Она долго приноравливалась, осматривая «пациента» и так и эдак, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону, смотрела снизу, сверху, а потом, с трудом удерживая кувалду на весу, стала обстукивать трещину, надеясь её расширить или продлить. Кожура лишь приминалась в тех местах, куда приходились удары.
– Лечение у нас будет радикальным, больной. Не бойтесь, уйдёте совершенно здоровым…
Тук-тук-тук – продолжила постукивать тихонечко по плоду девочка, но у самой его верхушки, где кожура утолщалась, Анечка остановилась, примерилась, вдохнула полную грудь воздуха, приподняла кувалду и с выдохом опустила её на верхушку плода: «Ха-а-а!»
– Вау-у-у-у, кр-кр, ить-ить-ить!!! – завопил «пациент».
Ну правильно, операция-то шла без наркоза.
– А-а-а, оно живое!!! – вскрикнула Анечка и выпустила кувалду из рук, чуть не угодив ею себе по ноге. Кувалда стукнулась о ножку стола почти одновременно с тем, как девочка хлопнула дверью в дом. Там она спряталась в своей комнате и сидела тихо до самого прихода родителей.
Родители застали дочь сидящей за столом над книгой, не просто книгой – учебником по биологии, на полу лежали другие книги и энциклопедия. Компьютер Анечке не оставляли, потому что думали, что она весь день будет играть в какие-нибудь игрушки. «Нечего глазки портить и тратить время на безделицу», – сказал папа. Обычно Анечка выбегала из комнаты, как только слышала, что стучит калитка и открывается дверь в дом. В этот вечер она не вышла. Первая мысль у родителей была: «Уж не заболела ли?» Заболела, но не тем, чем обычно, о чём переживали, но знали, как поступить.
– Анечка, что у тебя на лбу? Откуда такая шишка? Ты упала? Что случилось? – в комнате зажгли большой свет, и мама, вымыв руки, долго осматривала лоб девочки. – Голова у тебя не болит? Может быть, у тебя сотрясение? Смотри, как рассекла кожу на лбу; как тебя угораздило? Нужно повязку сделать.
– Доченька, кто тебя так? Рассказывай. Упала с дерева? – прижимал её к себе, жалея, папа.
– Точнее, оно на меня упало… На меня свалился орех с дерева, – глазки девочки наполнились слёзками, и она, сама того не желая, разрыдалась. Плечи её затряслись, рот приоткрылся, искривившись в плаче от ещё не прошедшей боли, от страха и досады за всё происшедшее; как говорила про себя Анечка: «Я очень ранимая, чувствительная, и всегда переживаю сильно».
– Ну миленькая моя, ну деточка… Головушку свою так расшибла… Так ты говоришь, что орех с дерева упал?
– Да-а-а…
– Наше дерево стало плодоносить?
– Ну да-а-а… Пойдёмте, покажу вам. Плод во дворе на столе. Но и это не самое главное. Он живой…
– Бедненькая ты моя, как тебя шарахнуло-то. Точно сотрясение и помутнение…
– Ну папа, что за шутки неуместные. Ты меня обиде-е-ел, – опять стала всхлипывать девочка.
– Ну прости, прости. Ну показывай, где оно, – Николай Николаевич нежно прижал к себе доченьку и поцеловал в щёчку. Они все вышли во двор.
– Вот, на столе лежит… Лежал… тут… Пропал…
Анечка, Николай Николаевич и Елена Николаевна стояли перед столом, на котором должно было лежать нечто, похожее на орех. На столе же стоял лишь ящик с инструментами.
– Куда же он делся-то? Вот здесь я его положила, потом хотела посмотреть, что у него внутри под скорлупой, принесла ящик с инструментами, потом отвёрткой хотела очистить его. У меня не получилось, и я решила трещину расширить, ну как мы орехи кололи. Я стукнула по нему кувалдой, а он как закричит. Я испугалась и решила вас дождаться. А он убежал, наверное.
– Орех?
– Ну честно, папа.
– Хм, шишка, конечно, большущая, но для галлюцинаций её недостаточно. Хм, если это был орех, он мог только укатиться. Допустим, ветром качнуло, и он покатился… тут у нас уклон… Во дворе поищем, когда Саша придёт. А сейчас я займусь другим, нужно срочно отгородить зону вокруг дерева и предостерегающую надпись сделать. Это тебя зонт спас, а люди по тротуару ходят, случается, без зонта и без каски.
– Давай лучше большую вывеску сделаем или растяжку. Нет, серьёзно: будет и предупреждение и реклама, – предложила Анечка.
– Всё-таки сильно тебя стукнуло-то, надо будет рентген лобной части сделать. Слышишь, Леночка, Анечка предлагает поставить тут рекламный щит – билборд или рекламный монитор. А вместо ограждения кота учёного на золотой цепи, русалок на ветки. Представляю, как это будет выглядеть: «Налево пойдёшь – в яму попадёшь, направо свернёшь – в луже утонешь; прямо пойдёшь – смерть от яйца найдёшь!» Русские народные сказки всегда так начинаются…
– Точно, я поняла, я поняла! – закричала девочка. – Это был не орех вовсе, а яйцо! Ибн отложил яйца, и одно из них выкатилось!!! Эврика… То-то читаю я биологию, а понять не могу, не может плод издавать звук, как животное. А это и не плод вовсе, а какой-то неизвестный вид представителя фауны. Зоологию читать надо. Папа! Верни мне компьютер, я пойду искать информацию о таких необычных животных…
– О таких только в разделе для искателей НЛО, тебе путь теперь либо к уфологам, либо к колдунам.
