Гриша

– Как это «дети президента», впервые слышу.

– Как-как? Президент ежегодно в новогоднюю ночь речь говорит, народ, мол, поздравляет аккурат перед боем курантов. Потом все «уррра!» кричат и шампанское пьют. После этого все целуются. Некоторые так, для порядка лобзаются, а есть те, что специально новогоднюю ночь ждали и бегут скорее в постель любовью заниматься. Так это вроде сейчас называется, – слегка смутилась женщина.

– Кстати, а как это в наше время называлось? Что-то я запамятовала.

– Так ты, мать, наверное, вообще забыла, как это делается, – хохотнула молодка.

– А тут ты не угадала! Мне по старинке почтальон пенсию приносит раз в месяц. Он моих лет, симпатичный и в силе ещё, так вот он чайку попьёт и чуток задержится, и… – акушерка загадочно подняла глаза кверху. – Подожди, я ведь о другом тебе рассказываю. Так вот, в эту-то самую новогоднюю ночь многие и кувыркаются, немного выпив и забыв при этом предохраниться. Мол, «как Новый год встретишь, так его и проживёшь» – эту присказку они все хорошо помнят, а вот резинку натянуть на свой праздничный писюн забывают. И ровно через девять месяцев пожалуйте к нам, извольте, мадам, в кресло, – она громко расхохоталась. – Так что 1 октября у нас зачастую день ударный. И детки в этот день не простые, а все будущие известные люди получаются. Вот и сегодня у нас два пацана и четыре девки. И все они – «дети президента».

Солнечный рассвет и уморительный рассказ окончательно вернули Наташу в реальный мир. Гришенька, маленький, родной и желанный, был рядом в своей кроватке и смотрел на неё.

– Ну, слава Богу, оклемалась, милая. Давай я тебе помогу немного умыться, обтереться и попробуй покормить своего богатыря, – нянечка протянула мокрые и сухие салфетки, полотенце, налила стакан воды.

Распеленали и протёрли специальным раствором малыша.

– Завтракать пора, – парень перекочевал на руки к Наташе, – ты разговаривай с ним, не молчи. А мы пойдём, но будем рядом. Позови нас, как покормишь. Сама не вставай.

Значит, ЭТО был сон?..

Какое счастье держать на руках этот живой комочек, частичку тебя самой. Десять лет не кормила грудью. Вспомню? Гриша сразу нашёл мамин сосок, приспособился и потихоньку начал своё дело…

Значит, ЭТО был сон!..

Малыш расслабился и положил свою ручку Наташе на грудь.

Розовая перламутровая кожа.

Маленькие пальчики.

Пять штук.

На мизинце – след от пореза и пятно от зелёнки…

Кульман, ластик, карандаш

Глава 1

В тот сентябрьский понедельник я впервые собирался на работу. Зарабатывал я и ранее. В школе помогал летом развозчикам льда для продавцов рыбы. В институте рок-группой играли на танцах и свадьбах. На последнем курсе увлёкся журналистикой и много печатался в районной газете под псевдонимом Александров. Но то была неофициальная деятельность, без трудовой книжки, профсоюза и больничных листов.

Будильник. Туалет, зубная щётка, мыло, полотенце. Чай, бутерброд. Носки, брюки, рубашка, свитер, ботинки, куртка. Деньги, проездной. Лестница, двор, улица, остановка. Автобус, давка, руки, груди, бёдра, запах. Электричка, давка, тамбур, ноги, плечи, сумки, запах. Троллейбус, давка, локти, спины, колени, запах.

Улица, слякоть, спешка, очередь в лифт, отдел, кульман.

Ну, вот. Вроде обошёлся одними существительными. Не применил в своём рассказе описание замечательной подмосковной природы, звуков колёс труженицы-электрички на маршруте станция Пушкино – платформа Северянин, неописуемой радости от прогулки по утренней Москве. Ничего этого не заметил, так как досыпал по пути. Дремал в автобусе, троллейбусе, электропоезде и даже в лифте прикорнул на восемь секунд. А вот на работе спать было категорически нельзя.

Молодому специалисту, недавно распределившемуся после окончания Института лёгкой промышленности в Центральное конструкторское бюро Министерства машиностроения для лёгкой и пищевой промышленности на должность инженера-конструктора с окладом сто десять рублей (минус подоходный налог, минус «за бездетность»), надо было ежедневно оправдывать свалившееся на его голову счастье, что «в самой столице» оставили, а не сослали туда, где «только самолётом можно долететь».

Глава 2

Пора знакомиться с коллегами по отделу. Теперь ежедневно я буду видеть их лица и спины, слышать голоса, делать одно с ними дело. