Женщина в Древней Руси

В 1374 году, после избиения ордынцев в Нижнем Новгороде, князь Дмитрий «размирился» с Мамаем.

В 1375 году князь осадил Тверь, через месяц заключил с ней договор.

В 1376 году он, опасаясь нашествия Мамая, вывел войско к Оке, готовый драться с сильным врагом.

В 1377 году московско-нижегородское войско ходило в Поволжье – ханы Осана и Мухмат-Салтан покорились Дмитрию.

В том же году у русских произошла осечка на реке Пьяне, где их побили, и крепко, ордынцы. Этим хотела воспользоваться Мордва, пришла на Русь грабить, но нижегородский князь Дмитрий Константинович жестоко наказал их, в следующем году он сам ходил в Мордву. Грабил, взял много пленных, знатных из них казнили в Нижнем Новгороде. Татары напали на город, ограбили, сожгли, влились в войско мурзы Бегига. Русские разгромили их на реке Воже. Война с Мамаем, с Ордой уже шла вовсю.

В 1379 году князь Серпуховской Владимир Андреевич отбил у Литвы Стародуб и Трубчевск.

В 1380 году великий князь Дмитрий Иванович собрал, экипировал, оснастил, вооружил сильное войско и осуществил с ним крупнейший за предыдущие 150 лет в истории Русской земли поход, финалом которого была победа на Куликовом поле.

Здесь нужно сделать остановку.

Дело в том, что над Восточной Европой, как было сказано в начале нашей книги, издревле витал амазонский дух, подогреваемый известными легендами, а позже – былинами да сказками о женщинах-воительницах, и, естественно, такое событие, как Куликовская битва, не могло пройти мимо тех, кто не только искренно верит в реальность геродотов и послегеродотовых рассказов об амазонках и им подобных, но и так же искренно считает, что женщины просто обязаны были активно участвовать во всех без исключения войнах, походах, битвах. В XIX веке, например, один «историк-самоучка» из Ростова Великого нашел свидетельства, доказывающие участие двух его землячек, княжны Дарьи и княжны Феодоры, в битве на поле Куликовом, а современные исследовательницы женской истории Отечества предположили, используя в слегка урезанном виде метод математической индукции, что во всех полках русского воинства могли быть такие переодетые в мужскую одежду воячки. А если могли, значит, были.

Тем более что Куликово поле находится в зоне, когда-то контролируемой, «управляемой женщинами», куда, надо думать, воинственную часть женской половины человечества манит, притягивает какой-то генофондный магнит.

Как бы то ни было, а княжнам Дарье и Феодоре и всем, кто мог участвовать в черных кольчугах в Куликовской битве, надо сказать чистосердечное спасибо от лица всех потомков. В конце концов, черные кольчуги – это не «белые колготы».

В «Задонщине» же, созданной, по-видимому, в 80-х годах XIV века, роль женщины ограничивается плачем.

Жена Микулы Васильевича Марья рано поутру плакала на забралах стен московских, так причитала: «О Дон, Дон, быстрая река, прорыла ты каменные годы и течешь в землю Половецкую. Принеси на своих волнах моего господина Микулу Васильевича ко мне!» Погиб Микула Васильевич, он же Николай Васильевич Вельяминов, с виду хороший человек, храбрый, поддерживающий во всем великого князя, но пояс, украденный отцом, почему-то так и не вернувший владельцу. Почему? Светлая ему память, однако, за ратный подвиг.

«И жена Тимофея Волуевича Федосья тоже плакала, так причитая: “Вот уже веселие мое поникло в славном городе Москве, и уже не увижу я своего государя Тимофея Волуевича живым!”»

А Андреева жена Марья да Михайлова жена Аксинья на рассвете причитали: «Вот уже для нас обеих солнце померкло в славном городе Москве, домчались к нам с быстрого Дона горестные вести, неся великую печаль: повержены наши удальцы с борзых коней на суженом месте, на поле Куликовом, на речке Непрядве!»[15 - Литература Древней Руси: хрестоматия / пер. Л.А. Дмитриева. М., 1990. С. 223.]

«Сказание о Мамаевом побоище» было написано чуть позже, но и там роль женщины ограничена и временем, и пространством, зато в нем есть важное для свидетельства поведения княгини Евдокии и речь ее.

В Кремле прощалась дружина Дмитрия Ивановича с соотечественниками, воины прощались с женами. Женщины не кричали, не плакали, вели себя с достоинством. Отдав «последнее целование», проводив мужей, которые выходили через Фроловские, Никольские и Константино-Еленинские ворота, они остались на площади. Княгиня Евдокия села на «урундуке» перед теремом, жены воинов окружили ее, и она, не сдержав слезы, но и не в крик и вой бабий, а сдержанно, насколько это было возможно, помолилась Богу, чтобы он не допустил второй Калки, второго такого позора для Русской земли и несчастья, после которого «до сих пор еще Русская земля уныла».

Вот и вся роль русских женщин по «Задонщине» и «Сказанию» в Куликовской битве. Опрометчивому в своих суждениях человеку эта роль может показаться маленькой и неубедительной, особенно человеку, не уходившему на фронт, на войну, на битву из семьи, из объятий любимой жены. «Жди меня, и я вернусь, только очень жди!» Это – вечные слова. Они будут жечь сердца воинов и их жен всегда, до тех пор, пока человек семейный не перестанет воевать. Кому легче? Воину, покидающему родной дом, жену, детей, или тем, кто остается? Кто остается в неизвестности, кто готов ждать всю жизнь, кто ждет всю жизнь – даже тогда, когда нет уже ни единого шанса дождаться? Кому легче?

Авторы «Задонщины», «Сказания о Мамаевом побоище», княгиня Евдокия и ее слушательницы участвовали в рождении нового образа русской женщины. Готовой ждать. Да-да, и в VIII веке до н. э., и раньше, и позже, и в Восточной Европе, и в других регионах земного шара такой образ существовал и существовать будет – слава женщинам, готовым ждать! Но все дело в том, что в конце XIV, а лучше сказать, с середины XV века на Руси и во многих регионах планеты этот образ стал обретать все большее значение, социальное, государственное, если хотите. Объясняется это, если говорить очень коротко, тем, что в середине XV века практически во всех исторически значимых точках планеты великая междоусобица, мучившая людей с XI века, стала быстро затухать, и в то же время стали формироваться крупные государства, естественно, воюющие между собой. И войны из междоусобных превратились в межгосударственные. А в таких войнах побеждают патриоты. А вот им-то и нужны такие жены, которые плакали вместе с княгиней Евдокией на теремном крыльце.

Оговоримся, чтобы не вызвать бурю негодования: подобные теоретизирования часто сбивают людей конкретных с толку, потому что «суха теория, мой друг, но древно жизни пышно зеленеет», и в этой пышности могут утонуть любые формулы и формулировки.

Продолжая разговор об идеальной для Дмитрия Донского (теперь, после битвы, мы можем его так называть) жены, мы заверим-таки наш хронологический отчет о его деятельности.

В ноябре 1380 года русские князья на съезде договорились поддерживать друг друга в борьбе с Ордой.

В 1382 году хан Тохтамыш осуществил поход на Русь, обманом взял Москву, разграбил ее и сжег. Людей сгубил только в городе около 24 тысяч человек. В это время Дмитрий набирал в северных землях войско. Не успел. Вернулся в Москву хоронить людей. И жена была вместе с ним, со всей Москвой.

А в 1383 году произошли два события, которые не всеми исследователями оценены по достоинству. В этот год в Орду заложником отправился сын Дмитрия и Евдокии Василий, что дало повод недоброжелателям говорить о преждевременности войны с Мамаем, закончившейся крайне неудачной войной с Тохтамышем, взятием и разорением Москвы, других городов Русской земли и данью. На первый взгляд, Орда действительно выиграла ту войну, продолжавшуюся с избиения ордынцев в Нижнем Новгороде в 1374 году по 1382 год. Но закончилась эта война не только степным ураганом, данью и взятием Василия Дмитриевича в заложники, а еще и тем, что победитель вынужден был признать Дмитрия Ивановича великим князем! Это – главное. У стен Москвы в 1382 году ордынцы клялись, что пришли наказать не граждан, а лишь Дмитрия за его дерзость, за то, что тот поднял руки на темника Мамая. И в этих словах была логика сильных. Москвичи доверились ордынцам, открыли ворота, и налетчики вдруг из сильных превратились в слабых, в грабителей и поджигателей.