Путь Черной молнии 1. Новая версия

– Егора Коростылева?! И куда их увели?

– Увезли на лодках, скорее всего в Топильники, – подсказал Тимофей Васильевич.

– Не сказали, по какому праву забрали?

– Илюша, разве они говорят, за что забирают. Господи, теперь в тюрьму посадят, – запричитала Лукерья.

Призадумавшись, Илья догадался, почему Романов так быстро исчез из Томска. «Выходит, он раньше Новикова сюда приехал. Успел-таки арестовать Мишку. Но к чему такая срочность? Неужели не мог подождать отплытия баржи? Странно все это…»

– Кого-то еще арестовали?

– Не знаем сынок, мы пока на улицу не выходили.

Поставив вещевой мешок на лавку, Илья решил пройтись по деревне и разведать обстановку.

– Подождите меня, я скоро приду.

– Илья, не ходи, сердцем чую, беда будет, – остановил его отец.

– Я командир Красной армии, они должны объяснить мне причину ареста моих родственников.

– Должны, да не обязаны, – важно произнес Тимофей, – а то ты не знаешь, кем для власти приходятся Коростылевы, их вечно бунтарями считают, вспомни, Егор, отец Мишки участвовал в Колыванском мятеже. Не ходи сынок, добром это не кончится. И ты Лушка успокойся, не рви себе сердце. Знала за кого выходишь, теперь уж терпи. Пойдемте в дом, чего за порогом стоять.

– Да что ж такое творится-то, – всплеснула руками мать Ильи, за что на нас такие напасти? У Наталки на той неделе парня забрали, теперь вот и до Луши дело дошло…

– Какого парня? – удивился Илья.

– Да нашелся тут один такой, Сергей Баженов, прилип к нашей Наталке, жениться хочет, да вот беда, забрали его с бухгалтером из нашей конторы.

– Кто забрал? – нахмурившись, спросил Илья.

– Начальник из Топильников их арестовал. Мужики говорят, что он и там троих арестовал.                                                            – За что?

– Кабы они знали за что. Ночью по-тихому нагрянули, взяли парней и в местную тюрьму посадили. Мужики наши в Топильники ездили, тамошний начальник НКВД им сказал, что арестованных уже в Томск отправили. А я так себе кумекаю, наш председатель захотел от Степана Коростылева избавиться и написал на него донос, вот его и арестовали и прицепом его друга бухгалтера Сергея Баженова.

– Вот оно в чем дело… Значит, я не ошибся, когда в Томске в управление заходил, там арестованный парень мне знакомым показался. Стало быть, это и был бухгалтер.

– Ты видел Коростылева Степана?! – воскликнула Лукерья, – а Баженова Сережку не видел?

Илья отрицательно замотал головой и посмотрел на младшую сестру. Наталья, не сдержав слез, ушла в другую комнату.

– Ладно, успокойтесь, я после обеда побываю в Топильниках и разузнаю, что к чему.

– Сынок, ты, когда нам с отцом внучат привезешь? – переходя на другой разговор, спросила Клавдия Семеновна, проводив печальным взглядом младшую дочь, – а то ведь Никитку почитай пять лет, как не видели, а теперь уже и Митя народился.

– Скоро мама, скоро. Вот получу квартиру, даст начальство большой отпуск, и обязательно все вместе приедем.

– А как там Марьюшка живет, управляется с двоими? – спросила мать.

– Все хорошо мам, я помогаю ей, деньги с продуктами высылаю.

– А Степа мой, хорошо учится? А то ведь в письмах ничего не пишет, – поинтересовалась за сына, Лукерья.

– Луша, он молодец. Нормальным парнем растет, смышленым, образованным.

– Когда в Новосибирск поедешь? – спросил отец.

– Через пять дней уже должен отметиться в комендатуре. Знал бы конкретно, на чем доберусь до города, глядишь, задержался бы на день-другой.

– Так может, по тайге побродим, как бывало, небось, по охоте соскучился? – спросил Тимофей Васильевич.

– Отец, дай нам на него наглядеться, не успел сын за порог ступить, а ты его уже в тайгу тянешь.

– Ничего мам, мы недолго. Скучаю я по нашей тайге, как-никак в юности вдоль и поперек ее исходил.

Илью тревожили мысли по поводу грядущих арестов и чтобы не волновать мать и сестер, он позвал отца на улицу, предложив ему покурить. Они вышли из дома, и присели на крыльцо. Илья достал пачку папирос и предложил отцу. Тимофей, замотав головой, отказался. Достал кисет с табаком и, ловко сделав самокрутку, закурил.

Отец и сын, перешли на тихий разговор.

– Пап, знаешь, что меня беспокоит? Один мой знакомый из Топильников интересовался нашими родственниками однофамильцами.

– Ну и пусть интересуется, тебе-то, что за печаль.

– Так он из Томского горотдела НКВД. Понимаешь, какая штука получается: в наших краях чекисты операцию проводят. Когда меня попутно сюда везли, два раза останавливали баржу и арестованных людей садили в трюм.

– В трюм, как скот?!

– Да, да, они приспособили баржу под плавучую тюрьму. Складывается следующая ситуация: в Кожевниково, в Уртаме, в Топильниках, в Михеевке будут проводить аресты.

– Вот те раз! А кого арестовывать-то? У нас же одни колхозники, почитай единоличников не осталось, всех кулаков еще в начале тридцатых, кого сослали, а кого в тюрьму посадили.

– То-то и оно, всех подряд арестовывают, как будто план выполняют. Сдается мне, что-то ужасное грядет.

– Проясни сынок мозги мои темные, я не совсем тебя понимаю.

– В двух словах объяснить сложно, но попробую. По-моему началась новая волна гостеррора. Многих арестовывают как врагов Советской власти. Пап, между нами говоря, сотрудники НКВД и не только они, причисляют многих людей к «врагам народа». Делят их на две категории, кто попадает под вторую, тех отправляют в лагерь, а первую … Одним словом – расстреливают.

– Так у нас на колхозном собрании много говорили о таких врагах. Председатель комячейки объяснял, мол, повылезали из подполья разные там контрреволюционеры, воду среди крестьян мутят, готовят какой-то переворот в Сибири, занимаются подрывной деятельностью.

– Пап, а ты сам, что об этом думаешь?

Тимофей нахмурился и, глянув искоса на сына, спросил?

– Как на духу ответить?

– Говори как есть, мы с тобой родные.

– Мы-то родные, да вот не каждые так друг к дружке относятся. Тут намедни мой знакомый в гости заходил и по строжайшему секрету рассказал, как в Парабели один начальник из Томска приехал, так своих родственников арестовал.