Под покровом тайны

Однако, проворочавшись с час, мне все же удалось заснуть в обнимку с подушкой, и проснулась я только, когда утреннее солнышко припекло лицо своими лучами.

Бодро вскочив с кровати, я обнаружила, что время уже почти девять утра. Пару раз зевнув, приступила к одеванию и заправке кровати. В это время, видимо услышав мое хождение, в комнату зашла мама.

– Леночка, доброе утро. Ну, как ноги не болят после танцев, – спросила она улыбаясь.

– Доброе утро мамочка, у меня все в полном порядке, – бодро отрапортовала я.

– Это хорошо, а у меня для тебя есть сюрприз, – загадочно сообщила мама.

Я сразу забыла все свои переживания по поводу вчерашних событий и начала выспрашивать, что за сюрприз.

Мама сопротивлялась недолго и все выложила на блюдечке.

– Доча, ты через неделю едешь в лагерь комсомольского актива в Пергубе! – сказала она.

От неожиданности я не могла сказать не слова и только недоверчиво глядела в ее сторону.

Мама вздохнула и начала рассказывать.

– Понимаешь, я вчера так же, как ты удивилась, когда мне на работу позвонил ваш директор школы. Он первым делом спросил, не уехала ли ты куда-нибудь, а потом сообщил, что на школу райком ВЛКСМ выделило еще одну путевку на старшеклассников и вчера на партийной группе вместе с комсомольским бюро школы ее решили отдать тебе за активное участие в комсомольской работе.

Сказав все это, она внимательно уставилась на меня, наверно в поисках радости на лице. Не найдя ее, мама обратилась ко мне с вполне ожидаемым вопросом.

– Лена, ты не рада? Тебе не хочется две недели провести на природе, купаться, загорать?

Я хмыкнула.

– Мама, если бы вы меня не отправляли каждый год в пионерский лагерь, ты могла бы вешать мне эту лапшу про купания. Я лучше проведу каникулы дома, буду на пляж ходить загорать. Погоди! Ты же меня обещала устроить на работу на июль, как же с ней теперь быть?

– Ой, успеешь наработаться, – отмахнулась мама, – отдыхай, пока время есть.

Я сделала вид, что раздумываю, и минутой позже глубокомысленно сказала:

– Знаешь, если хочешь, чтобы я хорошо отдохнула, отправьте меня к прабабушке Аглае.

– Лена! – сразу завелась мама, – сколько раз буду одно и тоже говорить, ноги твоей там не будет.

Я хихикнула.

– Мама, ты что серьезно думаешь, что прабабушка Аглая – колдунья? Ты же тоже была комсомолкой, даже Ворошиловским стрелком и такая суеверная.

Мама, как-то съежилась, говоря о своей бабушке.

– Не знаю, я всю жизнь ее боялась, до сих пор, если она приснится, целый день, как не своя хожу, – вдруг призналась она, – часто вспоминаю, как мы в детстве мимо нее на цыпочках бегали. А цыганки за километр ее двор обходили и никогда второй раз в деревню нашу не заезжали.

Но папа ведь не боится, – снова начала я разговор, – прошлой весной ездил ей забор поднимал.

– Что ты отца приплетаешь, – возмутилась мама, – он взрослый человек, и прабабушке в нос пришелся.

– Так и я в нос пришлась, – пришел мне в голову ответный аргумент.

– Этого то и боюсь, – в сердцах сказала мама, и испуганно остановилась на полуслове.

– Но я услышала достаточно.

– Мама, так чего ты боишься? – тут же задала я очередной вопрос.

– А ничего я не боюсь! Все! Закончили разговор. Не хочешь ехать в лагерь сиди дома на жопе. Ходи по асфальту все лето, да на танцульки свои, – выпалила она и вышла, хлопнув дверями.

