Путь в чаши

– Замолчи, гадкий мальчишка!

– Так биться мне или сдаваться?

– Закрыть рот, Брэнан, сын Эдвара. Иначе схлопочешь от меня прямо здесь!

– Обряд окончен?

– Да. У алтаря остались Тимида с младшими. А я почувствовала тебя и побежала.

– Ох, мама…

– Ты мне не веришь, – в глазах Тейи читался укор.

– Ты не боишься своих обрядов? Порой они пугают даже меня.

– Это не обряды, это материнское сердце.

Брэнан вздохнул и уставился куда-то поверх ее головы:

– Где было твое материнское сердце, когда ты мужа себе выбирала…

Мать отстранилась, и Брэнан выругался про себя. Сколько раз давал себе зарок не заводить этих разговоров, столько же раз его и нарушал. Но сегодня с утра Окер снова принялся за старое. И если так будет продолжаться, рано или поздно рука дрогнет и сама схватится за меч. Старик плюет на жену, на пасынка, даже на собственных детей. Мэва и Брад… Брэнан опустил плечи, вся воинственность тут же схлынула. Никогда он ничего не сделает этому провонявшему козлятиной пастуху – хотя бы из-за Мэвы и Брада.

– В который раз, Брэнан… Фратрия Мелеры пожелала его, – мать опустила голову и тихо добавила. – Да никто больше и не вызвался.

– Никто больше не вызвался из-за сына, порождения океана, – горечь обожгла язык. – Выходит, я виноват в том, что тебе достался этот…

– Никто не виноват. И ты меньше всего! – в обычно мягком голосе матери прорезалась сталь, сразу напомнив Брэнану о том, кто она такая. Когда мать говорит голосом жрицы Таргато, с ней лучше не спорить. – Я не ропщу на свою судьбу. Во всем есть высший смысл, и не перечь Драконову промыслу.

– И не думал, – вяло отмахнулся сын, расхотев спорить. В животе заурчало.

Мать улыбнулась, сменив гнев на милость. Мягкая белая рука дотронулась до его нагретого солнцем запястья:

– Идем. Я покормлю тебя.

– Таргато тебя не покарает?

– Она будет мне благодарна, – мать хмыкнула, поманив сына за собой. – Седая Тара опять притащила на гекатомбу* кур и яйца. Таргато их не примет, а что добру пропадать?

На следующий день он намеревался все утро до самого полудня провести у моря. Дувший с заката ветерок холодил кожу, но солнце уже вставало из позолоченных вод, напитывая чистый воздух теплом. В отдалении побрехивали соседские псы, прокричал петух. Брэнан остановился на пороге, потянулся и зевнул. Взъерошив волосы выскочившим следом Браду и Мэве, вышел на залитое солнцем крыльцо. Окер сидел во дворе, привалившись к выбеленной стене, и привычно посасывал из плоской бутыли неразбавленное вино. Он исподлобья глянул на пасынка и отвернулся, ворча себе под нос.

– Мать просила привести ей Брада и Мэву.

– Просила, – протянул Окер, почесывая бок. – Я ей не раб какой-нибудь таскать чего туда-сюда. Через три дня службы заканчиваются, тогда и увидит своих ненаглядных.

– Лучше я сам отведу их.

– Никуда ты их не поведешь.

Брэнан сжал челюсти:

– Я выполню то, что велела мне мать.

– Моих детей ты никуда не поведешь! – рявкнул Окер, приподнимаясь с вросшей в землю рассохшейся скамьи. В нос Брэнану ударил запах пота и старой шерсти. – Их с морским ублюдком и в одном доме-то держать опасно.

Он слышал эти слова едва ли не каждый день и вроде бы даже привык не обращать на них внимания, но сегодня терпение его подвело. Испитая рожа с кривым ртом и мясистым, усеянным красными прожилками носом вызывала омерзение. Трудно представить себе человека, меньше подходившего на роль мужа для матери. Окер стоял перед ним, пуча успевшие подернуться пеленой хмеля глаза, и злость поднималась в Брэнане, на этот раз не встречая внутреннего сопротивления. Видят Драконы, он как мог сдерживал себя ради матери и детей. Но терпел слишком долго, чтобы ничем не отплатить. Может быть, крутой нрав у него и впрямь от кого-нибудь из обитателей бездны? Зачем разочаровывать чужие ожидания?

