За спиной, на территории дворца, уже вовсю рвались снаряды. Один угодил в здание, расколол атланта, посыпались обломки.
Наконец, обе машины вырвались из арки. Телегин притормозил, давая полуторке возможность уйти вперед. Она уходила в отрыв – препятствий впереди пока не было.
Сиротливо мелькали изваяния, провожали уезжавших грустными глазами. Прямая, как стрела, дорожка убегала в лес.
– Неужели вырвались, товарищ лейтенант? – обрадовался Телегин, вытирая слезящиеся глаза. – Так тяжко, хоть богу молись…
– Лучше уж так, Телегин, чем как-нибудь… – Березин откинулся на спинку, прикрыл глаза. Словно сон и бред, будто и не было ничего… Спохватившись, подался вперед: – Жми, Телегин, догоняй капитана!
Он не удержался, высунулся в открытое окно и посмотрел назад. Разум отказывался понимать увиденное. Позади дворца поднимались клубы дыма. Северная сторона архитектурного шедевра пока не пострадала. Но с потолка арочного проезда уже сыпались перекрытия. Очередной снаряд угодил в здание на уровне второго этажа. Насквозь не прошел – рванул внутри. Вылетели оконные рамы, обвалилась часть стены с лепными узорами. В здании разгорался пожар, из кучи мусора взметнулся столб пыли. Березин вернулся на место, закрыл глаза. Что же делают, гады, такая красота, ничего святого…
Колонна миновала лесистую часть парка, выкатила из ворот, ушла направо. Взрывы гремели в северном секторе парка, но здесь их глушила стена деревьев. На севере виднелся лес, прореженный полянами и населенными пунктами – увы, не тайга…
Глава 2
Клыков семафорил из кабины ведущей машины. Телегин сбавил ход, видя, что и Демочкин делает то же самое. Колонна остановилась там, где заканчивалась решетка дворцовой ограды.
Не было времени думать, но и наобум работать нельзя! Мощеная дорога на этом участке обрывалась, возникала «вилка» из проселочных дорог. Городские автобусы здесь уже не ходили – все маршруты пролегали с противоположной стороны дворца. Впереди – 15 километров сельских дорог и полная неясность.
Клыков вышел из машины, повертел онемевшей шеей, извлек из портсигара папиросу и зашагал к машине сопровождения. Березин вылез навстречу, тоже закурил. Завозились бойцы в машине, подняли головы. На слух было трудно понять, что происходит. Гремело везде, и только здесь пока было мирно и безлюдно. Но все могло измениться в любую минуту.
– Они взяли Никольск, лейтенант, – сообщил, сплюнув под ноги, Клыков и криво усмехнулся. – Сам не видел, но задним местом чувствую. На шоссе выезжать нельзя, там уже немцы. Ты силен в проселочных дорогах?
– Нет, товарищ капитан, – помотал головой Березин. – Сам я из Ленинграда, в пригородных лесах не больно-то разбираюсь.
– Вот и со мной такая же история. – Клыков выкурил папиросу в несколько затяжек, бросил окурок под ноги, со злостью растоптал. – Ладно, уходим влево, на проселок, обгоним фрицев. Они же не реактивные…
– Что вывозим, товарищ капитан?
Клыков пристально посмотрел в глаза молодому офицеру, несколько мгновений колебался с ответом.
– Много будешь знать, лейтенант, как говорится… – Он сухо хохотнул. – Уж не обессудь, что надо, то и вывозим. Ценности Аннинского музея, сам же видел, что тут непонятного? Знаменитая коллекция…
– Не слышал никогда об этой знаменитой коллекции, товарищ капитан.
– От этого она не менее знаменитая. – Клыков оскалился. – Давай в машину, лейтенант, через болота поедем. Шесть верст страха, и мы у своих…
Задний борт полуторки плясал перед глазами. Брезент фактически оторвался, было видно, как подрагивают на кочках контейнеры. Жидкая грязь летела из-под колес. Сегодня дождя не было, но за несколько дней до этого он молотил, как в тропиках, превращая дороги в жидкую кашу.
Северное направление плавно уходило в низину, уплотнялись заросли. За пригорками рваными пучками высился лес. Справа в километре пролегала автомобильная дорога, связывающая Никольск с поселком Металлострой – ее наверняка перерезали немцы. В лесной местности захватчиков пока не было. Лес желтел, но листва еще создавала неплохую маскировку.
Высыхал горячий пот под гимнастеркой. Березин покосился на водителя. Телегин закусил губу, вцепился в руль и так напряженно таращился на дорогу, что постоянно пропускал ямы и ухабы. Роптали бойцы в кузове. Лейтенант знал этих ребят плохо, только по фамилиям, их надергали в случайном порядке: младший сержант Яранцев, рядовые Артюхов, Машковский, Таврин, Косарь. Все молодые, но уже не дети – за двадцать, а Яранцеву и вовсе двадцать шесть или двадцать семь. В бою еще не были, охраняли важные объекты, иногда разбирали завалы после бомбардировок…
Небо темнело – сгущались тучи. Середина дня, а ощущение сумеречного часа. Гул низко летящего самолета давил на уши. Вот его тень промелькнула под облаками и снова ушла в косматую облачность. Ругнулся Телегин. Ладно, пронесло – у немецких асов богатый выбор, сомнительно, что они будут расстреливать одиночные мишени…
Нет, совсем не пронесло! Оба, и лейтенант, и Телегин, вскинули головы и окаменели. Что это? Прямо по курсу, словно крошечные облачка, медленно опускались белые купола парашютов! Они уже были над лесом, метрах в двухстах по курсу, совсем рядом. Даже различались фигурки людей под ними…
У Березина перехватило дыхание. Немецкий десант! Совпадение? Да какая, к черту, разница! Купола снижались, было видно, как парашютисты держатся за стропы. Навьюченные, при полном вооружении, в комбинезонах защитного цвета. Не меньше двух десятков…
– Телегин, тормози! – крикнул лейтенант. – Сигналь капитану – он что там, зенки замылил?!
Машина резко остановилась, истошным криком взорвался звуковой сигнал. Наперебой закричали бойцы в кузове – они тоже заметили парашютистов. Остановилась полуторка – ну, слава богу, и они заметили! Березин вывалился из кабины, побежал к головной машине. Высунулся Клыков, заскрипел от злости зубами.
– Товарищ капитан, разворачиваться надо! – закричал Березин. – Они видят нас, дорогу перекрывают!
И, словно в подтверждение, застучали автоматы. Терпения десантникам не хватало, открыли огонь еще в воздухе. Особой эффективностью стрельба не отличалась – слишком далеко. Но пули свистели где-то поблизости, было видно, как они выковыривают куски дерна.
Капитан слышал, как парашютисты обмениваются короткими репликами, смеются. Половина десанта уже приземлилась – похоже, за деревьями была подходящая поляна. Остальные невозмутимо покачивались в воздухе, продолжая снижаться.
– По вражеским парашютистам – огонь! – прокричал Березин, скачками возвращаясь к машине. – Телегин, разворачивай колымагу! Пропусти полуторку! Демочкин, двести метров назад, там был проселок, повернешь влево!
Разворачивались обе машины – вязли в колее, давили кустарники. Бойцы вразнобой палили из винтовок. Истошно закричал Машковский: «Попал! Гадом буду, товарищ лейтенант, попал!» Один парашютист выпустил автомат, повис, свесив на грудь голову. Но остальные уже приземлились и теперь где-то за деревьями избавлялись от парашютов…
Надрывал глотку Клыков, костеря Демочкина: куда едешь, не видишь – яма! Полуторка, рыча, как испуганный зверь, насилу развернулась, выехала на дорогу и устремилась в обратном направлении.
Березин подпрыгивал от нетерпения – как же медленно! Наконец они развернулись и пристроились к машине с грузом. На этой дороге еще было терпимо, она продувалась ветром и была сравнительно сухой, но когда они свернули на единственный проселок, Березин понял, что допустили ошибку. Невозможно здесь быстро проскочить – сплошная слякоть, колеса вязли в жиже, надрывались изношенные двигатели. Лейтенант чувствовал, что противник уже здесь, парашютисты бегут по лесу, разворачиваются в цепь!
Машины тащились, как черепахи, буксовали в рытвинах, скорость упала. Полуторка встала. Ее колеса бешено вертелись вхолостую, вышвыривая лепешки грязи. Бойцы матерились в семь луженых глоток!
Телегин медленно подъехал к полуторке, уперся капотом в задний бампер и выжал газ до упора. Машины раскачивались, как на качелях, взад-вперед… Удача – грузовик выбросило на сравнительно сухой участок дороги, Демочкин не преминул воспользоваться моментом и ударил по газам.