– Хм, шутишь? Я вас поняла, ты мне завидуешь… завидуешь, – Анечка стала наступать на Николая Николаевича, как кошечка, выставив вперёд пальчики-коготочки.
– И не думаю, кошечка моя. Дерево не может откладывать яйца. Хотя в каком-то смысле, очень отдалённо, яйцо, зерно, орех имеют одну и ту же задачу – продолжение рода. А уж какие при выполнении этой функции происходят метаморфозы, то есть превращения… – Николай Николаевич встал у стола, как будто собирался читать лекцию, потом присел на край и продолжил. – А ты знаешь, что на нашей планете проживает более шестисот видов растений, которых условно назвали «хищниками»? Всю эту компанию разделили на три группы: на насекомоядных, к ним отнесли всех, кто пожирает насекомых; водяных – эти живут в воде и, следовательно, питаются тем, что плавает в воде, в том числе и ракообразными; третья группа является универсальной, в неё вошли те, кто не вредничает: «вкусно – не вкусно», как некоторые девочки, а едят всех подряд, кто попадается им на глаза. Или что там у них вместо глаз, не знаю. И вот что важно понять, делают это все они не потому, что по природе своей жестокие хищники. А почему?
– А почему? Кушать очень хотят, а есть то нечего, так?
– В точку попала, в яблочко, прямо в цель – они встали перед выбором: или умереть, или продолжать жить, потому что те условия, в которых они произрастают, нелёгкие. Им не хватает для нормальной жизни минеральных веществ, азота, например.
– Выходит, в нашей почве тоже не хватает минеральных веществ, азота…
– Почему ты так решила, Анечка?
– А с чего бы тогда Ибн решил убить меня? Или нет, падает плод и убивает несчастного, подошедшего к дереву. А потом вылупившееся растение-хищник питается жертвой, пока не окрепнет… Это семисотый вид растений, и открыла его я, – произнесла Анечка, лицо её стало серьёзным и задумчивым. – Над этим нужно поразмышлять… Тут есть над чем подумать… Теория сыровата пока, конечно, но надо разобраться… Извини, я тебя оставляю… Осторожней у дерева, лучше каску надень, а то с зонтом в руке неудобно работать будет.
– Спасибо, доченька, за заботу. Конечно, надену, что стесняться-то, здоровье дороже, тем более, что зонтов у нас осталось всего два; не напасёшься с таким опасным соседством, – согласился Николай Николаевич и пошёл в сарай за каской и инструментом.
Когда к дому подходил Саша, то увидел, что дерево было огорожено низким забором из старого деревянного штакетника, а на самом дереве был закреплён фанерный щит с надписью, сделанной зелёной краской рукою начинающего художника граффити: «Осторожно, опасная зона!»
«Привет! Я пришёл. А что, у нас что-то случилось? Почему наш дом стал вдруг «Опасной зоной»? – спросил он, как только закрыл за собой дверь. – Анечка, что случилось? Почему у тебя голова забинтована?» Пока брат переодевался, Анечка, присев на кончик стола, как это делал её папа, в двух словах рассказала ему о том, как на неё упал орех, как она закатила его во двор, пыталась очистить, а он «завопил». От этого жуткого крика она испугалась и убежала домой. Орех же воспользовался этим и тоже убежал куда-то. Завершила девочка свой рассказ пересказом того, что услышала от Николая Николаевича. На всё ушло минут пятнадцать-двадцать. Всего лишь.
– Ты готов?
– К чему?
– Мы тебя все ждали, чтобы отправиться на поиски яйца. Нужно его срочно найти, пока оно не набросилось на кого-нибудь и не покусало.
– Анечка, яйца не кусаются…
– А наше кусается. Может, бродит по округе и на людей набрасывается голодное и злое. Пока мама занята ужином, пойдём скорее его искать. Папа, все на поиски яйца! – крикнула она, выходя из дома.
Они искали пропавший «орех» всей семьёй, даже Елена Николаевна выходила после того, как приготовила ужин. Двор был небольшим, свободной площади всего-то клочок земли для огородика да дорожка. Много ли можно разместить на трёх сотках? Они несколько раз прошлись вдоль забора, осмотрели маленький сарайчик – ничего. То, что плод существовал не только в воображении Анечки, стало понятным сразу же; лоб она, конечно, могла разбить, и упав с дерева, например; но возле дерева, куда упал таинственный плод, Саша нашёл ямку, а в ней кусочек кожуры в иголках – он откололся от упавшего плода при ударе о большой кусок гравия. Ещё один кусочек скорлупы, его отломила Анечка, когда пыталась очистить «орех», нашли под столом. Это были маленькие кусочки, сантиметра по два, но они доказывали, что плод всё-таки существовал, но куда-то пропал.
– Скорлупа толстая и свежая. Пахнет… Запах напоминает… Понюхай, Лена. Что напоминает?
– Не пойму. Необычный запах… Не плодовый, я бы сказала.
– «Не плодовый», я же говорила, что это не плод, а яйцо. «Яйцовый» у него запах. Яй-цо-вый.
– Какими-то восточными специями пахнет…
– Лапшой корейской, – предположил Саша.
– Какой лапшой?! Какой лапшой? – возмутилась Анечка.
– Ну всё: пора идти ужинать, мальчик голодненький, и скоро у него испортится настроение. Пойдёмте, у меня всё готово. Да и стемнело уже.