся в пыльный кабинет. Его последняя сигарета была докурена, а ещё дымящийся окурок прибывал в пепельнице. Виктор опустил глаза. Перед ним, на столе, лежал диск «Cannibal Sugar». Недолго раздумывая, он убрал диск в ящик стола и поднялся с кресла. Виктор снял плащ с крючка, вышел из кабинета и хотел направиться прямиком к выходу, но вместо этого подошёл к рабочему месту Мэри. Она оторвалась от экрана монитора и взглянула на детектива своими прекрасными большими зелёными глазами.

– Мэри, я направляюсь в морг. Ты не могла бы найти для меня кое-какую информацию касательно этого дела о самоубийстве?

– Да, конечно.

– Отлично. Узнай, пожалуйста, наблюдался ли Билл Свонсон в каких-либо психиатрических заведениях. И найди информацию о рок-группе именуемой «Cannibal Sugar».

– Будет сделано, детектив. – Мэри вновь одарила Виктора милой улыбкой и уткнулась назад в экран монитора.

Виктор кивнул и молча удалился.

VI

Денёк выдался тёплым, и тёмно-бежевый плащ Виктору пришлось всю дорогу таскать в руках. Здание морга располагалось недалеко от департамента полиции города Вест-Фронтир. Дойти от своего кабинета до лаборатории Джона детектив Стабс мог за десять минут, но в этот день времени ушло чуть больше, так как Виктор шёл медленным прогулочным шагом. Выходя из пыльного офиса на свежий воздух, он каждый раз закуривал сигарету. И в этот раз по привычке он начал шарить по карманам, но вспомнил, что докурил последнюю сигарету несколько минут назад. До ближайшего магазина пришлось бы топать целый квартал. Виктор начал курить давно и не думал о том, сколько сигарет выкурил за эти годы. Цифры могли быть пяти или даже шестизначными. Но он знал одно – однажды это его убьёт. Если, конечно, раньше он не словит пулю от какого-нибудь барыги, толкающего наркоту в трущобах западной части города. Мысли о смерти его никогда не пугали. Может, потому что Виктор осознавал её неизбежность, а может, потому что постоянно сталкивался с ней на работе, и смерть для него превратилась во что-то обыденное. Вне работы ему тоже приходилось иметь дело со смертью. Виктор потерял немало близких людей. Впервые это случилось, когда он был семилетним мальчуганом с фермы Картеров. Тот самый первый раз был для него тяжёлым. Он заставил Виктора быстро повзрослеть и отказаться от своих грёз.

Детектив Стабс добрался до парадного входа и вошёл в приемную. Помещение пустовало. Лишь потом детектив заметил девушку, сидящую за стойкой в регистратуре. Она что-то быстро записывала. Потом зазвонил телефон, девушка подняла трубку: «Городской морг. Я вас слушаю». Виктор разглядел её лицо. На вид не особо симпатичная, в очках, с неправильным прикусом. Возможно, детектив уже видел её здесь и раньше, но он никогда не запоминал лица людей, чьих имён не знал. Девушка перекинулась парой слов с человеком на другом конце провода и положила трубку. Виктор попал в её поле зрения:

– Детектив Стабс, добрый день. – Она знала его, значит, их встреча была не первой. – Доктор Вейлонд ждёт вас в лаборатории. Пойдёмте, я провожу.

– Спасибо, не стоит. Я был здесь уже не один десяток раз и знаю дорогу.

– Хорошо. – Девушка зарылась обратно в свои бумаги.

Виктор шёл по коридору и думал о том, как же было здесь тихо. Может, именно этим объяснялась любовь Джона Вейлонда к своей работе. Он был славным малым. Весёлым, дружелюбным человеком и отличным, внимательным к деталям патологоанатомом.

Наконец детектив добрался до лаборатории. Джон стоял перед раковиной и мыл инструменты. На нём ещё были надеты перчатки и заляпанный кровью фартук.

– А вот и ты Вик, проходи.

Виктор подошел к операционному столу и взглянул на тело, лежащее под белой простыней:

– Это он?

– Да. Я только что с ним закончил. – Джон закрыл воду, стянул перчатки и отправил их в контейнер для мусора.

– Обнаружил что-нибудь интересное? – Виктор посмотрел на своего старого друга, который в своей рабочей одежде выглядел немного забавно.

– О да. На мой взгляд, это очень интересно. – Невысокий толстячок, уже в возрасте, в развалку, но довольно шустро подошёл к столу с рабочими инструментами, назначение которых Виктору было не известно.

Джон взял со стола маленький пакетик для улик и передал его детективу. В пакетике лежало отколотое горлышко тёмно-коричневого цвета, которое Джон обнаружил в спальне Свонсона.

– Ты показывал мне его сегодня утром. – Виктор внимательно разглядывал улику.

– Да. А ещё я сказал, что не нашёл других осколков. Так вот, они обнаружились при вскрытии.

– При вскрытии? – Виктор удивлённо взглянул на Джона и вернул ему пакетик.

– Парень действительно покончил с собой. Перед смертью покойный не принимал никаких химических веществ, ничего такого я в его организме не обнаружил. Он сделал это довольно необычным образом. – Джон глубоко вздохнул.

– Насколько необычным? – Спросил Виктор.

– Он проглотил все осколки. Полость рта и пищевод сильно изрезаны. В желудке много стекла. Один же самый крупный осколок застрял у него поперек горла. Я полагаю, именно это стало причиной смерти.

– Господи, это просто ужасно.

– Ты прав, Вик. – Джон продолжал вертеть в руках пакетик с недавно найденной уликой. – За тридцать лет работы я повидал множество искалеченных тел, и выглядели они куда страшнее, чем это… Но мысль о том, что человек сам обрёк себя на столь мучительные страдания, повергает меня в ужас.

Виктор молчал. Джон посмотрел на него грустным уставшим взглядом: