17 писем А. Толкачёва к студентам

Гражданский шрифт, введённый Петром Первым в 1710-м году, по сути, мало изменился и поныне. Лишь отдельные литеры претерпели изменения.

Любой, даже самый, казалось бы, «расхристанный» шрифт имеет свои «железные» законы и жёсткую архитектонику построения. И законы эти надо, как минимум, понимать. Будь моя воля, я непременно ввёл бы на нашем факультете – хотя бы факультативно – занятия по «шрифтовой грамоте». Для работы в кино такие знания – утверждаю по своему опыту – просто необходимы.

Очень давно, работая над фильмом «Остановился поезд», мы столкнулись с проблемой отсутствия в городе Серпухове (где мы снимали) здания, мало-мальски годящегося для объекта «Гостиница». Проблема оказалась настолько серьёзной, что мы уже отчаялись что-либо придумать. Придумка пришла, как ни странно, не ночью, а ярким солнечным утром. На площади стоял (он цел и поныне, его даже «улучшили») довольно большой «павильон», приспособленный под магазин «Детская обувь», и я обратил на него внимание в плоскости нашей проблемы. Здание было смешное, очень советское, с колоннами, балюстрадой и арочными окнами, но одноэтажное и какое-то лилипутское. Подумалось: если быстренько сгородить на крыше кусок стены с окнами, «намекнув» этим на двухэтажность здания, добавить вывески и другие «причиндалы», то домик, пожалуй, может «сканать» за гостиницу. Написал эскизик, чем убедил себя и товарищей в возможности такого решения. Так и сделали, так и сняли.

Вы будете смеяться, но через два года в том же Серпухове (уже для фильма «Парад планет») нам снова понадобилась «гостиница», но ещё ниже рангом – Дом колхозника. Эта задачка оказалась посложней.

Серпухов, магазин «Детская обувь»

Эскиз к фильму «Остановился поезд»

Там, по задумке, герои, переночевав в «Доме колхозника», отправляются из своего полутёмного, но ясного прошлого в светлое, но туманное будущее. Я обнаружил в одном из углов центральной площади (с названием площади могу наврать, но памятник там чудом сохранился) очень замызганный вход в какую-то контору, а рядом – арку-подворотню. Из этого-то угла я и вознамерился сделать объект. Беда была в том, что «полутёмное прошлое» почти весь день освещалось солнцем, а «светлое будущее» было достаточно тёмным из-за деревьев, растущих за аркой. Но отступать было некуда, за нами – как обычно – Москва. Пришлось пошить несколько больших чёрных полотнищ и натянуть их, тем самым пригасив освещение над всем объектом. А до того я по несколько раз в день заезжал на площадь и отмечал по часам время наиболее яркого освещения пространства за аркой. Сейчас с завистью к самому себе – прежнему – вспоминаются времена, когда художник мог выгадывать состояние освещения, а потом назначать время съёмок! Ныне про такие «капризы» все давно забыли – «лудят» когда ни попадя. А тогда на один такой коротенький кадр – вышли мужики из двери и куда-то пошли – не жалелось ни сил, ни времени. И задолго до съёмок был, естественно, выбор натуры и время на написание эскизов. В этом эскизе я практически (почти с натуры) нарисовал всё, как там было. Добавил только, конечно же, вывеску и другие мелочи, придумал лужу, как очень характерную деталь нашей провинции, «притащил» остов ржавого автомобиля, как некий образ безысходности, «повесил» вечно горящую лампочку и «приподнял» статус захолустья дурацкими, грязными рекламными стендами о пользе мяса кроликов и «птицы». Эскиз получился настолько убедительным, что ни у кого не возникло и тени сомнения в необходимости этого объекта именно в таком виде. Хочется похвалиться, что Вадим Юсупович Абдрашитов забрал в экспедицию несколько эскизов и расставил их у себя в гостиничном номере, надеюсь, для душевного настроя. А наш любимый оператор Владимир Карлович Шевцик однажды поздним вечером, встретив меня в коридоре гостиницы, заволок к себе в номер со словами: «Надо посоветоваться». Оказалось, что он выпросил на время у Абдрашитова этот эскиз и внимательно его изучал.

Эскиз к фильму «Парад планет»

– Тебе хорошо, – сказал он. – Нарисовал, и доволен. А мне-то как так снять?

– Володь, – попытался успокоить я его. – Сообразим как-нибудь совместными усилиями.

И ведь сообразили! И сняли! И не абы как, а хорошо сняли. И ещё, скажите на милость, – где, когда, какой ещё режиссёр держал в своей гостиничной «камере» эскизы художника «для настроя» и какой ещё оператор взирал на те же картинки по ночам, думая о своём, «девичьем»?!

Когда я изготовил и повесил вывеску, члены группы, не видевшие эскиза, подходили ко мне со словами: «У тебя буква «О» упала».

– Это не у меня упала, – отвечал я. – Это у них упала. Я сам, честное слово, видел, что у них на одном мебельном магазине буква «М» совсем отвалилась, и ничего. Месяца три никто не «чесался».

Ещё один эскиз «с буковками» для того же «Парада планет». Такого объекта не было в сценарии, нет его и в фильме. Однако когда я повесил и его в кабинете Абдрашитова, Вадим Юсупович минут пять смотрел на него, а потом спокойно изрёк:

«Вот об этом наша картина». По-моему – высшая похвала.

Эскиз к фильму «Парад планет»

Не знаю, что подвигло меня на написание этого эскиза. В сценарии мельком было сказано, что герои, чтобы убить время, зашли в кинотеатр. И всё. На эскизе – реально существующий и поныне Серпуховской драмтеатр. Что мне тогда «мерещилось», не знаю, но приземлённость мерцающего в предрассветных сумерках странного здания и – контрапунктом – высокий, уже освещённый солнцем, инверсионный след самолёта… Что-то в этом было. Не знаю что, но было что-то щемящее… Я этого не видел. Я это придумал. Потом придумался какой-то ранний дворник, равнодушно делающий свою опостылевшую «приземлённую» работу… Дворник у меня никак не хотел мести этот гнусный асфальт, и, в конце концов, сам, почти без моего участия, бросил эту чёртову метлу. Я лишь помог ему одеться во что-то лётно-военное, явно с чужого плеча. И этот слегка опустившийся человек тупо воззрился в небо… Это я сейчас (тоже, кстати, на рассвете) так длинно и «красиво живописую», тогда же сделал эту картинку довольно быстро (за ночь) и, как помнится, не шибко задумываясь. И – что правда, то правда – слово «Дружба» возникло как-то само по себе на этом странном фронтоне и возымело здесь совершенно определённый смысл.

Случайно нашёл плохонькую фотокарточку-контрольку, сделанную Валерой Кречетом в 1971-м году на картине «Пришёл солдат с фронта». Под ней можно сделать подпись: Сам играю, сам пишу. Этот лозунг на вагоне, как и другие, которыми мы оформили поезд с возвращающимися домой солдатами-победителями, написал я. А потом Николай Губенко, полушутя, сказал мне примерно следующее:

– Я боюсь, что Элик (оператор Элизбар Караваев) сильно заволнуется, когда кто-то будет обнимать его молодую жену. Ещё камера, не дай Бог, задрожит. Сыграй ты.

Вот мы с Наташей Бондарчук и сыграли этот микроскопический эпизод.

Но это воспоминание, как вы понимаете, тоже на тему «буковок».

Почти кадр из фильма «Пришёл солдат с фронта»

Нынче народ всё больше куда-то спешит, торопится, часто не обращая внимания, а иногда и вовсе не видя того, что его не касается конкретно. Теперь уже вряд ли кто скажет: «У тебя буква «О» упала». Изготавливая для кино всевозможные вывески и плакаты, я иногда шучу для самого себя и для особо наблюдательных товарищей. Совсем недавно, работая над шестнадцатисерийным телефильмом «Шпана замоскворецкая» (второе название «У каждого своя война») с режиссёром Зиновием Александровичем Ройзманом, я пошутил, «вплетя» его имя-фамилию в восьмиметровую(!) вывеску:

Компьютерная заготовка для изготовления вывески

Шутка предназначалась конкретно для режиссёра, и он её заметил и оценил. Он вообще – человек замечательный. Замечает абсолютно всё. Работа такая. Меня он всегда радовал тем, что замечал и отмечал в декорациях мельчайшие нюансы и старался их обыграть, с завидной лёгкостью и талантом переписывая под них куски сценария и «играючи» перестраивая любые мизансцены. А иной раз даже пугал своей наблюдательностью.

Такой вот наблюдательный и замечательный человек. Режиссёр.

Кроме Зиновия, шутку больше не увидел никто, несмотря на достаточно большой размер букв. Оно и понятно – люди настолько привыкли к перенасыщенности «окружающей среды» буквами, что часто совсем не видят их. Кто ж их читает – разные аббревиатуры и «служебные» надписи!? Укрупню для вас, чтоб понятней было.

Это всё безобидные и безвредные шутки. Шутки, так сказать, внутреннего пользования, рассчитанные на то, что зритель на экране их не прочтёт – мелко очень. «Назначить» на табличке в магазине ответственным за санитарное состояние дорогого директора или назвать, например, колхоз именем любимой продюсерши – «святое дело».

Деталь вывески

В советские времена в любых общественных местах висели солидные таблички, сделанные на стекле: «НЕ КУРИТЬ, НЕ СОРИТЬ», «СОБЛЮДАЙТЕ ЧИСТОТУ» и «УВАЖАЙТЕ ТРУД УБОРЩИЦ». Я недавно пошутил – повесил в объекте «Магазин», среди прочих, очень убедительную – золотыми буквами по бордовому фону – табличку: «УВАЖАЙТЕ ТРУД ХУДОЖНИКА!» Не заметил никто.

Но вот один мой коллега зафигачил огромную рукотворную орясину, где в две строки было написано: АГЕНСТВО НЕДВИЖИМОСТИ.

Подивившись такой грамматике, я спросил, не комедию ли они снимают. Оказалось, что снимают «мыло», где пресловутое «АГЕНСТВО» выступает в «главной роли», вывеску видели и одобрили режиссёр с оператором, но она ещё не снималась. Так что, я подоспел к этим «грамотеям» вовремя. А может – зря? Ну, заметили б, кроме меня, ещё миллиона 3–4 зрителей… И что? В кино ведь почти всегда можно «отбрехаться», что «так задумано», что это не авторы, а персонажи выдали «лажу».

Посложнее дело обстоит с устной речью. Тут, если что «ляпнул», то – надолго. А в литературе – вовсе беда: ежели допустил огрех – не отмоешься. Помнится, в своей книжонке «Как делать стихи» В.В.Маяковский писал, что надо следить за звучанием слов, приведя в качестве примера не самую удачную строчку из стихотворного сборника, выпущенного великим Валерием Брюсовым: «Мы – ветераны, мучат нас раны». А по-своему целомудренная советская поэтесса Вера Инбер, книжек стихов которой я не встречал уже лет 40, врезалась в память народа (который её не читал) и стала бессмертной даже не из-за строчки «Сруби лихую голову» в поэме «Степан Разин», выпущенной ещё году в 25-м, а лишь благодаря едкой эпиграмме, написанной будто бы Маяковским на поэтессу, которая «прозевала» звуковую «лажу» в этой строчке. Можете убедиться, открыв Интернет, – зубоскальство не утихает и по сию пору. Признаться, я тоже сначала когда-то услыхал эпиграмму, а уж потом купил сборник стихов, увидев на обложке знакомую «смешную» фамилию.

Друзья! Старайтесь меньше допускать ошибок. Они вас всё равно найдут, ибо… Дальше можно привести ряд пословиц, посвящённых ошибкам. Будьте внимательны и требовательны к себе и в дальнейшем к своим подчинённым.

Мне, например, приходится постоянно таскать хвост своих и чужих «грехов», когда я чересчур доверчив и неосмотрителен.

Друзья, не забывайте о ЦЕНЕ СЛОВА. Во всех смыслах…

Натура – дура, художник – молодец

Эта некогда расхожая среди художников шутка никак не подходит к задачам художника кино. Если станковист, живописуя кистями на холсте портрет или натюрморт, может и имеет полное право исказить натуру до неузнаваемости, говоря: «А я так вижу!», то все труды художника (и даже артистов!) кино фиксируются посредством разных инструментов, одним из которых является ОБЪЕКТИВ. Всё искусство кино зависит от этих дорогостоящих стекляшек, их светосилы, фокусного расстояния, глубины резкости и т. д. Объектив, он и есть объектив, ибо ОБЪЕКТИВНО передаёт то, что попало в его поле зрения. И не учитывать (тем более – не понимать!) свойства того или иного объектива художник кино не имеет права.

Бог мой, сколько сил и времени приходится потратить на студентов, прежде чем они мало-мальски научатся видеть мир «киношным» зрением.

Хочу рассказать о НАТУРЕ, которая является, собственно, ОСНОВОЙ КИНО.

Художник, едва начав читать сценарий, обязан видеть картинки, и чем ярче они будут вспыхивать в его сознании и прочем подсознании, тем лучше. Всякий читатель «видит» свои картинки, но именно от тебя ждут картинок будущего фильма, поначалу хотя бы на словах. Вот тебе начало что-то мерещиться, скачут какие-то воспоминания, бред в башку лезет… Часто мерещится что-то гениальное во сне, как Менделееву «евонная» таблица. Но не торопись рисовать-фиксировать все эти «глюки», потому что это может быть тупиковым путём, и «разворачивать оглобли» впоследствии будет трудно. Должно возникнуть желание и необходимость встречи с Её Величеством НАТУРОЙ.

