День восьмой. Том второй

Ирина с головой залезла под одеяло и затихла. У неё уже не хватало сил за неё заступаться. Сколько же можно? Ладно, совсем чуточку осталось. В следующую ночь она уже будет ночевать в новом доме. Интересно, как там?

Девочка сразу принялась фантазировать. В семье будет хорошо. Никаких отбоев. И подъём не в семь, а в восемь. Или, может быть, тётя Лена разрешит подольше поспать. Она очень добрая. И Вику никто не будет обижать. Точнее, в школе, конечно, будут, но разве это идёт в какое-то сравнение с тем, что происходит сейчас, когда её обижают постоянно?

А ещё у Ирины будет свой стол, на котором она будет делать уроки. Вообще, как это здорово, когда можно заниматься в полном одиночестве и нет постоянного опасения, что кто-нибудь выхватит из-под рук книгу или тетрадь. Нет сидящих рядом ребят, которым на уроки наплевать и которые находятся здесь только потому, что сейчас по расписанию – приготовление уроков.

«А ещё я буду читать. Вечером, перед сном. Прямо в кровати, – мечтала Ирина. – Специально у тёти Лены спрошу, чтобы читать перед сном. Хоть несколько минуточек»

Для неё чтение в кровати было апофеозом свободной жизни.

Ирина на мгновение выглянула из-под одеяла, потом опять спряталась. Свет уже выключили. Но всё равно было как-то странно тихо.

«Это мне всё кажется. Я просто слишком взволнованна. Никогда ещё не чувствовала себя так непонятно. И руки почему-то трясутся. Даже не верится, что сегодня моя последняя ночь в детском доме. Неужели я никогда больше не буду лежать вот на этой постели, вот под этим одеялом и слушать, что там, в спальне делается… Дверь вроде скрипнула… Или показалось?.. Интересно, а какая у тёти Лены дома кровать, такая же или лучше? Какую же я всё-таки ерунду думаю!.. Нет, всё-таки не верится. Через двадцать четыре часа я буду лежать точно вот так же как сейчас, но уже в своей собственной постели и тоже о чём-то думать. Или вспоминать, как я сегодня засыпала… А где же Вика будет спать? Хорошо, если в одной комнате со мной. А ещё лучше – в одной постели. Чтобы мы обнялись и спали… Бедняжка, она сейчас среди всего этого мусора пытается уснуть. Я бы ей помогла, но столько всего сразу начнётся… А я хочу просто покоя, надоело всё… И хорошо бы ещё в другую школу перейти. У нас в городе их целых три. В самую дальнюю. Чтобы нас там никто не знал. Я бы тогда со всеми подружилась, и меня бы все любили, не то, что здесь. Конечно, тут я говорить не могла – и надо мной все издевались. А когда заговорила, они же помнили, какая я была, вот и не перестали. А если меня никто не будет знать, всё будет гораздо легче. Чем я буду от других отличаться? Ничем! Вот и будут со мной дружить, как и со всеми. Главное, чтобы никто не узнал, что я детдомовка. И говорить не могла. А то опять всё начнётся… Э-эх, и почему только все такие злые? Как так можно над кем-то издеваться и получать от этого удовольствие? Вот было бы хорошо, если бы все были добрыми, никто никого не обижал бы. Как хорошо было бы тогда жить. Неужели этого никто не понимает?.. У меня, когда я вырасту, обязательно будет много-много детей. И я их всех буду любить больше всех на свете. И из детдома обязательно детей возьму. И они меня будут любить. Теперь вообще всё всегда будет хорошо. Только бы завтра ничего не случилось. И тётя Лена чтобы не забыла, что нас забирать нужно. А то вдруг она забудет и вспомнит только вечером… Нет, такого не может быть. Это я уже сама себя пугаю… Уснула Вика или нет? Может быть тихонечко подойти и помочь ей? Нет. Не буду. Ещё кто-нибудь проснётся – скандал будет. Тем более, она уже, наверное, спит… Я даже и не замечала никогда, как тоскливо тут засыпать. Лежишь, думаешь всё, что только в голову лезет и не спится. Может потому, что сейчас каникулы? В школу ходить не надо, нагрузки никакой… Интересное слово – „нагруженный“. „Груз“ – это понятно. А „на“? А всё вместе? „На грузе“? Или сначала раньше говорили, „на спину груженный“ или „на голову груженный“ (кувшины ведь на голове носили… или нет?). А потом перестали говорить, на что именно он груженный, и получались „нагруженный“. На мой следующий день рождения попрошу у тёти Лены, чтобы она мне какую-нибудь книжку про язык подарила. Такие же, наверное, есть? Чтобы там каждое-каждое слово было с объяснением, что оно значит и откуда оно взялось. Интересная книжка будет – просто жуть. Жаль только, что до следующего дня рождения ещё далеко. Мне тогда будет целых одиннадцать лет… Глупая я была, когда думала, что десять лет – это много. Это так себе – тьфу. А вот одиннадцать – это уже о-го-го»

Ирина выглянула из-под одеяла, обвела глазами спальню. Всё здесь было родным и до боли знакомым. Даже часы на стене тикали как-то очень уютно, по-домашнему.