– Ай, на фиг! – подумала я, – Валька через три дня уедет в Выборг поступать, говорит там конкурс меньше, а мне что делать? Ничего, я папу уговорю и поеду в деревню, там ко мне никто приставать не будет. До обеда можно спать, бабушка с утра пирожков с щавелем нажарит, или блинов. Хорошо! А в этом лагере… могу представить, что там будет – примерно тоже самое, что в прошлом году в пионерском. Купание раз в день по десять минут, конкурсы дурацкие, походы, и игра в бутылочку по вечерам. Девки в комнате будут хихикать да глупости всякие рассказывать. Не хочу!

С такими мыслями отправилась завтракать. Мама, несмотря на нашу размолвку, уже приготовила яичницу с луком, и я с удовольствием начала ее поглощать.

– Значит, в лагерь не поедешь? – вновь вернулась она к предыдущему разговору.

– Не поеду, – коротко ответила я и встала, чтобы налить себе какао.

– Вот упрямая, вся в отца, – себе под нос буркнула мама, – ну не хочешь, как хочешь. Тогда наверно, хоть и не желательно, а придется отправить тебя на две недели в деревню.

– Ура! – завопила я, и, поставив кружку с какао на стол, обняла маму за плечи, – спасибо мамочка! Тогда я Валю провожу через три дня и сразу уеду в Серебряное.

– Ну, ладно-ладно, тебе, успокойся, что ты право, как маленькая виснешь, – смущенно сказала мама, – с одной стороны хорошо, что поедешь, хоть бабушке поможешь, дом приберешь, а то он напрочь грязью зарос. Я последний раз там три года назад все намыла. Так мне казалось, что меня все время кто-то холодными лапами за ноги хватает. Потом корвалол неделю пила, чтобы успокоиться. А вот тебя почему-то всегда туда тянет, как будто тебя бабушка, чем приманила.

Я слушала мамину речь и думала:

– Ой, можно представить, хватали тебя за ноги. Придумываешь ты все. Просто прабабушку Аглаю не любишь и она тебя тоже, поэтому так и говоришь.

Мне всегда было трудно понять мамину неприязнь, для меня прабабушка была связана с яркими солнечными днями, теплой речкой, запахом трав на чердаке. Мое любимое занятие было забраться туда, рухнуть в ароматное зеленое сено, заготовленное для козы Марфы, и лежать, разглядывая пучки разнотравья, висящие на балках. Я даже иногда ночевала там, хотя меня ждала в комнате кровать с большой периной. Под тихий стрекот сверчка, очень здорово засыпалось. В основном меня отправляла туда бабушка, чтобы я не мешала ей читать заговоры, приходящим к ней под покровом ночи, женщинам.

Но хоть я и не разбирала слов, с чердака их было не разобрать, но рваный ритм и мелодия оставляли странное впечатление и погружали меня в удивительное состояние безвременья.

Мне было лет шесть, когда я сидела у конуры и разглядывала нашего пса Шарика. Тот в это время зализывал порез на передней лапе и жалобно смотрел на меня. Не знаю почему, но я положила ладонь ему на лапу и начала без слов мурлыкать один из таких заговоров.

Пес затих, и только смотрел на меня своими большими добрыми глазами.

Понемногу эти глаза расплывались передо мной, и я уже не понимала и не ощущала, что вокруг происходит.

Неожиданный удар по щеке, заставил меня прервать напев, я подняла голову и увидела бабушку Аглаю, она стояла растрепанная, без своего платка, седая коса толщиной с мою тогдашнюю голень, висела у нее чуть не до земли.

– Ты что творишь, девка! – закричала она, – кто разрешил? С ума сошла!

Я, взявшись за горящую щеку, непонимающе смотрела на нее. Потом у меня брызнул фонтан слез.

– За чтооо, бабушка? – заныла я.

Та, вместо ответа, схватила меня за руку и потащила в дом. Там усадив на лавку, оглядела со всех сторон и изрекла:

– Еще раз услышу, как бормочешь то, чего не понимаешь, вицы получишь!