Зверь с той стороны

– Ну конечно, были, – сказал Игорь Игоревич задумчиво и покатал по столу иде-ально зачиненный карандаш. Глядел он исключительно на него. Затем спросил: – Фи-липп, скажите, как вы относитесь к сатанистам?

– К таковым не отношусь, – насколько сумел серьёзно ответил я. – По моему глу-бокому убеждению, это либо проходимцы, либо психи законченные. Либо мальцы – не-зависимо от числа прожитых лет – неразумные, под недоброе влияние проходимцев и психов попавшие. Я же, хочется думать, не таков. Тяготею более всего к русской право-славной парадигме. По мере сил и объективных реалий, разумеется. А вы что, материал по ним готовите?

– Вот-вот, – сходу согласился Тараканов, – материал. Потенциально, «бомбу» с высоким тротиловым эквивалентом. Есть мнение, будто некие могущественные силы взялись объединять жидкие до тех пор ряды сатанистов нашей губернии, создавая из них жизнеспособную организацию со всеми вытекающими… Вербуют новобранцев, создают повсеместно партийные ячейки – «шрастры», обзаводятся «мозгами» и «кулаками». Де-нег не жалеют. Охранные предприятия, список которых вы держите в руках, с высокой долей вероятности и являются такими «кулаками». Детективное агентство из списка – «глаза и уши». Частная биржа труда – пункт вербовки рекрутов, так же, как и лже-церковь. Ваша задача, если возьметесь, такова: не влезая в собственное расследование и не проявляя излишнего любопытства, потереться вблизи, присмотреться и сделать резю-ме – то это или нет.

– Игорь Игоревич, а это точно наше с вами дело? – вкрадчиво спросил я. – Быть может, лучше передать материалы куда следует, пускай там с ними разбираются? Как бы не получилось оказаться между молотом и наковальней.

– Боитесь? – произнёс он как будто даже с облегчением. – Если так, откажитесь. Осуждать не буду.

– Не столько боюсь, сколько проявляю разумную осторожность. Вот начну я там работать, пообживусь, глядь – а вокруг уж ОМОН с автоматами. Бьют меня прикладами по чему попало, а ногами так вовсе в промежность метят. И попадают, разумеется, по-скольку тренированы попадать… Очень мне не хочется в промежность сапогом получить.

– Так вот вы о чём беспокоитесь, – сказал с некоторым облегчением Игорь Игоре-вич. – ОМОН, Филипп, – это пустое, его нужно опасаться в последнюю очередь. ОМОН без приказа от власти предержащей никого по чему попало, а уж тем паче по… хм, гени-талиям бить не станет, верно? А приказа, будьте уверены, не поступит. В том-то вся соль, Филипп, в том-то и перец, что власти оказывают новоявленным слугам бесовым какое-то подозрительное участие. Теплоту оказывают. Выделяют помещения из губернских фон-дов на немыслимо льготных условиях. Оргтехникой пособляют, кредитами, связью. Ти-пографию неплохую в одном из райцентров за бесценок продали. Всего не перечислишь. Эта в высшей степени странная любовная связь длится вот уж в течение почитай, полу-года. Подарки преподносятся тишком, без помпы, но кое-какая утечка информации слу-чилась. Крошечная, ничтожная, почти никакая. Жиденький такой информационный ру-чеек. Струйка, почти сразу пересохшая. А вернее – надёжно затоптанная. Но всё-таки ус-пела просочиться эта струйка по нужному адресу. Что скрыто за этим… хм, «почтовым ящиком», вам, Филипп, знать ни к чему. Не обижайтесь. Замечу лишь, что он имеет бо-гатую важными для державы событиями многовековую историю. А также непосредст-венное, хоть и не афишируемое отношение к… хм… – Он замялся и принялся с громким шуршанием елозить задом по креслу, а карандашиком постукивать по столу. Такую при-вычку замечал я за ним и раньше. Видимо, движения эти каким-то образом помогают ему сконцентрироваться. Подобрать подходящую, достаточно обтекаемую формулиров-ку. Наконец он успокоился и медленно выдавил, с сомнением вслушиваясь в произноси-мые слова: – …К известной негосударственной организации. Объединяющей официаль-ных носителей той самой православной парадигмы, которая вам, дорогой Филипп, столь близка. – Сказанное ему не понравилось, он поморщился и добавил: – Отмечу в скобках, один лишь раз, хоть и не стоило бы вообще. А вздумаете уточнять да переспрашивать – отопрусь от сказанного. – Он прекратил мучить карандаш, пристроил его аккуратно в стаканчик и поднял на меня глаза. – В такой вот… хм, перспективе. Решайте, Филипп. Больше я вам ничего не скажу.

«Ничего себе! – подумал я с восторгом, чуточку обмирая от обилия постигнутых стр-р-рашных тайн, наполняющих, оказывается, закулисье и изнанку привычной жизни. – Ай да Тараканов, ай да редактор беззубого развлекательного журнальчика! Какие у не-го, однако, связи! Не зря, видно, развесил он на стенах портреты церковных иерархов. Любопытно, что он имел в виду под “почтовым ящиком”, связанным с официальными носителями православной парадигмы? Этакий “Отдел особых операций” при Священ-ном Синоде? Ого!»

Мне тут же представился потаённый монастырь в пещере, где терпеливо ждут своего часа бородатые боевые иноки со скорострельными распятиями, вот такими кула-чищами и знанием древнерусских боевых единоборств. А так же очаровательные мона-шенки с серебряной шпилькой-стилетом в пышных волосах и шёлковой удавкой на запя-стье. Мне представились особые операции по всему свету, горящие под лучами солнца гробы с издыхающими в страшных муках вурдалаками и тщательно срежиссированные самоубийства особо опасных еретиков. Мне представились остроумные комбинации по изъятиям христианских святынь из запасников контрабандистов, грабителей храмов, толстосумов-коллекционеров и следующие за изъятиями утопления кощунников в нуж-никах и унитазах. Мне представилось, как крупнейший церковный сан лично благодарит меня за службу, награждает чудотворным кипарисовым нательным крестом, отпускает все грехи ныне и присно и во веки веков, аминь, а затем самая прекрасная из «особых» монашенок, поразительно похожая на Милочку, одаривает своей неземной любовью. Мне представилось…

– Ну, так как? – крайне несвоевременно вторгся в поток увлекательных фантазий Игорь Игоревич.

– Не отказываюсь, – сказал я поспешно. – Рукопись, полагаю, по тому же ведом-ству проходит? – Я был невиннее ягненка, но лукавей матёрого лиса.

Тараканов на подначку, однако ж, не купился.

– По какому ведомству? – воздел он удивлённо брови, показывая, что обещание отпираться от связи с секретным отделом Русской православной церкви (или всё-таки Ватикана?) держит крепко. – Не понимаю, о чем вы. Ведомства какие-то выдумали. Ру-копись поступила в журнал обычным порядком. Автор анонимен, обратный адрес – главпочтамт, предъявителю паспорта такого-то, до востребования. Меня в ней заинтере-совали некоторые любопытные подробности. Которые, скорей всего, и вас не оставят равнодушным. Почитайте, поразмыслите. Вот вам аванс. – Он протянул мне раздувший-ся от содержимого почтовый конверт с изображением Рублевской «Троицы». – Расписы-ваться нигде не нужно. Возьмите на всякий случай и это.

В его руках возникла элегантная жёлтая подмышечная кобура из свиной кожи с небольшим пистолетом внутри. Судя по значку на рукоятке, то была «беретта».

– Берите-берите, – подбодрил он меня. – Пистолет «чистый», мой собственный. Так, что еще?.. Патроны, дополнительная обойма, бумага из оружейного магазина. Инст-рукция, – он развёл руками, – увы, на итальянском. Ну, да вы и так разберётесь. Разреше-ния на ношение, к сожалению, пока предоставить не могу. Постарайтесь не отсвечивать.

– Мне не нужно, – сказал я убеждённо, неимоверным усилием воли отводя преда-тельский взгляд, жадно ласкающий изумительные формы смертоносной вещицы. – У ме-ня газовик есть, и довольно. Мы люди мирные.

– Газовик – баловство. – В голосе Тараканова звякнул металл. – Послушайте доб-рого совета, Филипп, не брыкайтесь, – заметно более мягко продолжал он. – Разрешение оформите самостоятельно. Помнится, у вас имеется знакомый околоточный пристав в отеческом селе и знакомый психиатр здесь? Кажется, ничего сверх того для получения разрешения и не требуется?

– У вас превосходная память, – похвалил я его, пытаясь вспомнить, когда это рас-сказывал Большому Дядьке о знакомстве с обворожительной Юлечкой Штерн. И не на-плёл ли при том лишнего, интимного, для широкой известности не предназначенного?

– Замечательно. Значит, проблем не возникнет. Съездите к родным осинам…

– К ёлкам, – скрупулёзно поправил я.

– Ну да, разумеется, к ёлкам! Так вот, съездите, проветритесь. Зарегистрируете пистолет. Почитаете рукопись. Уверен, там, среди ёлок, она будет восприниматься осо-бенно ярко. Сами увидите! Вернувшись, пойдете по адресам. Повторяю: вернувшись, Филипп, и не ранее. Больше не смею вас задерживать.

