Перед грозой

– Понятно…– поняв, что он сейчас стал лишним Гришка со вздохом удалился из палатки, оставив Петра наедине со своими мыслями.

Желание написать письмо домой пришло неожиданно, вместе со спором о Родине и семье. Вспомнились улыбчивые, черные, как омут глаза Акулины, ее мягкая покорная улыбка, вредный и склочный голос отца, шумливые выходки Коли и послушная Шурочка. От тоски засосало в груди. Макнув перо в чернильницу, он хорошо поставленным почерком начал писать, зная, что из всей семьи грамотным является лишь отец, Петр обращался ко всем сразу:

Дорогие мио, домашние! Шлю вам привет из холодной и зябкой Вологды, где стоит наша часть. Здравствуй, моя дорогая и любимая Акулюшка, как ты там живешь без меня? Как здоровье? Как ведет себя батя? Как дети? Передавай большой привет Николаю и обними за меня крепко-крепко нашу Шурочку! Подросли уже, небось? Сколько времени прошло с того момента. Как я попал в армию…Уже май, а прощались мы в марте, как я жалею, что так и не сказал тебе, что очень вас всех люблю! Немцы от вас далеко? До нашей части новости доходят плохо! Стоим в лесу, Вологда где-то рядом. Познакомился с земляком Гришкой Табакиным . Служим с ним в одном подразделении. Командир у нас хороший, но молодой и горячий. Зовут Прохор Зубов – коренной ленинградец. Гришка со Старого Оскола.

Уж, простите меня, что не так часто пишу. Редко выпадает свободная минутка. Все чаще нас гоняют на стрельбы, марши и учения. Командир дивизии – Франц Иосифович Перхович белый офицер, человек чести и наивысшего достоинства. За солдата заступается и в обиду никому не дает.

У вас, наверное, уже сады зацвели? А здесь слякотно, сыро и промозгло…Постоянно дует холодный ветер! Тут и снег не везде сошел. Служу нормально, служба нравится. Сегодня за задержание особо опасного преступника обещали повысить в звании. Буду младшим сержантом, но вряд ли пропустит штаб армии. Слишком у нас , бать, подпорченная биография.

Ходят слухи, что скоро возможно пошлют на фронт. Оттуда почта будет ходить медленнее. Не все время нам в резерве ставки стоять! Как отправимся и куда – напишу. За этим прощаюсь, всех обнимаю и целую!

Май 1942 года Вологда

Ваш сын, муж и отец Петр Подерягин.

Еще раз перечитав письмо, коротенькое и лаконичное, Петр отложил перо и аккуратно закрыл чернильницу. Легкими, давно заученными движениями свернул треугольник, на таком импровизированном конверте подписав несколько строчек адреса.

Мысль о том, что его родное село находится в оккупации, даже не приходило ему в голову. Мир разделился для него с марта месяца по какому-то территориальному признаку. Там, где находилась его семья – был мир, а там где он –война. Вот такое странное ощущение ему перебороть никак не выходило, зато получилось одолеть нахлынувшую после всех сегодняшних перипетий грусть. Какую мог нежность, накопившуюся в сердце, он вложил в это коротенькое послание и стало немного полегче, словно поговорил с родными, хвастаясь своими успехами, стараясь оградить от неурядиц.

Спрятал письмо в карман, пообещав себе, что завтра непременно отдаст его почтальону. Сквозь щели в бараке спускались серые сумерки. Он все никак не мог привыкнуть к вологодским вечерам, когда не было розового длинного заката, как на его родине, а ночь опускалась в одно мгновение, будто везде тушили свет. За дверями барака послышались голоса сотни ног, возвращающихся с вечерней прогулки. Кто-то запел песню. Перед бараком шаги стихли, раздался звонкий голос Зубова:

– Становись!

Спохватившись, Петр схватил автомат и поспешил на вечернее построение. Не хватало еще за это сегодня ему заработать несколько суток гауптвахты. Он бегом врезался в кривоватый стоящий строй, заняв свое место возле Гришки Табакина. Перед строем стоял лейтенант с розовыми от мороза щеками и зачитывал список личного состава:

– Начинаем вечернюю поверку. Александров…

– Я!

– Барабулька!

– Я…

« Комендант Бааде »

7

Июнь 1942

Эрлих Бааде наслаждался в своем рабочем кабинете первым утренним кофе. За окном светило солнце, пробиваясь своими яркими лучами через неплотно прикрытые шторы, пахло начинающей зацветать черешней и абрикосом. Такого одурманивающего запаха в его родной Германии не было. Там пахло по-другому, если вообще пахло.

