На дорожках неведомых

– Будь спокойна детка! Обстряпаем дельце – получишь шапку. Будешь потом по мужским баням шастать, да на добрых молодцев зенки свои пялить! Чай любишь, старая клюшка на голых мужиков заглядывать, – сказал Кощей, и засмеялся так, что летучие мыши с потолка попадали на мраморный пол.

– Не вводите меня ваше бессмертие в краску. Ну, имею такой грех за душой зрить тела нагие и что?! Сие что царским укладом возбраняется? Чай у нас права людские имеются-али нет их!?

– Да нет, – ответил Кощей. – Вон Черномор, тоже вроде мужик, а рать какую имеет. И еще не известно, чем они там, в море под водной гладью занимаются. Не факт что дозором ходят. Ладно, Яга, считай, вопрос с шапкой решили.

Кощей подошел к сейфу, достал из – под железных лат ключ и, открыв стальной ящик, достал шапку невидимку.

– На вот— держи Горыныч, инструмент! Как дело сделаешь, я тебе вольную дам, – сказал Кощей, и надел на голову Горыныча шапку. В одну секунду змей стал невидим.

– О, как! Ни стража, ни стрельцы тайных секретов не узреют. А как обманет тебя Горыныч? – спросила Яга. – Сейчас вместе с шапкой да в тридцатое государство на пески белые, да с девами обнаженными резвиться улетит?

– Не улетит, – сказал Кощей. – Он мне свою жизнь в карты на тридцать три года проиграл. А карточный долг – ясен как день божий – дело святое!!!

– Ну, тогда я ваше бессмертие спокойна. Пущай летить, ящерка хоть на край света с такой кредитной историей, он ни в одной державе мил не будет!

Судя по тому, как Ягу обдало свежим ветром, стало ясно, Змей Горыныч, не дожидаясь оскорблений в свой адрес, вспорхнул и улетел в открытое окно.

– Ну ладно ваше беззаконие, мне тоже пора. Скоро ночь на двор опустится, а я еще в хате не прибиралась. Зачуханилась я последнее время – спасу нет!

– Ладно, старая клизма, вали домой! Как Горыныч вернется, я тебе знать дам. Вестового пришлю – Соловья разбойника.

Яга откланялась, ловко запрыгнула в ступу и, махнув метлой, вылетела в широкое замковое окно.

Кощей еще немного постоял, посмотрел, в след улетающей ступе и, достав сигарету, закурил. Он глубоко затянулся и, набрав полную грудь дыма, сам себе сказал:

– «Эх, и скучно же мне, не хватает размаху»…

Глава третья

Похищение

Воскресенье полыхнуло обилием солнца и красок. Посетив с утра вместе со своим семейством церковь, князь Владимир помолился во славу семьи, русского народа да русского оружия. Поставил свечи, и трижды окрестил себя крестным знамением, как полагается в православной вере. Не торопясь – вальяжно, князь вышел из храма, раскидывая золотые монеты «убогим», собравшимся тут же на паперти, показывая люду щедрость княжескую.

– У нас все готово, ваше княжеское величие. Можно экипаж подавать? – спросил Илья Муромец, бряцая доспехами, которые три дня к ряду полировал зубным порошком.

– Подавай Ильюша, чай княгиня уже помолилась и вскоре пребывать изволит.

– Экипаж, князю, – заорал Илья Муромец трубным голосом, да так громко, что перепуганные храмовые вороны с карканьем взлетели с насиженных мест.

Тут же к красному крыльцу подкатила карета. И пока лакеи прилаживали к карете подиум, кучер привстал, и, сняв картуз, уважительно поклонился князю.

– Здравия желаю – князь светлейший.

– Будь и ты здрав Мефодий, – ответил князь, пожимая кучеру руку.

Княгиня Людмила в сарафане бирюзового цвета, украшенного жемчугами и серебряным шитьем, согласно дворцовому этикету так же вальяжно вышла следом за мужем. Она остановилась, и, осмотрев собравшуюся толпу зевак, для приличия бросила несколько монет «обездоленным». Те кинулись к её ногам. Каждый убогий и нищий стремился в первых рядах подобрать монетку. Грех было не использовать такой случай, и пара дежурных убогих прильнула устами к княжеским туфлям.