Брэнан обернулся к притихшим детям и, приобняв их за плечи, подтолкнул обратно к входу в дом. Руки подрагивали. Вернувшись, оставил между собой и Окером расстояние в шаг:

– Гляди, какой папаша выискался. Я мог бы разрубить тебя надвое одним ударом.

– Ну так давай, – пастух подбоченился, выпятив тощую загорелую грудь. – Заруби! Тогда уж никто в поселке не глянет на то, кто твоя мать. Наконец-то они утопят тебя, спустят в самую пучину, где тебе и место! Рядом с отцом твоим Левиафаном!

Брэнан сжал кулаки, предвкушая то, что воспоследует.

– Ты бы попридержал язык, покуда он у тебя есть.

– Ох-ох-ох, – Окер ухмыльнулся, обнажив пожелтевшие зубы. – А то никто не знает, чей ты ублюдок! Тоже мне…

Пастух не успел договорить – кулак Брэнана съездил его по костистой челюсти, и отчим полетел в пыль. Хотелось схватить старика за тощую грязную шею и сжимать пальцы до тех пор, пока он не испустит дух. Но пасынок лишь склонился над ним и хорошенько пнул в ребра, заставив Окера скрутиться в клубок и заскулить:

– Необязательно доставать меч, когда хочешь отлупить козла, верно? Пополудни я вернусь и отведу Брада и Мэву к матери.

Пастух кое-как приподнялся на локтях и с ненавистью посмотрел на обидчика. Из прокушенной губы и рассеченной ударом щеки сочилась кровь. Какая обидная малость. Брэнан заставил себя разжать кулаки и отвести взгляд – дрянной человечишка не стоил того, чтобы из-за него брать на себя тяжкий грех убийства. На нем уже висел один, и ноша эта порой казалась слишком тяжелой, чтобы без причины ее умножать. Он отвернулся и зашагал прочь, мечтая поскорее смыть с себя запах козлятины и кислого винного перегара.

Волны мягко шелестели, слизывая с берега песок вперемешку с галькой. Побережье по обыкновению пустовало. Здесь не швартовались рыбацкие суденышки, не строились причалы. И портом стать их селению не судилось тоже. Для торговых пузачей с низкой осадкой воды здесь слишком мелкие, а военного флота Сетрем с роду не держал. А жаль. Может быть, тогда бы его жителей не так часто воровали едва ли не из постелей. Вспомнился вчерашний разговор с матерью. Тут-то ему бояться нечего – незаметно людоловы сюда никак не подплывут, да и слишком далеко от берега придется бросать якорь. Неудобно, ненадежно. Зато в самый раз для того, кто не любит чужих глаз. Для шумных забав с прирученной бестией трудно сыскать место лучше.

Сказать по правде, Беал никогда и не приручался. Леокамп отчего-то выбрал его себе в друзья, ставя под сомнение все, что человек до сих пор знал о тварях из бездны. Дети Левиафана изначально видят в людях и других обитателях подводного мира лишь свежее мясо. Почему одна из самых опасных тварей в этом смертельно-опасном сонме привязалась к нему, оставалось за гранью понимания. В один из солнечных, жарких дней зверь просто появился из воды, напугав сетремца до полусмерти, и заставил привыкнуть к своей почти каждодневной компании. А теперь Брэнан уже и жизни себе не представлял без воспылавшего к нему странной симпатией чудовища.

Шнурок, державший волосы, полетел на землю. За ним последовала рубаха и штаны. После горячих камней и песка морская вода окутывала ноги благословенной прохладой. Все царапинки и порезы тут же защипали от попавшей в них соли. Идти до глубоководья далеко, но, если Беал появится, снова будет недовольно ворчать, сетуя на то, что человек его избегает. Для такой туши, как леокамп, подплыть близко к берегу просто невозможно – застрянет на отмели, и в одиночку Брэнан никогда его к глубоководью не оттащит.

Он не торопясь брел в открытый океан, ощущая на голых плечах жгучие поцелуи солнца. Когда вода дошла до пояса, Брэнан с наслаждением нырнул. Вода обволокла тело, сгоняя с кожи жар. Вынырнув, чуть отдышался и мощными гребками устремился вперед, все дальше и дальше от берега. Остановившись передохнуть, обернулся – отсюда хорошо просматривалась широкая полоса пологого пляжа и невысокие скалы, окаймлявшие чашу долины, где ютился поселок. Высоко в лазоревом небе кричали чайки. Брэнан лег на волны, позволяя жадному солнцу слизывать воду с тела.

Хотелось ни о чем не думать. Ни о чем вообще. Ни об Окере, ни о страхах матери, ни о будущем. Почти три тетры прошло с возвращения домой, и давно пора определиться, чем зарабатывать на жизнь. Конечно, можно какое-то время жить охотой или рыбной ловлей, не объедая мать. (У Окера он и лепты не взял с тех пор, как тот переступил их порог). А мог бы попытаться пробраться куда-нибудь южнее, к Бледному морю – скажем, на Коркосс или Петорис. Эти острова лежали ближе к Йаманарре, они богаче и заработки там, поговаривают, неплохие. А самое главное – там о нем никто и никогда не слышал.

Здесь же, среди скал и соленой воды, где только рыба да дикие козы, жизни ему не будет. Тут любой сосед готов пришибить его и наверняка сделал бы это, когда б не опасался меча. Пловец едва не рассмеялся вслух – местные искренне верили, будто в Таннае обучают владению неким призрачным мечом. Да, а настоящий он, выходя из дому, никак в задницу себе заталкивает. Клинок лежал дома под тюфяком. Единственная ценная вещь, привезенная с материка. На не самый лучший клинок в порту Фероля пришлось истратить все имевшиеся деньги. Мечник без оружия – пустое место.

Хотя с любым из поселка сын Тейи мог справиться и без меча. Исключая Дазара, Тосса и Бедара. Те были мускулистыми, видавшими виды мужиками. Даром, что обычные рыбаки. Тосс однажды в море голыми руками придушил напавшего на лодку раненого агикампа. Зверь едва не распорол рыбаку брюхо. Бестии это стоило жизни, а Тосс отделался чудовищных размеров рубцом от груди до паха. Бедар же однажды притащил к берегу совсем молодого уроса – скользкую дрянь с шипастым хвостом. Тело – один сплошной мускул. В два мига обовьет и сдавит жертву – лишь кишки да кости во все стороны…

Так или иначе, он – мечник, десять лет обучавшийся ремеслу. Пусть благодаря сынку Пранта и стараниям решивших спасти его шкуру друзей ему и пришлось с позором бежать из Танная, что очень затрудняло возможность остаться в Веридане. Брэнан поморщился – не затрудняло, нет, делало невозможным. В Шаддах он податься не решился – там всегда неспокойно и слишком много магии кругом. А к ней у Брэнана с детства стойкая неприязнь. Уж слишком много и часто вокруг твердили, будто Тейя родила первенца с помощью магии. Будучи подростком, он еще огрызался, отвечая, что главной магической штукой, причастной к его появлению, был член отца, но, повзрослев, устал спорить с дураками. Теперь же ему такого никто в лицо сказать не посмеет. Да. Потому как меч, конечно. Магический и, по-видимому, тот, который прячется у него в заднице.

Слева раздался легкий плеск, мигом согнав задумчивость. Брэнан невольно напрягся, предчувствие не подводит. Беал, верный привычке, поднырнул человеку под спину и боднул. Кувыркнувшись в воздухе, пловец шлепнулся обратно, пообещав себе когда-нибудь подманить-таки бестию к берегу, на мель.

– Маур тебя забери!

Беал довольно заурчал и плавно ушел под воду – над поверхностью перекатился, посверкивая бирюзовыми и голубыми искорками, серый бок. Брэнан откинул с лица налипшие пряди волос и огляделся – вокруг стояла тишина.

– Поднимайся, отродье бездны!