«Интересно, а там будет видна из окна луна?»

Девочке почему-то показался очень важным этот вопрос, и она принялась мучительно раздумывать, будет или нет. А вдруг там окна на другую сторону? Или шторы такие плотные, что через них не сможет пробиться ни единого лучика? Это будет очень плохо. Точнее, не очень, но всё равно как-то неприятно.

Под её кроватью послышался шорох. Ирина была вся погружена в свои мысли, поэтому не обратила на него внимания.

«А вот если бы у меня всегда были родители, я бы, наверное, не думала, как с ними хорошо. Сколько детей сейчас живут и не представляют себе, какое это счастье, когда есть папа и мама. Повезло мне. Тётя Лена красивая. Мне будут завидовать, какая у меня красивая мама… А если бы она была не очень красивая, тогда бы я её любила? Да, наверное, но не так. И дядя Лёша тоже ничего. Симпатичный. И сильный, это сразу видно. Если меня в школе кто-нибудь обижать будет, то он меня защитит…»

И Ирина тут же начала представлять, как Алексей заходит в школу, а там какой-нибудь Валерка пинает её портфель. Он тогда тихонечко приподнимает хулигана за шиворот и внушительно так говорит: «Ещё раз обидишь Иру – будешь иметь дело со мной» Девочка почти услышала интонации этого голоса: точно так же, негромко, но угрожающе, говорили в американских боевиках. Эти фильмы ребята из группы любили смотреть по «видику» вечерами… Нет, в новой школе всё будет совсем по-другому. Зачем кому-то её обижать, если она будет, как все…

Под её кроватью кто-то явственно зашевелился. На сей раз Ирина это услышала.

– Кто там? – Прошептала она, приподнимаясь на локте.

Перед ней вдруг появилась мальчишеская фигура. Кто именно это был, рассмотреть не удалось: мешала темнота.

– Что ты тут делаешь? – Дрогнувшим голосом прошептала она.

Внезапно мальчишка бросился на неё и зажал ей рот. Ладони его пахли чем-то кислым. Ирина даже пискнуть не успела, как оказалась прижатой к кровати. Она хотела отбиться, даже несколько раз ударила нападавшего по спине, но эти удары были слишком слабы и не принесли никакого результата. Свободной рукой мальчишка принялся сдирать с неё рубашку. Ирина извивалась как могла, но тут кто-то из девчонок, незаметно подобравшись, ухватила её за лодыжки и прижала ноги к полу.

– Давай быстрей, чего ты копаешься, – раздался громкий шёпот. По голосу девочка узнала Машу Андрееву.

«Не может быть! Она же хорошая!» – Мелькнуло где-то на уровне подсознания.

Мальчишка, наконец, сорвал с неё ночнушку, как-то очень незаметно спустил со своей жертвы плавки и ещё сильнее навалился на Ирину. Уже не отдавая себе отчёта в том, что делает, Ирина сделала, наверное, единственное правильное, что только можно было сделать. Она схватила обидчика за шевелюру и резко дёрнула от себя. Тот негромко вскрикнул и на мгновение отпустил ей рот. Это было очень вовремя, потому что девочка уже почти задохнулась и почти не воспринимала окружающую действительность.

И тут же Ирина услышала дикий крик и не сразу поняла, что это кричит она сама. Ругнувшись, Андреева бросилась к своей кровати и юркнула под одеяло. Мальчишка ещё пытался как-то исправить ситуацию, но время уже было упущено. Ирина снова закричала, так, как не кричала никогда в жизни, отбивалась всеми руками и ногами, за дверью уже слышались бегущие шаги воспитательницы.

Мальчишка куда-то исчез. Вспыхнул свет. Людмила Ивановна с побелевшими губами бросилась к Ирине. Девочка была больше испугана не тем, что случилось, а внешним видом воспитательницы.

– Ирочка, миленькая, что произошло?

Никто из девчонок не пошевелился, только Вика, сидя в постели, испуганно хлопала глазами. Ирина поняла, что всё это было подстроено сообща. И поняла, кто был этот мальчишка: его полуодетая худая фигура виднелась из-под соседней кровати. Трясущимися руками, всхлипывая от страха и унижения, она принялась натягивать на себя ночнушку, тщетно пытаясь попасть в рукав. Только одевшись, она поняла, что большой клок рубашки оторван.

