Многие производства вовсе отсутствовали. Так, например, выделка стекла, как и производство бумажных и шелковых материй в XVI веке, как еще и впоследствии, совершенно не были известны на Руси, и соответствующие изделия привозились из-за границы. Плотникам было много работы, так как дома были деревянные. На это указывают и Барберини, и Герберштейн (Москва – город деревянный), и Флетчер, и Олеарий. Поэтому Москву называли пылающей – дома, построенные из соснового теса, горели точно факелы; мох, которым конопатили стены, и смола, заключавшаяся в бревнах, также давали много пищи огню. Пожары происходили и от бересты и дерна, которыми покрывали крышу, так что в Москве не проходило месяца без сильного пожара.
Опустошительные действия огня должны были вызывать каждый раз новые постройки домов, как и стремление заменить деревянные строения каменными. По всей стране велось каменное строительство. В Москве появились первые большие казенные предприятия – Оружейная палата, Пушечный и Суконный дворы. Но, по словам Олеария, только бояре и богатые купцы имели каменные дома, да и эти дома были построены лишь в XVII веке. Мейерберг, Рейтенфельс и другие иностранцы также удостоверяют, что их было очень мало и только бояре и иностранцы строили такие дома. При этом в домах было мало окон, да и те были без стекол, а печи без труб, и даже каменные дома нередко были крыты лыком.
Институциональные формы организации ремесленного производства. В России XVI–XVII веков практически не было цеховой организации ремесленного производства, подобной западноевропейской, где существовала очень жесткая регламентация при производстве и реализации продукции. На Руси отдельный ремесленник зачастую занимался изготовлением не одного, а нескольких видов товаров. В XV–XVII веках торгово-ремесленное население городов имело наименование посадских людей, так как они жили на посадах, вне укрепленной части городов. Посадские люди составляли единую тяглую общину (сословную корпорацию), выполняли определенные государственные повинности, которые раскладывались между всеми людьми. Они были связаны круговой порукой, поэтому посадское население было заинтересовано (контролировало) в том, чтобы никто не уклонялся от выполнения городских повинностей и чтобы все были прикреплены к тяглу.
Городские ремесленники имели свои организации. Формами ремесленных объединений являлись иногда территориальные подразделения внутри городов: «улицы», «ряды», «сотни». Ремесленники отдельных профессий занимали целые улицы. В городах имелись, например, улицы – Бронная, Кузнечная, Гончарная и др. Можно предполагать, что и на Руси существовал обычай, по которому требовался экзамен на звание мастера с представлением «урочных» (образцовых) изделий. В XIV–XV веках среди ремесленников наблюдалось имущественное расслоение. Некоторые из них (особенно ювелиры и оружейники) являлись даже кредиторами князей. В то же время рядовая масса ремесленников жила в бедности и многие из них попадали в долговую кабалу.
68.3. Внутренняя и внешняя торговля
Денежное хозяйство начинает завоевывать себе место в России уже со второй половины XVI века. В это время открывается торговый путь через Белое море и заключается первый торговый договор между Англией и Россией. В Холмогорах, а потом в Архангельске и других городах, образовались новые рынки для внешней торговли, не уступавшие Новгороду. По дороге от Москвы к этим рынкам оживляется ряд городов. Почти одновременно замечается значительное оживление внутреннего обмена; растут торжки и ярмарки. Сеть торговых дорог покрывает страну; из Москвы идут семь дорог по всем направлениям. Из одного только Ярославского края ежедневно приходят в Москву на продажу 700-800 возов зерна. Вместе с ростом торгово-денежных оборотов, с увеличением в стране количества денег, крестьяне в большей или меньшей мере переводятся с натурального оброка на денежный.
Уровень развития торговли в XVI–XVII веках поражал всех иностранцев, приезжавших в те времена в Москву. М.И. Туган-Барановский замечает, что можно было бы привести сколько угодно цитат из иностранных писателей XVI и XVII веков, выражавших удивление перед энергичной торговой жизнью Москвы. В качестве примера он приводит отзывы двух путешественников, сочинения которых являются главным иностранным источником для изучения русской торговли времен Алексея Михайловича – де Родеса и Кильбургера. Де Родес, посетивший Москву в 1653 году, пишет: «Достаточно всем известно, что все постановления этой страны направлены на коммерцию и на торг, в чем удостоверяет ежедневный опыт, потому что все здесь, от высшего до низшего, только и думают, только и стараются, как бы чем-нибудь нажиться. В этом отношении русская нация гораздо деятельнее всех остальных вместе взятых»[14 - Цит по: Туган-Барановский М.И. – Избранное. Русская фабрика в прошлом и настоящем. Историческое развитие русской фабрики в XIX веке. М.: «Наука», 1997. С. 79.]. То же говорит и Кильбургер: «Все жители Москвы, начиная от знатнейших до последних, любят торговлю; в Москве более лавок, чем в Амстердаме или даже в целом ином государстве… Более всего замечательно и похвально в Москве то, что для каждого рода товаров, от самых лучших до худших, есть особые улицы и рынки Торгующие шелком имеют свои особые ряды, равно как и продающие пряные коренья, лак, шапочники, оловянщики, медники, скорняки, сапожники и пр.»[15 - Там же. С. 79.]
Крупные торговцы (гостиная и суконная сотни и особенно «гости») являлись одним из самых влиятельных общественных элементов Московской Руси. Особенно усилилось политическое значение представителей крупного торгового капитала в эпоху Алексея Михайловича. «Новоторговый устав», изданный, как указано в самом уставе, «по челобитью Московского государства гостей и гостиных сотен и черных слобод торговых людей»[16 - П. С. З. (Полный свод законов Российской империи). Изд. 1-е. Т. I. С.408.], был ярким выражением влияния купеческого капитала на законодательную деятельность Московского государства.
Организация торговли характеризуется обыкновенно изолированностью рынков, приводящей к резким колебаниям цен на товары в разных местностях, ярмарочной системой продажи, тяжелыми проезжими и торговыми пошлинами, лежавшими на товарах, и крайней дороговизной перевозки, являвшейся следствием неудовлетворительности путей сообщения. Ярмарочная система не имела первостепенного значения в торговле сельскохозяйственными продуктами, так как по всей почти стране было рассеяно множество постоянных хлебных рынков. Такие рынки были почти во всех центральных городах, особенно в Москве, Ярославле, Твери, южнее в Туле и Рязани, на севере в Вологде и Устюге, на западе в Смоленске, Пскове, Новгороде. Региональные рынки селхозпродукции не были изолированы этому содействовало сильное развитие посреднической деятельности капиталистов-скупщиков. О таких торговых посредниках упоминает не одно житие святых (напр., житие Зосимы и Савватия, Александра Ошевенского), писцовые книги и грамоты неоднократно указывают на торговые поездки новгородских купцов в Двинскую землю, во все новгородские пятины, в Центр и т.д.
РАЗДЕЛ 8. Глобальный цикл церковной организации. Стадия активного роста и обретения автокефалии Русской Церкви XIII–XVI столетия
ОТДЕЛ 20. Процессы и тенденции духовно-религиозной жизнедеятельности Русской Церкви
ГЛАВА 69. Положение Русской Церкви в период владычества Золотой Орды
69.1. Период испытаний и гонений
Нашествие татаро-монгольских орд обозначило новый период в истории Руси и Русской Церкви – это был не только период гонений и испытаний, но и период духовного подъема народа. Русской земле дано было очень многое; в готовом виде она получила Христианскую Церковь и христианское просвещение из Византии. На Русской земле были явлены вершины святости на примере таких подвижников, как преп. Антоний и Феодосий Киево-Печерские, было немало святых и благочестивых князей и святителей. С такими дарами народ должен был трудиться во славу Божию, приумножая полученное духовное богатство. Но вместо этого началась братоубийственная вражда и междоусобицы. Имели место двоеверие и пережитки язычества, огромная масса народа оставалась полуязыческой и все еще продолжала поклоняться идолам. Полноценной церковной жизни во многих районах Руси, особенно в сельской местности, так и не было налажено. Изъяном церковной жизни явилось и то, что подавляющее большинство населения не считало необходимым венчаться в Церкви. Вообще, в области таинства брака на Руси было допущено немало искажений. И хотя Церковь утверждала моногамный брак, все еще оставалось много неприемлемого с точки зрения христианства, в силу живучести языческого сознания. В народе бытовали обряды т.н. «купальской ночи», разного рода «русалии» и иные обычаи. Также и в княжеской среде можно было столкнуться с нехристианским отношением к таинству брака.
Вообще должно сказать, что грубость нравов, жесткость сердца, отсутствие христианской любви к ближним и бесчеловечие составляли самый главный нравственный недостаток того времени. Всего чаще и более этот недостаток обнаруживался при взаимных распрях и междоусобиях наших князей. Движимые своекорыстием, властолюбием, мстительностью и другими недостойными чувствами, они не щадили ни друг друга, ни своих подданных. Умерщвляли своих пленников, когда могли, заключали их в оковы и темницы или даже выкалывали им глаза. Так поступил великий князь московский Василий Васильевич с галичским князем В.Ю. Косым и брат этого последнего Димитрий Шемяка с самим Василием Васильевичем.
Вслед за распадом Киевской державы и кровавыми усобицами русских князей очень скоро последовало и вразумление русскому народу. В середине XIII века на Русской земле разразилась трагедия. В период с 1237 по 1241 год произошел невиданный доселе разгром Руси. Многоплеменная и многоязычная орда – тьма тьмущая, возглавляемые ханом Батыем, внуком и преемником Чингисхана, прошла разрушительной лавиной практически по всем русским землям, крупным и малым городам некогда единого Киевского государства, которое превратилось в некий симбиоз самостоятельных княжеств. Христианские храмы были разграблены, а потом запылали, пожираемые огнем. В пылу завоевания доставалось всем и вся. Разгром Руси был всеобъемлющим, была опустошена старинная Киевская Русь, пустевшая с половины XII века.