Поняв, что меня тактично выпроваживают, я смахнул оружие и деньги в спортив-ную сумку, поверх тяжелоатлетического пояса, пропотевшей на тренировке одежды и обуви, и откланялся.

Проходя мимо Милочки, я был остановлен лёгким, но властным жестом изящных наманикюренных пальчиков.

– Филипп, насчёт подснежников… Ты меня в самом деле не разыгрываешь?

Сердце сладко дрогнуло: «Неужели?!»

– Да ни боже мой! – воскликнул я. – Истинная правда! Цветут, шалопаи!

– Хорошо, я согласна. Только обещай: рвать их мы не станем.

– Клянусь моей треуголкой! – воскликнул я, со рвением прижимая бейсбольную кепку к груди.

Она посмотрела на часики.

– Рабочий день кончается меньше, чем через полчаса. Подождёшь?

Я ответил без слов, одним взглядом, но он оказался столь красноречив, что Ми-лочка рассмеялась и самую чуточку порозовела.

Уходя переодеваться, Милочка оставила меня на скамейке около подъезда.

– Мама – ужас, какая строгая! – объяснила она своё нежелание пригласить меня в дом. – Может и не отпустить с таким явным жуиром.

– Это я-то жуир? – от всей души возмутился я. – Да парня скромней меня на сто километров в округе не сыщешь.

– А как же глаза всепобеждающего героя-любовника?

– Глаза? Мои? (Она утвердительно кивнула.) Подумать только! И какие же они у героев-любовников?

– Про других не знаю, а у тебя – хитрые и блестящие. В них отражаются десятки уже одержанных над женщинами викторий и сотни викторий грядущих. А твой голос?

– Ещё и голос?

– Ну да. Тембр знаешь, какой чувственный? Ужас! Нет, маме лучше не знать о существовании Филиппа К. вообще. И как только я, неискушенная девушка, краснеющая при виде киношных поцелуев, решилась уступить твоему напору?

Она упорхнула.

Беда, думал я, наблюдая недвусмысленное топтание голубя-самца перед голубкой – с раздуванием груди, клёкотом и прочими проявлениями дешёвой саморекламы. Выхо-дит, я со стороны выгляжу ничуть не лучше этого самовлюбленного идиота, озабоченно-го единственным желанием – порочным и легко читаемым? Ай-яй-яй! Пора кардинально менять имидж.

Милочка появилась неожиданно скоро, одетая в высшей степени целесообразно: джинсы, сапожки, яркая курточка, вязаная шапочка с помпоном. Я с удовольствием по-думал, что моя избранница не только прелестна, но вдобавок и сообразительна. Апрель месяц, как-никак. В парке модный вечерний туалет был бы неуместен.

Мы погрузились в испытанный мой «Рэнглер» и покатили.

Автомобиль пришлось оставить за воротами парка. Внутри была отличная широ-кая дорога, но только для пешеходов, велосипедистов и спецмашин. Пройдя по ней с полкилометра, мы свернули на асфальтированную тропку. К счастью, тропка доходит почти до места произрастания подснежников. Месить ногами весеннюю грязь не придёт-ся.

Невдалеке, хорошо видимый за голыми деревьями, виднелся высокий бетонный забор. Изредка слышался лязг металла. Над забором вздымались металлоконструкции козлового крана и грандиозные, густо дымящие трубы.

– Не могу представить, какому умнику пришла в голову гениальная мысль раз-бить городской парк рядом с заводом, – сказала Милочка.

– Я – тем более, – подхватил я.

Обсуждая идиотизм градостроителей, мы прошли по тропинке совсем немного, когда Милочка сжала мой локоть значительно крепче, чем прежде. Причиной послужила открывшаяся нам картина непринуждённого мужского застолья на лоне природы.

Отдыхали, по-видимому, после рабочего дня, трудящиеся того самого соседнего завода. Они даже не переоделись, так и были в спецовках. Возможно, и вовсе тайком удалились расслабиться со второй смены. Вот мастер-то обрадуется, когда они вернутся захорошевшие! Сидели мужички на ящиках, вокруг парковой скамейки, на которой ца-рила трехлитровая банка, наполовину заполненная прозрачной, отливающей синеватым, жидкостью. Не то уворованным техническим спиртом, не то другой какой «тормозухой». Дополняли натюрморт большая пластиковая бутылка с минеральной водой, пощипанная буханка хлеба и пара вскрытых банок тушёнки.

Выпивали граждане деловито, нешумно, из чистых гранёных стаканов, и на нас не обратили ни малейшего внимания. Разговор вёлся, похоже, о большой международной политике. Сразу видно – не шпана какая, люди степенные.