За спиной бойца висел отдавленный вещмешок. Он извлек из кармана перочинный нож, перерезал лямки, развязал одной рукой. Но все усилия оказались тщетны – аптечки у бойца не оказалось. Теплые носки, кусок брезента, пара банок тушеной свинины…
Березин отдышался, пополз на поляну. Там должны быть трупы немецких парашютистов, а значит, – и аптечка. Он ползал по поляне, высовывался за деревья. Трупов не было – видно, немцы забрали их с собой. Каким именно образом, думать пока не хотелось. Но один ранец из грубой кожи он все-таки нашел.
Закусив губу, лейтенант извлек из кармана плоский фонарик, высыпал на землю содержимое ранца. Письма с фашистской родины, похожие носки, перчатки, нижнее белье, безвкусные галеты – он отбрасывал все ненужное.
Аптечка, фляжка со шнапсом – вот это настоящий подарок! Шнапс был терпким, зловонным и очень крепким. Он обжигал стенки гортани и вызывал позывы к рвоте. Но потом стало легче. Пусть на время, но все же. Березин стащил с себя гимнастерку, нательное белье – и все время выл от боли. Сползал к воде, промыл раны, протер шнапсом, не забыв часть напитка влить внутрь.
Осколки прочно сидели в теле, вызывая жгучую резь. Извлекать их в таких условиях было опасно. Как долго он так продержится? Пока не начнется заражение – часов десять – двенадцать… А потом конец, если не попадет на стол к хирургу…
Он заматывал себя бинтами – сначала плечо, потом торс, не жалея бинта и обеззараживающей мази. Кровотечение почти прекратилось, но сколько крови он уже потерял? Выбора не было – он натягивал на себя окровавленную гимнастерку, убедился, что документы на месте. Потом ползал по траве, искал хоть какое-то оружие.
В обойме у Таврина оставалось три патрона. Винтовка была тяжелее железнодорожной шпалы, зато удачно заменяла костыль. Он нашел мятую пачку с сигаретами, встал на колени, вцепившись здоровой рукой в ветку, – только такая поза была терпимой. Курил и ухмылялся: вот же резиновый мишка с дыркой в боку…
Он допил остатки шнапса, задумался: не поискать ли второй ранец? Сколько фрицев они перестреляли – человек пять-шесть? Потом отказался от этой мысли. Алкоголь способен возвращать к жизни, но в умеренных дозах и ненадолго.
«Никому не расскажу, что от смерти меня спас немецкий шнапс», – думал Березин, ковыляя к машине. Он хлюпал по воде, не замечая, как мокнут ноги. Груз из кузова пропал – все восемь ящиков. Задание они не выполнили, и если лейтенант выберется из этого ада, придется отвечать перед начальством. По головке не погладят, это точно.
Он пытался представить, что здесь произошло. Березина сочли за мертвого. Немцы вышли к озеру, осмотрели грузовик. Случаен ли десант или немцы действовали по наводке – уже никто не расскажет, незачем и голову ломать.
Часть диверсантов, очевидно, вернулись к «ГАЗ-4» на лесной дороге (до него тут метров триста), подогнали машину к озеру, перегрузили контейнеры, туда же уложили своих погибших и убрались. Их уже не найти, давно у своих. Красную Армию отогнали к городу…
Березин замер, прислушался. С севера доносился гул. Да и на востоке – то же самое. Доносились отдаленные взрывы – их скрадывали звуки леса. Неужели наши войска отступили к городу? Такого не может быть, кто-то же должен сопротивляться…
Он побрел к дороге, ориентируясь по памяти, теряясь в догадках – как долго он сможет пройти?
Несколько раз возобновлялось кровотечение, он делал остановки, перематывал бинты. Больше всего хотелось лечь и уснуть, но такой роскоши он себе позволить не мог. Березин брел, пока хватало сил, потом опускался на колени, полз.
В стороне стреляли, рвались гранаты, мины. Гудели самолеты. Несколько минут он лежал в кустах у дороги, дожидаясь, пока проедут немецкие мотоциклисты. Они кружили по полю, весело перекликались, потом убрались в западном направлении.
Он подобрал раздвоенную на конце жердину – она больше походила на костыль, чем винтовка, «СВТ» забросил за спину, двинулся в чащу, обходя заросли кустарника. Ближе к рассвету он окончательно обессилел, выполз из леса к дороге, съехал в канаву, где и потерял сознание.
Очнулся лейтенант Березин, когда по дороге брело выходящее из окружения подразделение красноармейцев. Его не замечали – мало ли что там валяется. Их было человек тридцать – все, что осталось от стрелкового батальона. Грязные, уставшие, многие в почерневших от крови повязках. Солдаты шли по дороге, с трудом волоча ноги. Подразделение еще было боеспособным – кто-то тащил на плече ручной пулемет Дегтярева, у многих за спинами болтались трофейные автоматы. Поскрипывала телега, запряженная лошадью, в ней лежали раненые, неспособные сами передвигаться.
Рядом с телегой брел вислоусый ефрейтор, иногда лениво понукая уставшую лошадь. Березин выполз на дорогу, стал беззвучно кричать, тянул руку. Почему его не видят? Солдаты уныло глядели под ноги.
Обернулся ефрейтор, когда разразился густым кашлем, что-то крикнул отставшим. Колонна сильно растянулась.
Березин попытался подняться, опираясь на жердину.
– Товарищ старший лейтенант, здесь наш! Офицер, кажется!
К нему подбежали несколько человек, попытались поднять, начали спрашивать, кто такой, откуда? Он не мог отвечать, только хрипел, разъезжались ноги.
– Товарищ старший лейтенант, да он не жилец, куда его? – проворчал кто-то. – У нас и без того телега перегружена…
Березин начал возмущаться, кричал: да что вы понимаете! Он полон сил, может воевать, дайте только время отлежаться! На самом деле он только сипел и кашлял.
– В телегу его, мужики… – донесся сквозь звон в ушах чей-то дрожащий голос. – Нельзя бросать, живой же…
Вспышки сознания были краткие, нечеткие. Его грузили в телегу, скрипели колеса, надрывалась чахлая лошадка. Иногда он приходил в себя, обводил пространство мутным взглядом. Нещадно болтало, рядом кто-то стонал. Телегу окутывал невыносимый гнойный запах. С другой стороны лежал боец с перевязанной головой. Под повязкой запеклась кровь. Он закатил глаза, серое лицо было неподвижно – не человек, а уродливая маска. Он, похоже, уже умер, но этого не замечали…
Колонна втягивалась в сумрачный лес. Люди едва волочили ноги. Кто-то отстал, обещал своим, что догонит, только передохнет минутку-другую. Молодой голос умолял товарища оставить покурить – свой табак давно кончился, а курить страсть как хочется. «Неужели сдадим Ленинград? – сетовал кто-то. – Но это же глупость, как такое можно представить!» – «Не сдадим, – отвечали ему, – для этого всех придется убить, а всех не убьешь – много нас… Замкнут кольцо – ничего, и в кольце повоюем…»
Кольцо вокруг города действительно смыкалось. На Карельском перешейке финны подошли вплотную, вели обстрел. На юге, на западе – везде немцы – вот оно, кольцо.
Две недели назад фашисты взяли станцию Мгу, перерезав железную дорогу на Большую землю, попытались пробиться к Ладожскому озеру, где еще действовала советская флотилия…
Березин плохо понимал, что произошло. Истошные крики: «Немцы сзади!» Надрывались мотоциклетные моторы, дробно рокотали пулеметы, закрепленные в люльках. Истошно закричал лейтенант: «Всем рассыпаться! Отразить нападение!»
Создалась неразбериха. Люди бегали взад-вперед, как муравьи в муравейнике. Зарокотал пулемет Дегтярева, к нему присоединился еще один. Красноармейцы рассыпались, вступили в бой.
Протаранить колонну с ходу немецким мотоциклистам не удалось. Они разъехались по округе, попрятались за деревья. Вспыхнула беспорядочная перестрелка.
Усатый ефрейтор яростно стегал клячу, пытаясь увести телегу с дороги. Телега сотрясалась, лошадь ржала, рвалась из оглоблей. Ефрейтор гнал ее в лес, кричал страшным голосом.
Березин опять потерял сознание. Когда очнулся, бой еще продолжался. Вокруг кусты, обломанные ветки, усыпанные желтеющей листвой. Красноармейцам удалось отразить нападение. В дыму мелькали фигуры. Словно из тумана вырастали силуэты солдат в мышиной форме, они приближались короткими перебежками, двигались боком, стреляли от бедра.
«Лейтенанта убили!» – прокричал испуганный голос.
Цепочка красноармейцев пока держалась, работали пулеметы.
«Бойцы, за мной, в атаку!» – скомандовал кто-то. Отдельные крики «ура!» утонули в шуме боя.
Атака захлебнулась, уцелевшие отползли назад.
Рвались гранаты. Березин ворочался, пытался подняться, держась за край телеги. Такое ощущение, что на этом ложе только он и остался жив. Возможно, так и было – пули прошили тех, кто еще подавал признаки жизни, а лейтенант оказался прикрытым их телами.
Тихо ржала подстреленная кляча, она лежала на боку, мотала шеей, смотрела невыносимо жалобными глазами. Неподалеку лежал мертвый ефрейтор – пуля пробила ему голову, под затылком растекалась лужа. Трофейный автомат выпал из рук, валялся в канаве.
Березин поднатужился, заорал от боли, чувствуя, как открываются раны, стал выталкивать из телеги мертвого красноармейца. Перевалился через край, съехал на землю, пополз, стискивая зубы. Добрался до канавы, вытащил за ремень «МР-40». Перевернулся на спину, поднял автомат. Дрожали руки, темнело в глазах.
Неподалеку горел немецкий мотоцикл, все пространство окутывал черный смрад. Звон в ушах заглушал нестройную пальбу. Неподалеку взорвалась граната. Теперь он практически ничего не слышал.
Из дыма возникли фигуры в мышиной форме. Они подкрадывались, как воры, Березин видел их сосредоточенные лица. Боимся, господа фашисты, когда страшно?
Он точно помнил, что стрелял, автомат трясся в руках, он прикладывал дикие усилия, чтобы его не потерять. Точно не знал, попал ли в кого.
Автомат дернулся и замолчал – иссяк магазин. Обидно.
Лейтенант поднял голову – вверху покачивались вековые сосны. Сознание уплывало.
Потом он слышал возбужденные крики, матерную русскую речь. Что-то произошло, и уцелевшие красноармейцы эту новость приняли на ура. Стреляли на востоке, там же ревели двигатели. Хлопали нестройные винтовочные залпы. К месту боя подоспело еще одно подразделение, прорвавшее окружение. Это были три полуторки, примерно взвод красноармейцев из рассеянного немцами 29-го стрелкового полка.
С колонной отступали несколько штабистов. Полчаса назад они пробились через северные предместья горящего Никольска, вырвались на шоссе, сильно удивив оседлавших его солдат вермахта. Пока те приходили в себя, колонна с боем прорвалась сквозь немецкие позиции и вышла на проселочную дорогу.
Солдат мотоциклетного подразделения смяли, расстреляли в упор. Выжившие немцы бежали в лес. Остановка была кратковременной. Хрипло ругался офицер: «Чего вы возитесь?! Всех, кто способен держать оружие, – в головную машину, туда же пулемет, доходяг – в замыкающую полуторку!»
Из выхлопной трубы грузовика несло бензиновым дымом. Березин опять потерял сознание, когда его схватили за руки и за ноги и стали закидывать в кузов. Уж потерпите, товарищ лейтенант, сейчас не до бережного обхождения!