Натура – это всё. В зависимости от сюжета – моря и пустыни, дворцы и хижины, чердаки и подвалы, рестораны и сортиры, самолёты и поезда… Короче – жизнь. Но жизнь, ограниченная сюжетом сценария и бюджетом проекта. Поэтому, будь любезен, если ты профессионал, поугомони свои фантазии и поищи натуру поближе и подешевле. Начинаешь вспоминать разные города и веси, где бывал, обзванивать друзей и знакомых, шарить в географических картах, путеводителях и прочих интернетах…

Наконец, решение принято, и вы едете (летите) в некий город с надеждой на восторги, которые обычно не случаются.

Выбор натуры – счастливая пора, начало творчества, ощущение свободы и ответственности одновременно. Ты, как щенок, спущенный с поводка, радостно носишься по поляне, тем не менее не забегая за границы дозволенного хозяином пространства.

Во времена развитого социализма и планового хозяйства на выбор натуры обычно ехали: режиссёр, оператор, художник (иногда – 2-й режиссёр) плюс администратор, который выезжал заранее и готовил «почву» – гостиницу, транспорт, встречи с местными начальниками и прочими туземцами. Ныне же, к сожалению, чаще всего едут художник и администратор, он же – шофер, если цель путешествия не за 1000 вёрст. Иногда подключается режиссёр и совсем редко – оператор. И называется теперь выбор натуры на «мериканьский» манер – «локейшн».

А однажды меня и вовсе в тупик поставили, сказав, что я еду заниматься «скаутингом». Но я, когда-то получивший по недоразумению «пятёрку» по английскому на госэкзамене во ВГИКе, быстро «допёр», что еду заниматься разведчеством. Вообще-то, ничего нового. Ещё Н.К. Крупская, выступая в 1921-м году с идеей создания детской коммунистической организации, назвала свой доклад, по-моему, ещё более коряво: «О бойскаутизме». Так что, я – пионер! А «локейшном» мы потом все вместе займемся, когда я предложу наилучшие варианты своих «скаутингских» усилий. Век живи…

Стоит сказать, что такой подход, судя по всему, правилен, ибо кто, как не художник, должен быть первым в этом деле. Кроме того (не смейтесь), редкий оператор имеет фотоаппарат и вообще умеет фотографировать как надо – другое видение.

Отбор и должное фотографирование натуры – отдельная тема, и рассказать об этом необходимо.

Когда-то, когда я был совсем «зелёным», меня удивляло и возмущало, что едут «творцы» на выбор натуры и никто-никто не интересуется, кто же будет фиксировать эту пресловутую натуру на пленку? Кто отвечает за то, что мы привезём из поездки нормальные негативы и что время и деньги потрачены не зря. По молодости я думал, что это – прямая забота оператора, а уж то, что и у меня есть плохонький «Зенит-ЗМ» – мой личный «довесок». Отнюдь. В некоторых съёмочных группах, где никто из «творцов» не имел фотоаппарата, была практика возить с собой художника-фотографа, чего я никак не понимал. Однажды я взял с собой в поездку по ближайшему Подмосковью нашего замечательного фотографа, моего друга, Валеру Кречета. И зарекся больше этого не делать. Во-первых, в машине стало тесно; во-вторых, я каждую минуту подзывал его к себе (а ему топтаться по колено в снегу в легких туфлях не очень хотелось) и указывал на объект съёмки, а он скулил, что плёнки мало, и для выбора натуры её ему не выдавали; в-третьих, получив фотографии, я с трудом узнавал объекты… Поэтому, не один десяток лет я всё снимаю сам, и среди многих сотен тысяч снимков не только всегда узнаю свой, но и расскажу, что происходило вокруг и кто был за кадром.

Надо сказать, что теперь во многих группах есть «казённые» цифровые «мыльницы». Но выбирать с ними натуру – сущее наказание. Главнейший их недостаток – «тугодумье». Уговорить или заставить продюсеров потратиться на хороший фотоаппарат невозможно. Я покупал себе ежегодно по новой «мыльнице», пока, разозлясь и сказав себе – не гонялся бы ты, поп, за дешевизной, – не потратился лет 6–7 назад на зеркальный «Nikon» D-80. До сих пор он меня вполне устраивает, и я не унижаюсь, выпрашивая в группе аппарат, который, обычно всегда занят для фотопроб актёров.