Одинокий. Рассказы

– По… по… человечески? Да уж пробовали! По-человечески… И церкви ставили и ставим, скоро свободного места не останется – церкви, мечети, синагоги… Ничего ж не меняется. Люди, как были скотами, так ими и остались. Им – что икона, что знамя красное – один хрен. Ты пойми, ты сам-то – кто? Кто ты? Святой? Тебя не существует, ты из тех, из дохристианских, из былин языческих. Ты нашего мира не знаешь. У кого ты учился, у попа? А он кем был, поп твой, до перестройки? Небось, партбилет носил, а сейчас крест нацепил. Хочешь людям помогать, давай. Я тебе могу такое устроить, ты для своих там в селе… Тебя на божничку вознесут… Не буду я это село трогать. Оставлю тебе. Ну что, по рукам?

– Я с тобой буду. Где ты, там и я. Мы закон Божий нести будем людям. Закон правды.

– Со мной? Со мной? Ты в своем уме? Как? Какой закон? Его нет нигде. Нигде. Ни в столице, ни в Думе, ни в правительстве, ни церкви, ни целом в мире… Нет! Ты понял – нет! А будешь мешаться, путаться под ногами, так на тебя весь наш синод натравят, а надо будет, и люцефера привлекут. С кем угодно договор подпишут. Подпишут. Кровью!

– Я ухожу. Завтра утром. Попробуем исправить.

– Завтра? Завтра у меня губернатор и представитель из Москвы, из аппарата президента. Давай, в другой раз начнём? В другой?

Но Слишкомжарко пропал. Когда ушёл? Вот только был, и не стало его.

– О боже, что будет завтра? Что будет? Или это сон?

VII

Утро. Лучше бы оно не наступало. Вечер тупой, а утро ещё хуже. Какой дурак придумал это, что «утро вечера мудренее»? Поганее. Особенно, когда почти не спал.

Анатолий Дмитриевич – среднего роста, полноватый, даже слегка пухловатый. Без седин и плеши. Нос слегка крючковат. Глаза большие карие. Взгляд одновременно наглый и в то же время преданный. Это – для начальства. Для подчинённых – всегда гроза. Ну, ничего приметного, запоминающегося. Чиновник. Русский чиновник. Классический. Он всегда выглядел бодрячком, но не сегодня.

Шёл к служебному «мерседесу», как на эшафот. Его ждали на стройке. Там будет губернатор и представитель из Москвы с инвесторами из Европы. Можно было бы не ездить, сославшись на здоровье, стройка не его, всем управляет губернатор. Только отношения с губернатором были давно испорчены и продолжали портиться, каждый из них грёб под себя и делиться ни с кем не хотел. Терпели друг друга. Пока терпели, потому что за каждым из них стояли определённые люди.

Стройка была на территории района, но проку от неё ни для района, ни для него лично не было. Строили какой-то завод, финансировали частью – иностранцы, частью – бюджет. Большей частью – иностранцы, поэтому украсть было тяжело. А предложить свои услуги мешало прикрытие губернатором и контроль сверху. Бестолковая стройка.

Он уже был на месте, когда машина губернатора и представителя со свитой и иностранными инвесторами только подъезжали.

– Успел. Припёрлись ноздря в ноздрю. Не спится им. Ладно. Главное, этого чудовища со мной нет. Представляю, что было бы… Эх, иду.., – вслух думал он, потом нарочито бодро и ласково закричал, выпрыгивая из машины:

– Доброе утро всем! Рад приветствовать!

С ним поздоровались наскоро и тут же прошли на строительство.

– И вам спасибо…, – пробурчал он им в след.

– Доброе утро.

– Ты…?

Парнишка стоял перед ним в нелепейшей одежде: светлая рубаха из грубого холста, подпоясанная веревочкой, штаны такие же, на голове – кепка, как из музея, а ноги были обуты в лапти.

– Ты откуда такой? Слушай, давай, завтра, завтра, давай… – — засуетился глава, опасаясь, как бы его не увидели рядом с этим языческим «чудовищем».

– Одет ты не по-людски. Всё в галстуки, да кожаная обувь дорогая. Посмотри, как народ ходит, скромно.

– В лаптях, что ли? В том, как ты, пугало огородное…?

– И тебе на землю спуститься надо, чтоб народ власть уважал. Будь прост, как голубь.