Русь была полностью разгромлена, почти уничтожена. Материальные и людские потери были столь велики, а шок, последовавший за резким переходом от благополучия Киевского периода к ужасам татарщины, столь глубок, что почти целое столетие Русь не могла оправиться от Батыева погрома. При этом долго не удавалось восстановить не только прежний уровень материально-технической культуры или вернуться к былым демографическим показателям, но наступило и страшнейшее духовное одичание народа. Проявления этого были отмечены Владимирским Собором 1274 года: безграмотность и бескультурье сочетались с возрождением языческих суеверий и падением нравов. Еще не вполне укрепившееся в Киевский период православное сознание оказалось во многом замутненным и искаженным: предание и традиции угасали. Кошмар ордынского владычества приводил к тому, что обесценивались традиционные для Православия нравственные ценности. Люди зачастую жили лишь с мыслью об удовлетворении самых элементарных потребностей, опускаясь до полу-животного состояния. И над всем этим господствовал страх перед новым повторением нашествия. Летописцы того времени отмечали, что русские трепетали от одного упоминания слова «татарин».
Духовно-нравственной причиной катастрофы, постигшей Русь, страшных бедствий и напастей, навалившихся на Русскую землю, очевидцы тех событий видели в беззаконном бытии русского народа. В том, что более, чем за два с половиной столетия, которые минули со времени крещения Руси, русский народ в полной мере так и не воцерковился. Далека была от христианского идеала евангельской любви жизнь народа. Летописцы признавали греховность своего народа как причину постигших его бед, когда говорили, что «по грехам нашим навел на нас Господь безбожных агарян», или, например, автор «Повести о разорении Рязани Батыем» отмечает: «И была сеча зла и ужасна.... Все это навел Бог грехов наших ради…».
«Русские летописцы не напрасно называли поганых агарян батогом божиим, вразумляющим грешников, чтобы привести их на путь покаяния. Всех удачнее пользовались этим батогом великие князья московские против своей братии». [Ключевский В.О.: Том 2, С. 54. История России, С. 21447].
Подавляющее численное превосходство завоёванных народов над татарами и монголами объективно заставляло последних строить свою внутреннюю и внешнюю политику на конфессиональных противоречиях. Так западноевропейские авторы отмечали присутствие при дворе монгольских императоров священников основных мировых религий и последователей множества языческих культов, лояльное отношение монгольских правителей ко всем священнослужителям. В сочинениях арабских и персидских авторов мы также можем найти указания на пребывающих в ставке ханов представителей различных вероисповеданий и религиозных культов. Благодаря восточным авторам, известны многие положения монгольского собрания законов – Ясы, автором которой считается Чингисхан, и которая не дошла до нас в полном виде. Среди предписаний Ясы были и такие, которые требовали от монгольских правителей – потомков Чингисхана – уважительного отношения ко всем религиям, выражающегося в освобождении священнослужителей от всех податей и повинностей. Китайские источники, впрочем, как и русские летописи, подтверждают предписания Ясы, изложенные в трудах мусульманских авторов, об освобождении священнослужителей различных конфессий от выплаты податей, выполнении повинностей, а также защите личности и имущества священников от всякого посягательства со стороны подданных монгольского императора.
По-язычески веротерпимые татары, боявшиеся разгневать не только своего, но и чужого для них Бога, на этот раз христианского, не только старались не причинять бед Русской Церкви, но и поставили ее отчасти в привилегированное положение по сравнению с другими институтами Руси. Весьма интересной является серия исторических документов, содержащих уникальные сведения о пожалованиях и привилегиях данных светской властью представителям Русской Церкви. В первую очередь, – это ярлыки ордынских ханов, данные русскому духовенству. В 1267 году митрополит Кирилл III получил от хана Менгу-Тимура ярлык, оградивший Церковь и ее владения от посягательств со стороны ордынских властей. Сюда же можно отнести «Уставную грамоту великого князя московского Василия Дмитриевича и митрополита Киприана», а также – жалованные грамоты великих и удельных князей монастырям.
Подлинники ордынских ярлыков, до нас не дошли, хотя указания, весьма смутные, на их существование сохранились. В первой половине XV века был составлен сборник с древнерусскими переводами ханских жалованных грамот, имевший своей целью поучения православных князей и бояр на примере отношения иноверных правителей к русским митрополитам[17 - Приселков М Д. Ханские ярлыки русским митрополитам. Пг ,1916. С 62; Описи царского архива XVI в. и архива Посольского приказа 1614 г. М ,1960. С.32; Григорьев А П Сборник ханских ярлыков русским митрополитам. СПб., 2004.].
На основании ханских ярлыков и княжеских грамот можно сделать вывод о продолжавшемся, несмотря на власть Золотой Орды, экономическом укреплении Русской Церкви. Помимо традиционных источников дохода, определенных ещё уставами Владимира, Ярослава, и других русских князей, появляются значительные налоговые льготы со стороны ордынских ханов. Этот фактор имел большие последствия в экономическом и политическом планах. В этот период продолжался рост земельных владений Русской митрополии, епископских кафедр и монастырей. Ханские ярлыки русским митрополитам свидетельствуют о независимости последних в экономическом и политическом вопросах от великокняжеской власти. Великие князья могли жаловать или не жаловать митрополитов своей собственностью, но собственность митрополитов и право осуществления канонической и иной деятельности были защищены установлениями ордынских ханов. Многочисленные жалованные грамоты великих и удельных князей игуменам монастырей показывают, насколько светская княжеская власть была заинтересована в развитии монастырского землевладения, при помощи которого она привлекала в своё княжество новое население, а также надеялась получать поддержку монастырей в борьбе с политическими противниками.
Так как собственно ордынские и русские источники почти не сохранились, то привлечение сообщений восточных и западных авторов по истории Монгольской империи и улуса Джучи (Золотой Орды) просто необходимо. Ценность информации, содержащейся в свидетельствах восточных и западных авторов, состоит в том, что она позволяет проследить конфессиональную политику ордынских правителей уделявших ей огромное значение ввиду очень широкого охвата земель государств, подвергнувшихся их завоеваниям. Так западноевропейские авторы отмечали лояльное отношение монгольских правителей ко всем священнослужителям, и факт присутствия при дворе татаро-монгольских императоров священников основных мировых религий и последователей множества языческих культов. Благодаря восточным авторам, известны многие положения монгольского собрания законов – Ясы, автором которой был Чингисхан, и которая не дошла до нас в полном виде. Среди предписаний Ясы были и такие, которые требовали от монгольских правителей – потомков Чингисхана – уважительного отношения ко всем религиям, выражающегося в освобождении священнослужителей от всех податей и повинностей. Китайские источники, впрочем, как и русские летописи, подтверждают предписания Ясы, изложенные в трудах мусульманских авторов, об освобождении священнослужителей различных конфессий от выплаты податей, выполнении повинностей, а также защите личности и имущества священников от всякого посягательства со стороны подданных монгольского императора.
Дополнительным источником при изучении степени христианизации Ордынского государства является археологический материал. Раскопки золотоордынских городов показали, наличие в них значительного христианского населения, а также активной канонической деятельности православного духовенства. В 1263 году была учреждена особая епископия в столице Золотой Орды Сарае. При посредстве Сарайского епископа были установлены прямые отношения между ордынским ханом и византийским императором.
Именно Церкви, в первую очередь, обязана Русь тем, что к XV веку она смогла, несмотря на потерю западных земель, вновь консолидироваться и сбросить ордынское иго. Русские митрополиты, проявлявшие, сменяя друг друга, поразительное единодушие и преемственность, заложили основы той политической линии, которую впоследствии восприняли и развили Московские великие князья. Предстоятель Русской Церкви грек Иосиф прибыл на Русь в 1237 году, перед самым нашествием Батыя. Летописи дружно молчат относительно его последующей участи. Он неожиданно исчез во время падения Киева в 1240 году: либо уехал из Руси в преддверии нашествия, либо погиб. Если бы он погиб мучеником, то скорее всего память об этом сохранилась бы. Скорее всего, он просто покинул Русь. Быть может, это было не малодушие или нежелание положить жизнь, за чуждую ему русскую паству, но политическое требование Никейских императоров, которые стремились к миру и союзу с татаро-монголами ради совместной борьбы с латинянами-крестоносцами. Скорее всего, по этой же самой дипломатической причине греки не могли найти замену Иосифу. Кроме того, после страшного разгрома, учиненного на Руси Батыем, Русская митрополия уже мало прельщала византийских иерархов. В итоге Русская Церковь оказалась обезглавленной в самое трагическое время. Этим попытался воспользоваться Угровский епископ Иоасаф, самочинно присвоивший себе митрополичью власть. Он был за это низложен князем Даниилом Галицким. Князь Даниил Романович Галицкий, захвативший Киев накануне нашествия и сумевший удержать его в своих руках впоследствии, оказался той политической силой, которая могла влиять на замещение главы митрополичьей кафедры – высшего поста Русской Церкви. В 1242 или 1243 году вдовствующую кафедру по инициативе Даниила Романовича в третий раз в ее истории занимает русский по крови – митрополит Кирилла II. Иногда его именуют Кириллом III, хотя реальность бытия митрополита XI века Кирилла I, помещаемого между Феопемптом и Иларионом, вполне не доказана. Поставление Кирилла в митрополиты состоялось при патриархе Мануиле II в Никее. Он отправился туда в 1246 году, а возвратился на Русь в 1249 году. Кирилл управлял Русской Церковью довольно долго, до 1281 года. Следует сказать, что знаменательное для истории Русской Церкви согласие патриарха на кандидатуру Кирилла, оформленное его рукоположением на митрополию «всея Руси» около 1246–1247 года, явилось в условиях того времени весьма и весьма незначительной уступкой со стороны Патриархии. Впервые за уже длительный период русско-греческих церковных взаимоотношений избрание этнического русского, да еще самостоятельно проведенное великим князем, не только не привело к каким-либо обострениям, но и было поддержано Патриархатом. Вероятно, греки рады были в это сложное время перепоручить Киевскую митрополию заботам русского выходца. Конечно же, тому причина – непростые условия, в которых оказались и Русь, и Византия в XIII столетии.
Во второй половине XIII – начале XIV веков настоящая духовная, равно как и культурная традиция сохранялась почти исключительно вокруг нескольких крупнейших центров княжеской власти и была достоянием элиты общества. И если в Кремле еще благоговейно хранили собранные по крохам книги, иконы, реликвии былого и даже пытались, пусть пока и незначительно, возрождать традицию, то рядом почти повсеместно царила «мерзость запустения». Такая среда не могла произвести из себя подлинных подвижников иноческой жизни.
Мы имеем наглядное подтверждение тому, что обезумевший от пережитых ужасов народ потерял и само свое этническое самосознание. Зоологический инстинкт выживания заставил всю Западную Русь без какого-либо малейшего сопротивления отдаться под власть немногочисленной, но воинственной и сильной духом Литвы. И если люди еще по инерции ощущали себя русскими, то в территориальном аспекте единства уже не ощущал практически никто. Это и обусловило в исторически очень малый срок дивергенцию единого этноса на три его ветви – великорусскую, малорусскую и белорусскую, – горькие плоды чего мы пожинаем до сих пор.
В такой ситуации только мудрое предвидение святого благоверного князя Александра Невского, взявшего столь непатриотичный на первый взгляд курс на сближение с Ордой, могло дать возможность и время для того, чтобы прийти в себя, оправиться от разгрома и, залечив раны, наконец начать думать о том, как собрать расчлененную и растоптанную Русь воедино, а затем и сбросить ненавистное иго. Ненавидимые большинством народа других областей Руси, порицаемые за скопидомство и мнимый «коллаборационизм» по отношению к татарам, московские князья дома святого Даниила, тем не менее, тихо и упорно делали свое дело, которое уже в первой половине XIV века стало давать свои робкие всходы. Купленные на собранные Калитой с кровью и слезами со всей Руси деньги несколько десятилетий мира и тишины дали стране возможность не только передохнуть и накопить силы и средства, но главное – воспитать новое поколение. Это уже было поколение, которое не ведало панического страха перед Ордой, и которое могло, наконец, задуматься не только о том, как уберечь для своей семьи от татарина лишний кусок хлеба, но вспомнить, наконец, о прошлом, дерзнуть возродить его. Именно эти люди и их дети вышли потом на Куликово поле. Именно к их числу принадлежали преподобный Сергий Радонежский и его сподвижники, которые взяли на свои плечи подвиг возрождения русского монашества. В этом смысле преподобный Сергий является как бы первым проявлением этой тенденции к возрождению Руси и ее православной духовности. Но порожденная этой новой эпохой его колоссальная личность сама по себе становится впоследствии одним из мощнейших факторов воссоздания Русской земли и созидания православного Русского государства.
69.2. Период духовно-нравственного возрождения и подъема
Общеизвестно, что катаклизмы политического и социального рода почти всегда стимулируют духовный поиск народа, пробуждают его религиозное чувство. Однако, после батыева нашествия на Русь этого не заметно в течение почти целого столетия, вплоть до XIV века мы не видим новых святых. Только лишь с середины XIV века можно говорить, как о духовном подъеме русского народа в целом, так и о взлете русского монашества, в частности. К концу XIV века Русь, даже несмотря на такие тяжелые испытания, как нашествие Тохтамыша, находилась в фазе политического и духовного подъема. Это ощущалось всеми с очевидностью. Вторая половина XIV – первая половина XV веков – было золотым веком русской святости. Эта эпоха дала Руси большое число святых подвижников, в чем нельзя не видеть важнейший показатель высоты общего уровня духовности среди русского народа. А для людей, живущих духовной жизнью проблема автокефалии, почти неизменно связанная с проявлением церковного национализма, не могла иметь существенного значения. Каноническая безупречность для русского православного сознания была столь важна, что воспринималась как неотъемлемое выражение праведности и благочестия.
«Татарское насилие украсило княжеские роды черниговской и рязанской Земель страдальческими именами князей черниговских Михаила и Феодора, и рязанского Романа Ольговича; суздальско-ростовско-владимирская Земля, издавна стремившаяся стать во главе русских земель, явила ряд святых княжеского происхождения по плоти: Евфросиния Суздальская в Суздале, во Владимире Андрей и Александр Невский, в Ростове Юрий и Василько, погибшие в борьбе против татар, в Переяславе Андрей, в Угличе Роман, в Ярославле Феодор и дети его Давид и Константин. Москва вела Русь к единодержавию под благословением родоначальника своих князей Даниила, а ее соперница Тверь отстаивала свою самобытность, призывая в помощь страдальца Михаила, погибшего в Орде по проискам московского князя. Когда единовластие заменило удельность и Москва стала головою восточной Руси, уважение к местным патронам не охладевало долго. Многие угодники, местно чтимые в древних городах, получили общецерковное значение только в московский период». [Костомаров Н.И.: Раскол, С. 377–378. История России, С. 27220–27221].
Защищаясь от нападающих врагов или выступая против них сами, русские были убеждены, что они проливают свою кровь и умирают прежде всего за святую веру и Церковь. «Умрем за святую Богородицу (т.е. за соборную церковь Пресвятой Богородицы) и за правую веру», – говорили жители Владимира, когда он был осажден татарами. «Умрем за святую Софию (т.е. за Софийский собор)», – обыкновенно повторяли новгородцы, собираясь на поле брани. «Прольем кровь свою за дом Пресвятой Троицы и за святые церкви», – восклицали псковитяне во дни Довмонта, отражая нападения Литвы. И Димитрий Донской, отправляясь с войском из Москвы против татар, говорил прочим князьям и воеводам: «Пойдем против безбожного и нечестивого Мамая за правую веру христианскую, и за святые церкви, и за всех младенцев, и старцев, и за всех христиан».
Но есть свидетельства летописей, что, в то время, как одни из сынов России, из благочестивых ее князей, охотно умирали за святую веру, не соглашаясь изменить ей и поклониться языческим идолам, «многие другие князья с своими боярами проходили (пред палаткой Батыя) сквозь огонь и поклонялись кусту и идолам ради славы света сего, и каждый выпрашивал себе власти». Находились и такие между русскими, которые совершенно отвергались от веры христианской и принимали веру наших поработителей. Были и такие, как Доман северянин, родом из Путивля, отсекший голову святому Михаилу, князю черниговскому, и как несчастный Изосим, который прежде был иноком самой нетрезвой и вообще позорной жизни, а сделавшись вероотступником, много досаждал христианам в Ярославле и убит ими.
Одолеть поработительное иго, в конечном итоге, удалось благодаря тому, что русские любили свое отечество, а в нем прежде всего любили свою святую веру и свою святую Церковь. Русские тем более привязывались к святой вере и Церкви, что в них только находили для себя утешение и подкрепление посреди бедствий и скорбей, в особенности от своих поработителей, и в имени, или звании, христиан видели свое главное отличие от поганых агарян, свое превосходство пред ними.
Во время татаро-монгольского ига значимость Русской Церкви еще больше возросла. Православие служило духовно-нравственной опорой русского народа в годы тяжелых лишений. На ее авторитет опирались великие князья московские, проводя свою объединительную политику. Активную роль в освободительном движении от татаро-монгольского ига играло православное духовенство. Особые заслуги в этом имеет основатель подмосковного Троице-Сергиева монастыря преподобный Сергий Радонежский, ставший одним из наиболее почитаемых святых Русской Православной Церкви.
В.О. Ключевский в своей речи «Значение преподобного Сергия для русского народа и государства» говорит: «Одним из отличительных признаков великого народа служит его способность подниматься на ноги после падения. Как бы ни было тяжко его унижение, но пробьет урочный час, он соберет свои растерянные нравственные силы и воплотит их в одном человеке, или в нескольких великих людях, которые и выведут его на покинутую им временно историческую дорогу». Таким человеком, который вдохнул в русское общество «чувство нравственной бодрости, духовной крепости», и был Сергий Радонежский. Он, по словам историка, «поднял упавший дух родного народа, пробудил в нем доверие к себе, к своим силам, вдохнул веру в свое будущее». И он же благословил кн. Дмитрия Донского на подвиг перед Куликовской битвой. Битва на поле Куликовом произошла после победы князя Дмитрия Донского над татаро-монгольскими войсками под предводительством Бегича на реке Воже в 1378 году. Сразу же после этого события новый ордынский военачальник Мамай начал интенсивную подготовку к усмирению русских. Русь также начала готовиться к сражению. И в этой подготовке большое значение имело создание соответствующего духовно-нравственного настроя Сергием Радонежским. Сергию во сне явилась Богородица и Она пообещала свою заботу и покровительство на русской земле. Эта новость быстро разошлась по русским землям, тем самым мотивировав подъем патриотического духа. Преподобный Сергий, обретая силы в безграничном источнике любви – в живоначальной Троице, вносил мир и согласие не только в жизнь, в души монашеской братии, но и в мирское общество. Сергий Радонежский стремился преодолеть конфликты между русскими князьями, примирял враждующих князей, способствовал их консолидации во имя интересов Русской земли. Под его влиянием удельные князья объединились перед Куликовской битвой вокруг Дмитрия Донского.
Эпоха духовного подъема на Руси, связанного с борьбой за освобождение от ордынского гнета и объединение страны, стала, по сути, «золотым веком» русского монашества, временем его небывалого взлета. В эту пору монашество выглядит хранителем духовных устоев русского народа. Безусловно, когда мы говорим о монашестве периода гонений и испытаний русской истории, фигура преподобного Сергия предстает перед нами как нечто исключительное. Но ведь не могла же личность такого масштаба появиться на пустом месте. То, как начинался подвиг Радонежского подвижника, дает нам представление об общей тенденции в духовной жизни начала XIV века. В это время, когда Русь впервые за полвека ига смогла перевести дух и приступить к созиданию, в истории русского монашество, вполне разделившего трагическую участь всей страны, также появляются первые положительные сдвиги. Практически все русские монастыри подверглись разорению и запустели после Батыева погрома, однако большинство из них впоследствии все же удалось восстановить.
ГЛАВА 70. Процессы и тенденции становления и развития национальной Русской Церкви
70.1. Идея национальной Русской Церкви
Церковь Христова по самой своей глубинной сути едина. А.С. Хомяков отмечал: «Церковь называется единою, святою, соборною (кафолическою и вселенскою) апостольскою, потому что она едина и свята, потому что она принадлежит всему миру, а не какой-нибудь местности, потому что ею святятся все человечество и вся земля, а не один какой-нибудь народ или одна страна, потому что сущность ее состоит в согласии и в единстве духа и жизни всех ее членов, по всей земле признающих ее, потому, наконец, что в Писании и учении апостольском содержится вся полнота ее веры, ее упований и ее любви». [Хомяков А. С.: Русская философская мысль первой половины XIX века, S. 7689–7690 (vgl. Хомяков: Сочинения в 2-х т. Т. 2, S. 7–8)].
«Единство Церкви следует необходимо из единства Божиего, ибо Церковь не есть множество лиц в их личной отдельности, но единство Божьей благодати, живущей во множестве разумных творений, покоряющихся благодати. Дается же благодать и непокорным, и не пользующимся ею (зарывающим талант), но они не в Церкви. Единство же Церкви не мнимое; не иносказательное, но истинное и существенное, как единство многочисленных членов в теле живом» [Хомяков А.С.: Русская философская мысль первой половины XIX века, S. 7685 (vgl. Хомяков: Сочинения в 2-х т. Т. 2, S. 5)].
Вполне очевидно, что всякий народ может и должен привносить национальные черты в свою религиозную жизнь. Это не противоречит ни Евангельскому вероучению Христа, ни канонам Христианской Церкви. Русская Церковь, будучи обществом верующих, духовно-нравственным и религиозным единством русского народа формировалась и развивалась под непосредственным влиянием национального характера этого народа, под воздействием природно-климатических, социально-культурных, политических и экономических факторов, отражающих особенности общественной жизнедеятельности в конкретных исторических условиях. Но национальный характер церковной жизни каждого народа не должен затуманивать чистоту вероучения, противоречить вероучительным принципам. Безусловно учитывая специфику национально-культурного развития народа в деле организации духовно-религиозной жизни, не следует упускать из вида, что всякая чрезмерность и излишества пагубно сказываются в любом деле.
Н.А. Бердяев говорит о национальной Русской Церкви: «Русская история явила совершенно исключительное зрелище – полнейшую национализацию Церкви Христовой, которая определяет себя, как вселенскую. Церковный национализм – характерное русское явление. Им насквозь пропитано наше старообрядчество. Но тот же национализм царит и в господствующей церкви. Тот же национализм проникает и в славянофильскую идеологию, которая всегда подменяла вселенское русским. Вселенский дух Христов, мужественный вселенский логос пленен женственной национальной стихией, русской землей в ее языческой первородности. Так образовалась религия растворения в матери-земле, в коллективной национальной стихии, в животной теплоте. Русская религиозность – женственная религиозность, – религиозность коллективной биологической теплоты, переживаемой, как теплота мистическая. В ней слабо развито личное религиозное начало; она боится выхода из коллективного тепла в холод и огонь личной религиозности. Такая религиозность отказывается от мужественного, активного духовного пути. Это не столько религия Христа, сколько религия Богородицы, религия матери-земли, женского божества, освещающего плотский быт. В.В. Розанов в своем роде гениальный выразитель этой русской религии родовой плоти, религии размножения и уюта. Мать-земля для русского народа есть Россия. Россия превращается в Богородицу. Россия – страна богоносная. Такая женственная, национально-стихийная религиозность должна возлагаться на мужей, которые берут на себя бремя духовной активности, несут крест, духовно водительствуют. И русский народ в своей религиозной жизни возлагается на святых, на старцев, на мужей, в отношении к которым подобает лишь преклонение, как перед иконой. Русский народ не дерзает даже думать, что святым можно подражать, что святость есть внутренний путь духа, – это было бы слишком мужественно-дерзновенно. Русский народ хочет не столько святости, сколько преклонения и благоговения перед святостью, подобно тому как он хочет не власти, а отдания себя власти, перенесения на власть всего бремени»[18 - Бердяев Н.А. Судьба России. «Судьба России» (Сбрник). Эксмо; М.: 2007. Источник: http://www.litres.ru/.].
В течение двух-трех веков христианство пустило глубокие корни в русской земле. Русская Церковь играла важную роль в консолидации русских земель, формировании единого российского государства. Церковь становится одним из самых авторитетных социальных учреждений, пронизывающим своим влиянием все социальные слои и сферы общественной жизнедеятельности, и выполняющим, помимо духовно-просветительной, нравственно-воспитательной и идеологической, целый ряд важных государственных функций. Церковная организация становится органической частью государственного механизма Руси, а затем России. Русская Церковь выступила важнейшим связующим звеном всех русских земель и в период удельно-вотчинной раздробленности, и в период татаро-монгольского владычества.
Ключевым процессом исторического периода XIII–XVI века, тенденцией, определяющей его характер и настроение, явилось осмысление и актуальное раскрытие направляющей идеи о национальной самостоятельной – автокефальной Русской Церкви, идеи, возникшей внутри иерархии Русской Церкви и русского монашества. Церковная иерархия не видела в организации самостоятельной национальной Церкви никакого нарушения религиозного единства со всей Вселенской Церковью, никакого обособления от своей Матери Церкви. Это обусловлено глубоко воспринятой юной Русской Церковью мысли о том, что Восточная Церковь всегда стремилась сохранить единство преимущественно только в вероучении, но не в земной организации, так как она ощущала свое неземное единство во Всеедином Главе, во Христе. Процесс национализации Русской Церкви длился примерно до конца XIII или начала XIV столетия. В этот период особенное чувство собственного достоинства национальной Церкви стало присуще русской церковной иерархии.
В XVI веке формирование национальной Церкви приобретает новые черты. Национальная Русская Церковь во все возрастающей степени превращается в государственную Церковь. Предпосылки такого превращения заложены в самой традиции восточного христианства. Восточная Церковь признавала над собой верховенство государственной власти и входила в рамки правительственных учреждений. На Руси эту традицию стремился продолжить князь Владимир и его наследники: Владимир Мономах, Андрей Боголюбский и др. Но после распада единого русского государства на удельные княжества тесный союз Церкви и государства был нарушен. Этот союз начинает восстанавливаться по мере формирования единого русского государства. Важнейшим плодом такого союза между государством и Церковью было национальное возвеличивание обоих – создание религиозно-политической теории (идеологии), санкционирующей самобытную русскую власть (государственность) и ставящую ее под охрану самобытной национальной святыни.
«Национальное возвеличение Русской Церкви было делом столько же духовным, сколько и политическим; может быть, даже более политическим, чем духовным. Этим путем московский государь получал религиозное освящение, явившееся весьма кстати для его только что усилившейся власти. Русская церковь, препоручаемая исключительному попечению своего природного государя, становилась учреждением национальным; а, делаясь национальной, русская церковь в то же время становилась и государственной; она признавала над собой верховенство государственной власти и входила в рамки московских правительственных учреждений»[19 - Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. Том I. – Москва, 2006. С. 221.].
В Царьграде, говорили русские книжники XVI века, вера православная испроказилась Махметовой прелестью от безбожных турок, а здесь, в Русской земле, паче просияла святых отец наших учением: это сравнение стадо народным верованием, в котором пробудившееся чувство народной силы нашло себе самое понятное и гордое выражение. Явилась и легенда, чтобы закрепить это верование в народном воображении, мир оскудел светом благочестия, старые звезды его, два Рима, померкли, и чудесными путями пошли их святыни искать нового приюта в третьем Риме, засиявшем среди лесов «российского острова», где не бывало стопы апостольской.
В процессе становления национальной Русской Церкви можно выделить две стороны – формально-организационную и содержательно-духовную. Формально-организационная сторона связана с постепенным обретением Русской Церкви самостоятельности по отношению к Византийской, получение статуса автокефальной (независимой) церкви. Окончательно Русская Церковь становится самостоятельной (автокефальной), а, следовательно, и в полном смысле этого слова национальной Церковью в 1589 году. В этом году Русская Церковь превращается из метрополии Константинопольского патриарха в автокефальную Московскую патриархию и первым русским патриархом на Поместном соборе избирается патриарх Иов.