Метров пятьдесят было терпимо, потом опять началось. Дорога пошла волнами – вверх, вниз. Колея углублялась, в ней скапливалась грязь. Крутые водостоки, канавы с бурой жижей… Лес слева отступил, но от этого легче не стало.
Полуторка застряла основательно – встала с перекосом, еще и накренилась. Березин в ярости дубасил кулаком по панели, потом выскочил из машины. И тут же присел – пуля попала в дверцу!
Из леса залаяли автоматы. Фашисты рассыпались в цепь и неумолимо приближались к дороге! Березин выхватил из кобуры «ТТ», стал бегло палить. Припали к борту красноармейцы и тоже открыли огонь. Распахнулась дверь полуторки, и в грязь свалился сержант Демочкин. На нем лица не было! Он затравленно озирался. Пуля сбила с его головы фуражку, он закричал от страха. Потом задергался и вдруг прыгнул в канаву, провалившись в вязкую жижу. Начал извиваться, как на раскаленной сковороде, выкатился на поляну, потерял сапог, вприпрыжку побежал к лесу, истошно крича: «Не стреляйте! Не стреляйте!»
Это было так неожиданно, что бойцы от удивления прекратили огонь. Разразился благим матом капитан Клыков, спрыгнул с подножки, побежал следом за Демочкиным. Тот стоял на краю канавы, ноздри раздувались, глаза сверкали. Капитан вскинул пистолет, надавил на спусковой крючок. Раздался выстрел. Демочкин очнулся и припустил к лесу, озирался через каждый шаг.
Первая пуля попала в плечо, боец закричал, но продолжал бежать – страх гнал его прочь от опасности, хлестал невидимой плетью по затылку. Вторая пуля перебила ногу, Демочкин рухнул на землю. Третья вырвала клок ткани на спине, брызнула кровь. Беглец повалился ничком, широко раскинув руки.
За спиной продолжали трещать автоматы.
Клыков довольно засмеялся, кинулся к кабине полуторки. И вдруг изогнулся, страшно закричал, лицо исказилось от мучительной боли. Он рухнул на обочину, в шаге от кабины, сполз в канаву. В районе живота расплывалось бурое пятно. Березин было дернулся, да поздно – уже не поможешь!
– Бойцы, к машине! – заорал он, не узнавая свой голос. – Все в канаву, сдерживать немцев! Телегин, ты тоже, бросай к чертовой матери эту колымагу!
Лейтенант полз по дороге, увертываясь от пуль, видел краем глаза, как красноармейцы валятся через борт, испуганно прыгают в канаву. Один сержант Яранцев остался на дороге, пополз куда-то, задыхаясь, выпучив глаза. Из его живота вываливалась бурая каша…
Немцы предусмотрительно не покидали лес, засели в кустах на опушке, лениво постреливали. Бойцы рассыпались в канаве, вели беспорядочный ответный огонь. Потрескивали немецкие автоматы «МР-40», лаяли «Светки» – как любовно называли в войсках самозарядные винтовки Токарева.
Березин подполз к кабине полуторки. Машина стояла накренившись, болталась распахнутая дверца. Лейтенант задыхался, то и дело выплевывал грязную слюну. Несколько раз приходилось замирать, закрывать голову – шальные пули свистели совсем близко. Фуражка потерялась, волосы стояли дыбом – но он ничего не замечал.
Сделал рывок, прикрылся трупом Клыкова, дождался паузы в стрельбе, вскочил в кабину. Захлопнул дверцу, какая-никакая – защита. Двигатель продолжал работать, кабина подрагивала, трясся рычаг переключения передач.
Березин скрючился на сиденье, спрятал голову. Пуля разбила стекло – в лицо, в шею посыпались, впиваясь, осколки. Больно! Он извернулся, вцепился в баранку. Работать двумя педалями было сложно, но кое-как получалось. Лейтенант выжимал сцепление, поддавал газу, умудрялся действовать рычагом.
Машина дергалась: то катилась вперед, то снова погружалась в рытвину и вставала. Он не сдавался и начинал все заново. Свистели пули, рикошетили от кабины. Красноармейцы еще сопротивлялись, держали немцев в лесу, но стреляли уже не все винтовки! Березин захлебывался кашлем, не сдавался. Плавная подача вперед, резко выжать акселератор – и полуторка выпрыгнула из рытвины! Он плевать хотел на опасность – сел, пригнувшись к рулю, заорал дурным голосом: