Гном. Часть 3

– Д-да… А откуда вы…

– Профессия такая. По-научному это называется монохроматическое когерентное излучение. То, что считалось абстрактной, идеальной моделью, недостижимой практически. Этакой умственной игрушкой для математиков.

– Кой черт, – умственная. У нас поначалу кое-кто чуть без глаз не остался. Потом пользоваться стали. Почти весь контроль на этом основан. Труднее всего было сделать усилитель, вроде реле, чтоб срабатывало на одну две-порции**. Потом сделали. Основано на деполяризации полупроницаемых мембран.

– То есть молекулы считаете, практически, поштучно?

– М-м-м… близко к тому. Наше наивысшее достижение в производстве, – это одна молекула примеси или один аномальный комплекс на 4,2х1013 молекул особо чистого вещества или стандартных молекулярных комплексов соответственно, а вот наивысшее достижение в контроле, – обнаружение одной паршивой овцы на стадо в практически 1014 голов. Контроль – основные сложности, основные затраты, основные усилия немногих ключевых работников. Есть процессы, снижение уровня контроля в которых спустя короткое время приводит к почти сплошному браку в конечной продукции. Настоящему, грубому браку. Такой недосмотр очень, очень напоминает микроскопическую, волосяную трещину в какой-нибудь балке. Такой большой и массивной, но из-за трещины могущей сломаться в любой момент. И аналогия эта куда точнее, чем кажется.

– Я заметил, что вы все время возвращаетесь к этой теме.

– Тут ничего странного. Уже много лет мои мысли, по большей части, именно об этом. Есть масштаб, при котором грань между контролем, наладкой, ремонтом и собственно производством стирается. Мы имели массу неприятностей, пока не нащупали… предельных требований к точности каждого процесса. Самые высокие требования, разумеется, к шаблонам и контрольным… устройствам.

– Если б вы знали, – нежным, певучим, почти женским, насквозь издевательским голосом проговорил профессор, – как я вас понимаю! А вот скажите, Александр Иванович, вам никогда не приходило в голову, что ваши «шаблоны» и ваши «контрольные устройства» были бы… довольно-таки неплохими исследовательскими установками?

– Наверное. Никогда не задумывался. А заказывать у нас научные приборы никто не заказывал. Чего не было, того не было. Вот даже хирургический инструментарий помогали делать, – а этого нет.

Он понимал и чувствовал, что высокий гость его пребывает в ярости, и только не мог понять, – почему? Он же ничего не скрывает и ни в чем не отказывает?

– И это понимаю. – Вздохнул Петр Леонидович, очевидно успокаиваясь. Его способность досчитать про себя до десяти и потом медленно выдохнуть сквозь зубы была удивительна. С другой стороны, в жизни ему приходилось общаться со слишком многими людьми и ладить со слишком многими компаниями. – Вот вы не поверите, но я еще никогда в жизни еще не вел такой увлекательной беседы. Почти каждая фраза сбивает с ног, но у меня казенное поручение, и это спасает. Я сейчас не ученый, а инспектор, и держусь только поэтому.

– От чего – держитесь?

– Не важно. Это просто-напросто война, Александр Иванович. На войне всем приходится делать чудовищные и противоестественные вещи. И вам в свое время. И мне сейчас. Но вы сказали, что тут по делу, и меня прихватили заодно. Делайте, что собирались, а я постараюсь не мешать.

– Что собирался? Как всегда, плановый контроль и принятие решений по его результатам.

Из материалов «Комиссии по инвентаризации»

– Ну, докладывай, что там у тебя? Чего звал-то?

– Мы запустили на полную нагрузку в третьей группе: 34, 35, 36, 39. В четвертой группе: 41-ю. В восьмой группе: с номера 8 по 814, без 89 и 811.

– Помню. Так что?

– Вы сказали: по мономерам и прочему сырью не ограничивать. Так времени-то уже четвертые сутки пошли!

– О, ё! Расплод?

– Да еще какой… От десяти и до двадцати процентов по разным линиям. Что утешает – везде синхронно, в однотипных группах расплод строго одинаковый: не отличить.

– Надо глядеть.