Объяснить, как на нём оказалась одежда, близкая к той, что носил парнишка, Анатолий Дмитриевич не смог бы. То ли он сам так оделся, то ли фокусы всё языческие. Но холщовая мужская рубаха была легка и приятна, ноги вообще блаженствовали, ничего не жало, было легко и свободно. Грудь дышала, сердце стучало, в голове было ясно и светло.

«Может, сбежать? – мелькнула мысль. – Сбежать, пока не поздно, пока не увидели. Потом объяснюсь. Увидят же, или засмеют, или тут же снимут с должности… Сбе-жа-а-ать… А что сбегать-то? Что? От чего? Сколько бегать буду? Марафонец районного розлива. Не побегу. А пусть видят. Подойду даже… Вот где у меня этот придурок губернатор и вся его братия. И на иностранцев – плевать. Боюсь одних, других гроблю налево и направо.»

Он подтянул веревку на пузе и пошёл легкой походкой туда, где в окружении строителей стояли представитель президента, губернатор и инвесторы.

– Анатолий Дмитриевич, хорошо, что вы подошли. Вот, строители просят…, не могли бы вы… А что это вы так переоделись? Оригинально так…

Губернатор смотрел на главу района, и глаза его наливались кровью, иностранцы чуть в стороне переговаривались через переводчика с представителем президента и ещё не обратили внимания на экзотическое одеяние чиновника.

– Ты когда это успел напялить это? Ты с пугала огородного это снял? Быстро переоденься, если хочешь во главе района остаться… Я сказал, быстро…

– Виктор Константинович…, – позвал губернатора москвич.

– А что, если нам попробовать упростить задачу, которая встаёт перед районом. Где, кстати, глава?

– А я – здесь! – нагло и весело закричал Анатолий Дмитриевич.

– Идите к нам, – позвали его.

– Иду! Бегу! – как-то уж совсем потеряв всякий страх, отозвался он. Анатолий Дмитриевич решил расслабиться и наслаждаться. Насиловать ещё не начали, но дело за этим не станет. Кто ему поверит, что он в этом маскараде не виноват. А то, что этот маскарад губернатор воспримет, как попытку подорвать его авторитет, сомнений нет.

Когда опубликовали данные декларации об имуществе, то за губернатором числился сад в шесть соток и старый прицеп. Больше ничего. Даже старенького «москвича» не было. Тогда в области все смеялись. Вот, пусть теперь посмотрит, как глава района одевается. Кто к народу ближе?

– Вот гер Шнайдер говорит, что рядом замечательный хлеб растёт. А что, если нам использовать местные ресурсы? Как вы приоделись-то. Ну, прямо, толстовец. Вы не толстовец у нас?

– Смотрите, господа, вот так у нас чиновники ходят. А вы всё: коррупция, коррупция. Похож он на коррупционера? Замечательно смотритесь. Вот, наши партнеры спрашивают: «Это настоящее всё?»

– Ну, а какое? Бумажное, что ли? Лён натуральный, а может, конопля. Легко и телу и ногам.

– Конопля, в смысле, марихуана? Этого мне в области только не хватало.

– Конопля, марихуана, канабис. Раньше, между прочим, медали за её выращивание давали, и Героев Соцтруда.

– Так, это раньше было, а теперь за это срок можно получить.

– И так последнюю рубаху снимаете, а ещё и в кутузку…?

– Что ты мелешь? Тебя про хлеб спрашивают, – забормотал покрасневший от злости губернатор. – Отвечай. Про хлеб…

– А что про хлеб? Хлебушек хорош, цена не меняется, в рот кусок не помещается. Много не сидели, чтоб не потолстели.

– Что ты несёшь? Тебя не про вес спрашивают…

– А что посеешь, то и принесёшь. Вы там по гамбургеру считаете, а мы тут по борщу. Так вот, в борще неизменным осталась только вода, свекла и картошка, да и той – немножко.

– Ты специально всё, специально, чтобы меня скинуть. Не получится, они всё равно ничего не понимают, я переводчицу предупредил. Эти ничего не поймут, а ты поймёшь уже сегодня вечером. Уже сегодня. Доехать не успеешь, как приказ о твоём увольнении будет, – шептал ему на ухо губернатор.

– Вот, Илья Сергеевич, такие у нас в районе сидят. Гнать, гнать нужно таких…

– Так вот, когда заводик этот заработает, то у нас в районе только вода в борще останется.