– Полно —те, господа. Не усердствуйте. Ибо лак заморский своими бородами сотрете, – сказала она, помахивая веером.

Нищий народ на паперти нанимался князем из числа стрельцов княжеской стражи. Традиции облагодетельствования нищих и хворых нарушать князь не хотел, а беспутное транжирование княжеской казны, допустить не имел возможности по причине отсутствия дохода. От того и нанимал служивых играть роль нищих, да всякого рода убогих. Бросит, бывало князь своей щедрой рукой десять, двадцать золотых монет, чтобы народ видел его щедрость, а уже к вечеру, все до единой деньги возвращались под роспись в княжескую казну. Кто княжеские пожертвования утаивал, того били батогами нещадно. От того великая держава держалась на плаву и даже иногда прибавлялась звонкой монетой, за счет

добычи старателями земной крови.

Князь подал руку княжне и помог по подиуму взойти ей в карету. Помахав своим подданным боярам и купцам рукой, государь сказал на прощание пару слов и, улыбаясь челяди, исчез из вида, спрятавшись за тяжелыми золочеными дверями.

– Народ княгиня, почитает вас до безумия, – сказал князь, заслышав, как с улицы донеслось разноголосие толпы скандирующих: – «Княжне Людмиле, слава, слава, слава!».

– Полно – те вам князь! В сих криках есть немало и вашей заслуги, – ответила княгиня, томно опуская взгляд.

Князь трепетно взял жену за руку, и слегка нагнувшись, нежно её поцеловал.

– Не скромничайте сударыня, право это вас кличут, – сказал суженный и приоткрыв окошечко сказал кучеру. – Давай Мефодий, поехали! Нас ждет шашлык, башлык с трюфелями!

Щелкнув плетью, кучер натянул поводья и крикнул, что было голоса:

– Но, пошли, супостаты длиннохвостые! Давай, шевели копытами Сивки, Бурки вещие каурки!!!

Тройка рысаков напряглась, и золоченая карета князя Владимира, постукивая колесами по брусчатке Красной площади, выехала на дорогу. Следом за князем напевая хором строевую песню, выдвинулась и дружина, во главе которой ехал на своем коне Муромец.

Увлекшись княжеской четой, народ даже не заметил, как тень от змея Горыныча пересекла соборный двор и зависла над колокольней Ивана Великого.

– Ну что братва, кажись, сегодня наш денек, – сказала правая голова Горыныча.

– Жрать, как хочется, – сказала голова средняя.

– Вчера только свеженинкой перекусывали, – сказала левая.– Перетопчешься!

– Вам хорошо – как говядину кушать, так все вам достается, а как в кусты ходить так мне приходится, – пожаловалась средняя голова.

– Ха – ха – засмеялись правая и левая голова.

– Кому, что от природы досталось, – сказала правая голова. – Зато шапка невидимка на твоей башке надета. Не дай бог потеряешь. Вот тогда будут приключения на твое подхвостье!

– Хорош базлать! Лучше глядите, куда экипаж двинулся, – сказала левая голова.

Горыныч взмахнул крыльями, и, оторвавшись от купола колокольни Ивана Великого, полетел следом за эскортом, держась чуть – чуть в стороне, чтобы тень не легла на охрану.

Еще издали Горыныч заметил на солнечной поляне, стоящий походный шатер. Вокруг поляны расположились дозором княжеская стража, готовая наброситься на любого, кто помешает князю Владимиру отдыхать на почивать.

– О, глянь у них и луки тугие и стрелы каленые, – сказала средняя голова.—Боюсь я этих русских— ох как боюсь! Народ дикий! Вся Европа от них дрожит, как рыбное заливное на блюде!

– Ты шапку только не потеряй, – ответила левая. – Как в пике пойдем, ты её лапами придерживай. Не дай бог потеряешь, так из нашей шкуры Кощей Бессмертный себе сапоги пошьет.

Горыныч облетел эскорт стороной, и тихо шурша крыльями, приземлился на раскидистый кучерявый вековой дуб, стоящий на другой стороне водоема.

– Так братаны, тут в тенечке посидим. Подождем, когда князь с княгиней свой выводок без внимания оставят. После шашлычков, да зелена вина, князя с княжной в сон потянет. А там дело техники. Спикируем, схватим и на вольные луга пастись.

– А как охрана?