Целая анфилада громадных помещений была заставлена тесными рядами высоченных колонн от пола до потолка. Они располагались впрочем, по какой-то определенной системе, группами различной величины и так, чтобы проход и доступ к каждой из них все-таки был возможен. На посторонний взгляд различие между ними состояло только в крупно выведенных на каждой колонне номерах. А еще каждую из них можно было легко повернуть вокруг своей оси: даже небольшим усилием, прикладываемым достаточно долго.

– Каждая, – проговорил Берович, – состоит из автономных дисков. Можно извлечь любой, не останавливая работу всего потока. Сырье в растворенном виде омывает все диски. Готовый фабрикат отводится, как положено, снизу. В зависимости от типа комплекса, очистка продукта, контроль его качества и упаковка проводится при помощи трех основных групп методов. Фильтрационных, с использованием системы фильтров высокой избирательности. Фиксационных, или, иначе, сорбционных, с использованием твердого или студнеобразного фиксатора с высокой избирательностью, или при помощи хроматографии, чаще тоже гелевой, в классическом или модифицированном варианте. Для некоторых продуктов используются две или все три группы такого рода приемов контроля/очистки. Чаще всего употребляется каскад, контроль/очистка в несколько последовательных однотипных циклов… Как при обогащении урана, только, разумеется, каскад много короче, а эффективность гораздо выше. Согласитесь, что очистка и обогащение – сходные, но все-таки различные вещи. Только для особых случаев используется более пяти повторных циклов, стандарт – от двух до четырех. Часть готовой продукции упаковывается: это может быть стабилизированный сухой порошок в емкостях из очень инертного материала, густая взвесь обычного типа или классический золь, и – фабрикат в фиксирующем материале, чаще гелеобразном. Последним методом прежде пользовались в самых ответственных случаях, но постепенно это становится рутиной. Готовую, упакованную таким образом продукцию распределяют по различным производствам.

Вторая часть готовой продукции поступает на производство второй группы, которое располагается здесь же, но и не только здесь. Тут из отдельных комплексов формируют такие же, как здесь, линии из последовательно расположенных комплексов-катализаторов. Проще всего оказалось, – с этого я начал, – что делать такие потоки в виде призм или цилиндров, «собираемых» из замкнутых в «кольцо» нитей, вдоль которых расположены одинаковые комплексы. «Нить», аналогичную привычному нам конвейеру, оказалось осуществить куда труднее и гораздо менее эффективно. Часть поточных линий идет на иные производства, часть – остается на собственные нужды… Видите ли, номенклатура производимых нами катализных комплексов и собранных из них каскадов много превосходит наши собственные потребности. Мы сами изготавливаем все потребные нам инструменты.

– Что обозначает ваше «расплод» и почему он является поводом для какого-то ажиотажа?

– Поначалу производство «комплексов» носило лабораторный характер. И требовало очень много усилий, времени и людей. Теперь потребность производства исчисляется многими тысячами тонн. В свое время наступил момент, когда мы поняли, что угодили в ловушку: потребовались колоссальные объемы продукции, – особенно для формирования деталей, – а вот снижать качество в нашем случае оказалось совершенно недопустимо. Тут математика, я потом покажу, вам понравится… не я сделал, но понял. У нас не было выхода и мы пошли на, казалось бы, парадоксальную вещь: усложнили производство, автоматизировав контроль, ремонт, регуляцию производства. Увеличив номенклатуру вдвое, а объем – почти на четверть, мы начали спокойно справляться там, где раньше мучились с меньшими объемами. Естественно, основная часть устройства нашей автоматики по размерам сопоставима с изделиями и имеет субмикроскопический характер.

– Вы про электронный микроскоп слыхали?

– М-м-м… слыхать-то слыхали, но никогда не видели. Уже по расчету понятно, что он не принесет нам пользы. По крайней мере – пока. Слишком грубый инструмент с низкой разрешающей способностью. Но я продолжу? Поначалу мы осуществляли контроль в ручном режиме, определяли, когда в продукции одного потока станет слишком много брака, и меняли аналогичные блоки, планово, как, бывало, авиадвигатель, выработавший ресурс. Стали делать это в автоматическом режиме. Но потом очень скоро до нас дошло, что замена одних блоков на другие и увеличение их количества – результат одного и того же производственного процесса. Автоматику усложнили. Поневоле пришлось ввести элементы «обратной связи»: ускорение замены рабочих каскадов имеет разную динамику при увеличении брака и при избытке сырья: таким образом мы обозначаем необходимость в расширении производства.

Последний шаг в этом направлении, – объединение во вторичные комплексы каскадов «производственных» и «восстановительных», – в качестве субъединиц. Это… достаточно сложные устройства, и поэтому для нас стало неожиданностью, когда, при высокой нагрузке, происходит временное падение производства, но появляются «дочерние» комплексы. Чтобы справиться с повышенной нагрузкой. Вот, глядите…

На извлеченном помощником Беровича диске за четкой границей Рабочего Объема виднелись прилепленные к нему снаружи неправильные многоугольники «расплода». И то, и другое имело с виду совершенно одинаковую поверхность в виде сотов, только ячейки имели форму равносторонних треугольников. И каждая из них дробилась на все более и более мелкие, но сохраняющие ту же форму, бесконечно, до таких, которые уже не мог различить глаз.

– Сереж… срежь. Середку – проверить и на новую базу. Можешь сажать компактно, а можешь с «глазками», как ты любишь. А вот края в утиль. Процентов тридцать. И нечего стонать! – Он обратился к инспектору. – Вот, никак не сговоримся с Сергей Борисовичем. Вечно ему краев жалко.

– Люди. – Сказал Серенька. – В очередь за нашими «краями» становятся. Полгода ждать согласны. Потому что по сравнению с тем, что у них работает, – при «контроле третьего уровня», – это небо и земля. За эталон идет!

– Ладно. Что с тобой поделаешь. Обрезай двадцать пять, и из них пятнадцать можешь подарить этой своей… смежнику. А десять – в утиль! Не смей в производство пускать, слышь?

– Угу.

– Слово?

– Могли бы не спрашивать. Себе оставлю, а в производство – ни-ни.

Он удалился, и Берович проводил его взглядом.

– Не обманет?

– При нем не скажите. Никогда не простит. Только мне можно, Маме Даше, да еще этой француженке. Он гордый, как Сатана.

– А края ему зачем?

– А – нравятся они ему. Говорит, у них характер свой есть. Возится, комбинирует что-то свое. Я не лезу. Сразу сказал, чего без спросу не делать, – и верю.

– У вас вот так просто, – раз, и в утиль?

– Починить, – пожал Берович плечами, – в сто раз дороже, чем сделать новую. Мы же вон бутылки не клеим. И лампочки перегоревшие выкидываем. А у нас – утилизация. До комплексов, а того чаще до звеньев. И глубже кое-когда бывает.

– А чем вам края не угодили?

– А пусть меня потом назовут дураком и перестраховщиком. Я же не могу, как он. На мне – надежность производства. Это требует определенной консервативности. Да и возраст все-таки. Дело в том, что краевые копии теоретически могут иметь отличия от эталона. То есть, в принципе, могут быть даже и лучшими, но отличаются от стандарта. Для исследования это интересно, а вот для массового производства недопустимо полностью. Так селекционеры хранят в чистоте свойства сорта и породы, хотя полукровки могут быть куда как продуктивнее.

– Из-за этого и ваш сегодняшний визит?

– Это – пока что край для нас. Так что может быть всякое. И интересное, перспективное. И опасное. Требует внимания. Но, вообще говоря, вы правы, Петр Леонидович. После последних новаций от меня, как от технолога, почти ничего не требуется… Нет, кое-что останется, и не так уж мало, – новая номенклатура там, пространственные решения, композиции для сложных изделий… Но это все, действительно, не то. Без нынешнего моего визита и впрямь можно было бы обойтись.

– Так. А эта самая автоматика, положенная к каждому блоку, она что – тоже производится по автоматически сформированному запросу?

– Разумеется. Она ничем принципиально не отличается от других комплексов и каскадов. Мы постоянно движемся в направлении все большей унификации и однотипности… комплексов.