Путь Черной молнии 2

– Ради бога, я не настаиваю. А что касается рыбы, дайте срок Светлана, и мы эту «гупешку» отправим в уху, – пошутил Брагин, и еще раз поблагодарив девушку, направился в свой кабинет.

С Пыжьяновой ему довелось познакомиться недавно, когда она пришла подписывать обходной лист при приеме на работу. Ознакомившись с ее инициалами, Брагин о чем-то задумался и без обиняков заявил:

– Светлана, к сожалению, я не могу подписать эту бумагу, вам нельзя работать в нашем СИЗО.

– Ну, почему же, товарищ капитан? – расстроилась девушка, – я учусь в институте, и мне постоянно не хватает денег. Я ведь и режим работы выбрала именно ночной, чтобы днем заниматься.

– У вас есть родной брат?

Светлана еще больше расстроилась. Понуро опустив голову, она кивнула.

– Если честно, Сергей Михайлович, он сейчас сидит в этой тюрьме и после суда ждет этапирования в колонию.

– Я заметил, что у вас фамилии одинаковые. Извините уважаемая, но свою работу я выполняю со знаком плюс.

– В СИЗО столько заключенных, как вы только запоминаете их фамилии?

– Не все Светлана, не все, а только фамилии заключенных, взятых мною на заметку. М-да… Что же мне с вами делать? А где вы учитесь и на кого?

– В юридическом, пока на адвоката, а дальше будет видно.

– О! Надо же. Мы с вами оказывается коллеги. Я тоже в юридическом учусь, только на заочном отделении.

– Вот это да! – Воскликнула Пыжьянова, – как здорово. Сергей Михайлович, миленький, подпишите, пожалуйста, я вас не подведу. Ни за что не буду связываться со своим братом, мне карьера дороже.

– Ладно, Светлана, оформляйтесь, но работать будете в другом корпусе, чтобы у вас с братом не было случайных соприкосновений.

Подходя к своему кабинету, Сергей подумал о Пыжьяновой: «Долг платежом красен. М-да, а теперь о записке… Вот тебе раз, кому это Александр Воробьев встал поперек дороги? Записка без обратного адреса, но получил ее Звягинцев за стенами изолятора. Значит, интерес к Воробьеву у кого-то вызывает желание, за что-то с него спросить, и довольно в жесткой форме. Может быть, по причине бунта в колонии? Кровный враг? Не знай, я Воробьева, пропустил бы эту записку. Сколько за день проходит их через мои руки. Воробьев… По сути, парень он не плохой. По поведению и поступкам видно, что принципиальный. Категорически относится к несправедливости. Из его уголовного дела даже мне, постороннему человеку и то понятно, что угодил он в колонию по чистой подставе. Как это судья пропустила такой факт? Да, тяжело ему придется отбывать свой срок. А если вызвать Воробьева и спросить напрямую? Нет, что толку, он все равно ничего не скажет. Сержанта не прижмешь, фактов недостаточно, да и Пыжьянову не хочется «засвечивать», она мне еще пригодится. Предъявить Звягинцеву обвинение за связь с уголовниками – отопрется, скажет, изъял мол, при обыске, в какой-то камере, и ничего не докажешь. Ладно, отпущу ситуацию, может быть позже мне будет полезна эта информация».

На всякий случай Сергей позвонил некоторым старшим дежурным по этажам и попросил о небольшом одолжении: если к ним обратится с просьбой сержант Звягинцев, разыскивая какого-нибудь заключенного, пусть срочно сообщат капитану Брагину.

Сергей при должности старшего инспектора в СИЗО имел репутацию весьма хорошего человека. Начальство считало его прагматичным, отзывчивым к просьбам и успешным специалистом в своем деле. Сослуживцы знали, что он заочно учится в юридическом институте и кроме этого, занимаясь самообразованием и, постигая науку общения с людьми, пристрастился к изучению психологии. Многие относились к нему с уважением. Сергей не был конфликтным и если у него были недоброжелатели на службе, то в отношениях с ними он старался искать компромиссное решение. Прежняя работа в уголовном розыске научила его лавировать среди упрямых и твердолобых руководителей, а с простыми людьми он был всегда приветлив и относился к ним внимательно. Потому многие дежурные по корпусу и этажам частенько выручали Брагина. Да и он никогда не отказывал, помогал, чем только мог. Бывали случаи, когда осведомители сдавали ему тюремных надзирателей за связь с заключенными, и Сергей ограничивался беседой и предостережением, но попадись тот на серьезном преступлении, например, передаче наркотиков – не щадил. Брагин выборочно вербовал таких людей и делал своими агентами, а более наглых и строптивых направлял к руководству СИЗО для дальнейшего разбора.

В пятницу вечером он пошел встречать «гостей» из КГБ и, проводив офицеров в сауну, разместил их комнате отдыха. В компании пятерых комитетчиков Брагин особо выделил капитана Брылова. Раньше он никогда его не встречал. Капитан был среднего роста, имел плотное телосложение и крупные черты лица. Его лоб сильно выступал вперед и поэтому капитан имел сходство с доисторическим питекантропом.

Сегодня Брагину пришлось составить им компанию, об этом попросили сами офицеры. Он посидел с ними в комнате отдыха, ради поддержки компании пригубил стопочку, затем вышел из сауны и вскоре вернулся, приведя с собой пять девушек. Передав их в руки комитетчиков, Сергей предупредил:

– Если я вам понадоблюсь, ищите меня через дежурного в блоке «В».

– А что это за блок? – спросил капитан Брылов.

– А твой начальник знает, – ответил Брагин и тут же взглянул на Шаронова, как бы молча спрашивая у него разрешение, для дачи объяснений. Майор кивнул и по-приятельски подмигнул.

– В блоке содержатся опасные преступники, приговоренные к высшей мере наказания. Сегодня я провожу там оперативно-профилактические мероприятия, – проинформировал Сергей.

– Ух ты, как интересно! – воскликнул возбужденный Брылов, – вот бы взглянуть на этих уродов.

– Нам всем было бы интересно заглянуть в этот блок, – наперебой зашумели захмелевшими голосами остальные офицеры, а особенно усердствовал старший лейтенант Лацис.

Из всей компании комитетчиков Сергей знал только майора Шаронова, он иногда посещал подследственных в СИЗО, которые имели статус «политзаключенных». Но этот факт был засекречен, ведь официально в СССР «политзэков» не существовало, а были свихнувшиеся на этой почве люди или, проще говоря – хулиганы, которых, кстати, и судили по идентичной уголовной статье. Но Сергей, благодаря своей работе знал многое. К примеру: пока группа комитетчиков распаривала свои косточки в сауне, один из них – старший лейтенант Лацис, для отвода глаз проводил оперативно-следственные мероприятия с политзэками. И так проходило каждое посещение сауны. Начальство твердо было уверено, что группа офицеров, отправляясь в СИЗО, занимается своей непосредственной работой. Своего рода, это мероприятие было прикрытием визита в сауну.

– Если начальник СИЗО после совещания в управлении освободится раньше, он сам проводит вас, а если поручит мне, почту за честь послужить сегодня «гидом» по нашим труднодоступным местам, – весело отозвался Брагин.

– Хорошо Сергей, по рукам, – сказал Шаронов и, переключившись на заключенных девушек, поторопил их, – девочки, а ну быстро в парную.

Брагин, выходя из сауны, услышал веселый девичий визг. Он презрительно усмехнулся и направился в служебный коридор, где размещались кабинеты. Сегодня он заступил на суточное дежурство. Одной из главных обязанностей дежурного по СИЗО, является оперативное реагирование на экстренные звонки с внутренних телефонов, особенно если это касается секретных объектов. Если вдруг на пульт поступал сигнал из блока «В», где содержатся приговоренные к смерти, это означало, что дверь в камеру открылась. ДПНСИ обязан выяснить причину экстренного сигнала и срочно доложить начальнику изолятора. Когда полковник Шилов вызывал к себе Брагина, он оставлял за место себя помощника – дежурного офицера. Находясь в блоке «В», Брагин звонил ему и предупреждал, что проводит с таким-то приговоренным к смерти профилактические беседы или производит оперативные действия.

Спустившись в подвал, он подошел к входной двери и нажал кнопку звонка. Младший офицер, увидев в глазок капитана, запустил его в блок «В». Через пять минут в допросную комнату, больше похожую на камеру, привели Ирощенко, державшего за своей спиной обе руки, закованные в наручники. Когда надзиратель закрыл дверь комнаты с другой стороны, Ирощенко поприветствовал Брагина:

– Здравствуй Сергей Михайлович.

– Приветствую тебя. Ну, что надумал? – спросил Сергей и, подойдя к Ирощенко, освободил запястья его рук от наручников.

– По поводу интересующих тебя лиц? – ответил заключенный вопросом на вопрос. По мрачному выражению на его лице, Брагин догадался, что у Ирощенко нет особого желания выдавать своих подельников.

– Сергей, ты зря «держишь стойку», никому из твоих соучастников я плохого не сделаю, а если посчитаю нужным, то найду их и переговорю с каждым без свидетелей. Естественно, раскрывать главную тему я не стану. Так что не смущайся и говори без обиняков.

– Хорошо, один из них был Сибиряков Алексей, кличут «Сибирским». За бунт в колонии ему присудили пятнадцать лет особого режима. Другой мой подельник еще молодой, просто он тогда не знал, на что идет и предполагал, что мы Равелинского только опустим за стукачество. Так бы все и прошло, не переиграй Дронов в последний момент. Он распорядился, чтобы мы убрали тихаря. Равелинский выложил оперу Ефремову слишком много информации и под угрозой разоблачения оказались все связи со свободой, а также внутри зоны. Когда я перекрыл Равилю кислород, моему третьему подельнику ничего не оставалось, как только помалкивать. Он ненавидел Равиля, но смерти его не хотел, и стал в ту ночь невольным соучастником убийства.

– И кто же был этот третий?

– Саня Воробьев.

– Воробьев?! – невольно вырвалось у Брагина, но про себя подумал: «Однако, что за дела творятся вокруг этого парня, то его разыскивает какой-то таинственный кровник, то он всплывает, как соучастник убийства». Но вслух продолжил, – я знаю Воробьева, он во время бунта за моего родного брата перед главарями словечко замолвил.

– А кто у тебя брат?

– Лейтенант Брагин из режимной части, помнишь такого?

– Конечно, помню! – удивился Ирощенко. – Я всегда считал его нормальным человеком, и мне казалось, что ему не место на той службе.

– Почему ты так думал?

– А мы с ним как-то разговорились, и я немного о себе рассказал, он еще удивился, что я служил в армии офицером и угодил в тот лагерь.

– Я знаю Сергей, для бывших служащих внутренней системы и армии имеются специальные учреждения, например, в Потьме.

– Тогда во время бунта мы отнесли твоего брата на КПП, накрыв окровавленной простыней, как будто он был уже мертв. А потом передали начальникам за ворота. Кстати на сходке блаткомитета нам с Сашкой и еще кое-кому, удалось отстоять лейтенанта. Но особенное спасибо надо было сказать Дронову … Царство ему небесное. Алексей, вопреки общему мнению, доходчиво объяснил блатным, что твоего тяжело раненного брата необходимо отдать начальству.

– Я в курсе. На судебном заседании я это слышал.

Ирощенко смутился после своего объяснения. Брагин, уловив его замешательство, миролюбиво сказал:

– Мы с братом больше не в претензии к бунтовщикам, так что давай эту историю не будем вспоминать, а приступим к обсуждению моего плана.

Брагин хорошо обозначил свою позицию в деле наказания насильника и убийцы, и на всякий случай, перестраховываясь, еще раз обратился к Ирощенко.

– Сергей, если ты не доверяешь мне, то поверь, нет смысла продолжать. Я понимаю твое опасение, ведь ты практически подставляешь своих подельников, и еще неизвестно, как они воспримут твое откровенное признание, которым ты поделился с инспектором оперчасти. Хотя в отношении Сибирского я тебе прямо скажу – этот вариант патовый. Воробьев – возможно. По-моему есть смысл, чтобы ввести его в курс дела. Когда я проведу с ним беседу и по-настоящему уверую, что вы нам с братом подходите… – Брагин резко смолк.