Банкротства и разорения мирового масштаба. Истории финансовых крахов крупнейших состояний, корпораций и целых государств

Мак-Нелл смотрел на Вайнтрауба, ожидая, что тот установит для торговли разумный предел. Вайнтрауб же беззаботно ожидал продолжения.

Мак-Нелл сделал вдох и объявил SF800 тыс.

Несколько мгновений проползли в тяжелом молчании. Представитель Жискар д'Эстена отрицательно покачал головой.

Зал аплодировал. Возможно, даже стоя.

Вайнтраубу монета обошлась примерно в $420 тыс. А Мак-Нелл за четверть часа стал «тем самым» человеком в антикварном бизнесе.

На 20 лет.

* * *

Он содержал салоны и галереи, а также собственную фирму Numismatic Fine Arts и два огромных фонда Athena Funds, которые скупали антиквариат на деньги крупных инвесторов.

Следует отметить: не всем это нравилось. К примеру, художественные эксперты крупных музеев скрежетали зубами от этих коммерческих триумфов. И разглядывали торговые каталоги Мак-Нелла с возмущением.

Против множества экспонатов в его каталогах стояли весьма скудные сведения в графе «происхождение».

Многие монеты Мак-Нелла были, как это называется на профессиональном жаргоне, «свежие».

Человеческим языком говоря, несметные сокровища его запасников представляли собой, по мнению общественности, результаты сложно организованной контрабанды из раскопок в Италии, Турции и Греции, где по понятным историческим обстоятельством проще найти древнеримские монеты, чем например, в Техасе.

Сам Мак-Нелл предпочитал, как и большинство его коллег, в этой части истории переходить в сослагательное наклонение. И излагать все дальнейшее в форме некоего невразумительного предположения.

Предположение в общих чертах выглядело следующим образом.

Вместо того чтобы выпрашивать у правительств разрешение на покупку древностей, платить чудовищные налоги и с грустью наблюдать за тем, как лучшие экземпляры перекочевывают в музейные витрины, знающий торговец покупает «оптом».

«Опт» обеспечивают местные добытчики, не затрудняющие себя ни регистрацией найденного, ни прочими формальностями.

Первый опыт в этом жанре юный Мак-Нелл провел еще в 18 лет, путешествуя по странам Средиземноморья. Он попросту положил несколько за бесценок купленных монет в карман и прошел через таможню, не возбудив решительно никакого внимания.

Правительства Турции и Италии испытывали впоследствии сильное искушение запретить ему въезд в свои страны. Но дальше тщательной проверки багажа на границе дело не заходило.

Брюс Мак-Нелл придерживался по-своему твердых правил техники безопасности.

Во-первых, его добытчики переправляли находки через границу до того, как официальные лица изыскивали возможность получить фотографии найденного.

Таким образом, даже если итальянские, к примеру, власти и желали получить свои древности назад, то не могли предъявить решительно никаких доказательств того, что древности действительно выкопали в Италии.

Во-вторых, если некое подобие официального запроса все же появлялось на свет, Мак-Нелл немедленно возвращал спорный экспонат с глубочайшими извинениями. И, разумеется, заверял от всего сердца, что не имел ни малейшего понятия о происхождении этой редкости.

(Однажды в его галерее обнаружились четыре римские мраморные плиты, за несколько месяцев до этого таинственно пропавшие из турецких раскопок. Мак-Нелл немедленно извинился и все вернул.)

Таким образом, продав за 20 лет сотни тысяч монет, ваз и статуй, многие из которых были стопроцентно сомнительными, Брюс Мак-Нелл ни разу не получил ни единой официальной претензии по поводу своей деятельности.

* * *

Самое захватывающее приключение в его карьере началось в 1978 году и растянулось на долгие годы. Оно же обозначило закат. О чем сам Мак-Нелл догадался, увы, с безнадежным опоз данием.

Он как раз зашел в свою недавно купленную конюшню при ипподроме, чтобы поглядеть на скачки. К нему подошел застенчивый мужчина, представившийся Говардом Хантом, и деликатно спросил:

– Простите, не скажете ли вы мне, каково было в античности соотношение между золотыми и серебряными монетами?

– Один к двадцати четырем, – ответил Мак-Нелл, мучительно соображая, где он видел эту фамилию – в рекламе кетчупа или в кино.

Говард Хант не производил кетчуп и не субсидировал кинопроизводство. Он был всего лишь скромным техасским нефтедобытчиком, некогда претендовавшим на титул самого богатого человека в мире.

К концу 1970–х у Ханта развилась одна чрезвычайно навязчивая идея. Он пришел к выводу, что коммунизм действительно победит. Причем если не сегодня, то завтра – уж точно.

Как и полагается деловому человеку, он трезво проанализировал все варианты развития апокалиптической катастрофы и решил, что единственным надежным капиталовложением останутся драгоценные металлы. Против которых, очевидно, и коммунизм бессилен.

Таким образом, следующим логичным вопросом Ханта к Мак-Неллу было: «Сколько вам понадобится времени и денег, чтобы собрать для меня самую большую в мире коллекцию античных монет?»

Последующие годы Мак-Нелл провел, главным образом, пополняя собрание Ханта.

Для начала он купил за $16 млн лучшую коллекцию, которую сам же и создал – коллекцию Сью Вайнтрауба. Таким образом второй раз заработав комиссионные.

Затем он разослал ассистентов оптом скупать византийские монеты. В один прекрасный день все служащие Мак-Нелла едва не вприпрыжку бегали по Лондону от одной антикварной лавки к другой, торопясь купить все в один день. Чтобы никому не пришло в голову поднять цены.

Хант, одержимый идеей монополии и контроля, мечтал монополизировать рынок античных монет.

Счет шел на десятки тысяч экземпляров.

Достигнутый эффект оказался прямо противоположным: монет на рынке становилось все больше и больше, а цены все падали. В один прекрасный момент и Хант, и Мак-Нелл очнулись и сообразили: никаких денег не хватит, чтобы скупить все (или хотя бы большую часть).

Но конъюнктура уже была радикально разрушена.

Коллекция Ханта, на которую он истратил в общей сложности $54 млн, в один прекрасный день ушла с аукциона за… $30 млн.

Бизнес самого Мак-Нелла протянул еще несколько лет.

Кончилось все пресловутой распродажей в Цюрихе. И дотошными следователями из ФБР, которые педантично объясняли Мак-Неллу, что у него была вредная привычка фальсифицировать финансовую документацию.

Разорившийся, но так и не утративший жизнерадостности 45–летний Брюс немедленно согласился сотрудничать со следствием. С той же обезоруживающей улыбкой, с которой когда-то возвращал турецким властям украденные из раскопок ценности.

Годами изучая античную культуру, он твердо усвоил банальную олимпийскую истину: главное не побеждать, главное – участвовать.

Однажды в Лос-Анджелесе

Дэвид Бегельман (David Begelman, 1921–1995)

Покончил с собой, разорившись на финансовых махинациях в киноиндустрии.

Дэвид Бегельман исходил из нехитрой посылки, что если киностудия снимет десятки фильмов, то по теории вероятности хотя бы один окажется коммерческим шедевром.

Дэвид Бегельман управлял крупнейшими голливудскими студиями и жил на широкую ногу. Правда, иногда ему нечем было платить булочнику и молочнику. Но пятидолларовая бумажка для человека, который ежедневно мыл его Rolls-Royce, у него находилась всегда.