Он с наслаждением распахнул плотно закрытые створки окна и потянулся. День обещал быть хорошим. Гладко отутюженный мундир висел на спинке стула. Под окнами куда-то промаршировал патруль. С ревом покатил грузовик, плотно набитый солдатами тайной полиции вермахта. Эрлих с неудовольствием вспомнил, что через несколько минут к нему должен заявится проклятый итальяшка – командир итальянской дивизии «Виченца» и так называемый союзник.

К макаронникам он испытывал нечто сродни брезгливому отвращению. Что стоит говорить о них? Если показателем их боеспособности является количество гвоздей вбитых в их тоненькие, летние ботинки, если в эти проклятые русские степи они прибыли на мулах и ишаках, навьюченных разномастным оружием, которое в вермахте уже давно бы ушло под списание!

Эрлих их понимал, но не принимал. Каждому хотелось успеть под дележку лакомого куска пирога под названием Советская Россия. Вот и этот хитроумный Муссолини, чтобы не опоздать или вообще не участвовать прислал этот альпийский экспедиционный корпус. Теперь Бааде был вынужден его как-то использовать, разбираться с его мародерами и недовояками.

– Господин комендант!– в дверь заглянул его личный адъютант, которым он обзавелся, как только вступил в должность. Это был молодой хваткий парнишка, который отлично справлялся не только со своими прямыми обязанностями, но и в каждом городе, где они находились умудрялся найти такие вещи, которые вдвоем они потом вагонами отправляли в родную Германию, откладывая на безбедную старость.

– Да, Герхард!– кофе остыл и отдавал горечью. Как давно он не пил настоящего кофе! В армию поставлялся суррогат, который химики Рейха творили, чуть ли не из опилок. Пах он похоже, но на вкус напоминал жженую резину. Так, когда он пил кофе последний раз? Это было в госпитале, точно! Госпитале, за попадание в который он благодарил Бога ежечасно. В 41-ом Эрлих Бааде служил командиром штурмового батальона «Викинг» 8-ой пехотной дивизии группы армии «Центр». Они медленно и уверенно ползли от самой границы союза, подавляя сопротивление русских без особого труда, пока не столкнулись с хорошо организованной обороной под Москвой. Пришлось перейти к вынужденной обороне. Ударили лютые морозы, а окопная жизнь привела Эрлиха на больничную койку с гангреной. Ногу удалось спасти, но к строевой службе он оказался негоден, а вот его батальон в полном составе погиб при контрнаступлении советов. С того момента Бааде считал, что родился под счастливой звездой, и все что не делается в этом мире, все к лучшему.

– Слушаю!– повторил он, одним глотком допивая кофе и набрасывая на плечи мундир, висящий на стуле. Свою комендатуру он решил совместить с единственным нормальным жильем в этом полу деревенском захолустье. Двухэтажный дом, разделенный на множество квартир, скорее всего, принадлежал до оккупации каким-то партийным бонзам советов. На первом этаже Эрлих устроил приемную, а на втором комнаты отдыха, но иногда, заработавшись, он оставался ночевать и в рабочем кабинете.

– К вам генерал Бруно Виери!– отрапортовал адъютант. По его воспаленным красным глазам, Бааде понял, что молодой парень снова ночевал у русской девицы, о посещении которой коменданту города тут же доложили. Журить паренька он не стал, но предупредил, что эти отношения могут плохо закончиться. Русским верить нельзя. Та же самая грязная шлюха, за еду делящая с тобой постель, может однажды ночью воткнуть тебе нож в спину, объяснил он ему. Адъютант согласился с доводами начальства, но делал по-своему.

– Впусти!

Громко цокая каблуками, словно только что подкованная лошадь, в кабинет коменданта зашел генерал Бруно Виери. Белый парадный китель сверкал непонятными орденами. Идеально начищенные сапоги матово блестели в лучах медленно поднимающегося солнца. На голове Бруно была широкая пилотка с аляповатой кокардой сухопутных войск Италии, а в руках Виери крутил тоненький стек, взятый на встречу с Бааде, наверное, для пущей важности.

– Я приветствую вас, мой друг! – щелкнул браво своими сапогами генерал, поклонившись.– Командир дивизии «Виченца» – генерал Бруно Виери.

– День добрый, господин генерал!– Эрлих подал ему руку, и указал на стул, приглашая присесть.– Я так понимаю, что ваша дивизия прибыла на станцию и готовится к выгрузке из эшелонов? – спросил комендант, прикидывая, куда можно расселить такую огромную ораву прожорливых макаронников.