– Ирина, кто это сделал? – Голос Людмилы Ивановны обрёл непривычную строгость.

– Не знаю. Я не заметила, – пролепетала она, осторожно трогая щёку. Неужели синяк останется? Хороша же она будет завтра с синяком!

– Спи. Ничего не бойся. Утром разберёмся.

Она постояла, раздумывая и внимательно оглядывая ровные ряды кроватей, потом ушла, оставив приоткрытой дверь. Свет в спальне она выключила, а в группе, наоборот, включила. Большой прямоугольник света протянулся прямо к той кровати, под которой лежал неудавшийся обидчик. Ирина сидела, напряжённо глядя на него. Ей были видны только блестящие в лучах света голые колени и, очень смутно, очертания тела.

Она была уверена, кто это, но цеплялась за надежду, что ошибается. Ей нужно было подтверждение. И она его получила.

Минут через десять свет потух. Прошло ещё немножко времени, и мальчишка под кроватью заворочался.

– Дурак ты, Корешок, – громким шёпотом произнесла Брайцева. – С Немкой справится не смог. Да ты после этого петух заморский. Пидор недоразвитый. Правильно говорят, что ты по ночам у всех сосёшь.

Почти ничего из этого девочка не поняла, но то, в чём она хотела убедиться, предстало перед ней с отчётливой ясностью. Ирина упала в кровать, уткнувшись лицом в подушку, плечи её сотрясались от беззвучных рыданий. Ей было плохо, как никогда.

За несколько секунд разрушились те немногочисленные иллюзии, которые она строила для себя на протяжении всех этих лет. Маша Андреева. Кто бы мог подумать? Она так хорошо дружила с Серёжей Кравцовым! Ирина считала её одной из немногих девочек в детском доме, с кем можно было иметь дело. А Витя Корнеев? Он вообще был её кумиром. И подарки всегда дарил. И Ирина ему тоже на дни рождения дарила какие-нибудь мелочи. А вчера вообще (вот дура-то была!) хотела подарить свою самую ценную вещь – книжку про Маленького Принца, только робость не позволила ей это сделать. И хорошо!..

«А если бы подарила, может, он не стал бы ЭТОГО делать?»

На душе было гадко и муторно. Может быть поэтому девочка уснула очень быстро.

Глава 6

Ирина всегда просыпалась первой и накрывала столы к завтраку. То, что она постоянно дежурила во время приёмов пищи – это как-то само собой подразумевалось, никто (даже она сама) не помнил, с чего всё началось.

В это последнее утро всё было совсем по-другому. Ирина проснулась поздно. Девочки уже заправляли постели, одевались, кто-то уже пошёл в умывальник, а Ирина всё лежала в постели, закинув руки за голову и с застывшим лицом слушая окружающую суету.

Случившееся этой ночью напоминало дурной сон. Сначала она вообще сомневалась, случилось ли что-нибудь, но почувствовала, как ноет ушибленная рука. Всё это было на самом деле: тут уже ничего не поделаешь. И вон та самая кровать, под которой прятался Витя. Об этом даже думать не хочется. Может. Это всё-таки был не он?.. Вот если бы сейчас тут была Люба, никто бы из ребят такого себе не позволил.

А интересно, что бы Люба делала сейчас на месте Ирины? Побила бы Корнеева? Да, скорее всего, всё было бы именно так – у неё был свой способ решать проблемы.

«Вообще не вставать, что ли?»

Задав себе этот вопрос, Ирина сразу представила, что сейчас прибежит Ольга Дмитриевна, даст ей градусник, велит принести прямо сюда, в постель, завтрак, а то и к Инне Игоревне отправит – и тут же передумала. Лучше уж спокойно позавтракать, а потом потихоньку посидеть в стороне, чтобы никто не мешал, и подумать.

Когда девочек в спальне почти не осталось, Ирина неторопливо поднялась и, так же никуда не торопясь, принялась одеваться.

– Немка!! – Ворвалась в спальню Брайцева, но сразу остановилась, будто натолкнувшись на невидимое препятствие. Видимо, в глазах Ирины было что-то такое, что даже Брайцева – на редкость бестактная особа – и та дёрнула лицом и пролепетала:

– Что, думаешь, последний день и тебе всё можно? Иди столы накрывать!

Ирина промолчала, и Брайцева, не дождавшись никакого ответа, растерянно потопталась и, наконец, исчезла.

«Ага, ждите, – мысленно хмыкнула Ирина. – Так я и пошла! Не хочу – и всё тут. И ничего вы мне теперь не сделаете!»

Она вспомнила случайно подслушанный недавно разговор между Брайцевой и Надей Тихониной, когда они проходили мимо.

– Этих придурочных скоро забирают! – Возмущалась Брайцева. – А мы то чем хуже?