– Да, господин комендант! Дуче послал нам помочь нашим немецким союзникам в нелегкой борьбе против этих восточных варваров. Мои войны готовы не жалеть живота своего ради…

– Я понял,– прервал его Эрлих, подумав о том, что дуче послал их вовсе не помогать. А по возможности тянуть из России все, что только можно.

– Прошу довести до моего сведения ваш план по размещению моих частей и подразделений!– недовольно поджав губы, проговорил итальянский генерал.

– Вы находитесь в резерве 6-ой армии генерала Паулюса. Мне приказано, разместить вас на квартиры в этом районе и его окрестностях. Планы размещения вы можете взять у моего адъютанта,– Эрлих внимательно уставился в глаза Бруно Виери, и тот вскоре не выдержал этой игры взглядов. Резко встал со своего места и оправил мундир.

– Благодарю вас!– кивнул и широким шагом покинул приемную. Дверь за ним с грохотом захлопнулась, даже штукатурка осыпалась вниз. Бааде недовольно поморщился, когда Бруно напал на бедного Герхарда. Его отчаянный крик слышали наверное в соседних домах. Оскорбленный в лучших чувствах столь холодным приемом, его крик был слышен даже на улице. Он требовал точные координаты, карты, эшелоны, но Эрлих был уверен в своем адъютанте. Хитрый и сообразительный парнишка сможет справиться с экспрессивным итальяшкой.

Сел за бумаги, но работать не выходило. Протерев монокль, Бааде вспомнил, что собирался съездить сегодня на станцию и посмотреть, как идет укрепление этого района. Почему бы этого не сделать сейчас? Машина –старенький «виллис» уже тарахтела у подъезда. Личный водитель отличался немецким педантизмом и ждать его никогда не приходилось. Надев фуражку, он вышел из приемной.

Бруно Виери уже исчез. Его гневная ругань слышалась где-то на улице. На своем каркающем языке он костерил союзников почем свет стоит. Ну и пусть…Из итальянцев военные…

– Я на станцию!– сообщил он Герхарду, мгновенно вскочившему при его появлении.

– Мне отбыть с вами, господин комендант?

– Нет, Герхард,– покачал головой Бааде,– разберись с размещением этих макаронников. Пусть успокоятся, наконец.

– Есть!

Тяжело ступая, поврежденная нога еще с утра начала ныть, Бааде спустился вниз. Несколько офицеров вскинули, проходивших мимо вскинули руки в приветствии. Он ответил. Водитель предупредительно бросился распахивать дверь, когда звериным чутьем, оставшимся со времен битвы под Москвой комендант города почувствовал неладное. Слишком тихо было на улице. Кроме немецких солдат и офицеров никого из прохожих видно не было. Только на другой стороне улицы шел молодой человек в необычайно длинном плаще для этого времени года. Бааде остановился, глядя на него. Смутное предчувствие засосало под ложечкой. Минуты шли, а он все наблюдал, как приближается к нему этот молодой паренек.

– Господин комендант!– окликнул его водитель.

– Да, Ганс!– плащ местного паренька распахнулся. Рука, спрятанная за его полу, потянулась вверх. В ней блеснул холодный металл, кажется револьвер. Сейчас…

Бааде прыгнул в сторону, на секунду опережая выстрел. Пуля прошла где-то над головой, опалив висок. Фуражку снесло в сторону и будь комендант чуть по нерасторопнее, то, несомненно, уже лежал бы с прострелянным черепом на земле. Парень продолжал стрелять, приближаясь.

– Господин…– начал было водитель, потянувшись в салон автомобиля за оружием. Не было времени думать. Эрлих ухватил его за плечи и развернул к убийце, прикрываясь телом своего шофера. Еще три выстрела…Тело немецкого солдата несколько раз дернулась в его руках. Левый рукав обожгло болью. Эрлих застонал, выпуская тяжелое тело шофера из рук. Пальцы мгновенно онемели. С грохотом он рухнул на землю, возле «виллиса».

Конец…Подумал комендант, видя, как быстрым шагом убийца приближается к нему. Конец…Черное дуло повернулась в его сторону, замерев точно напротив лба. Щелчок…Опустевший барабан крутнулся, так и не выплюнув смерть. Щелк…Щелк…Парень нажимал на курок, еще не сообразив, что закончились патроны. Щелк!

– Ахтунг! – длинная очередь дежурного патруля прорезала тишину еще дремавшего города.– Ахтунг!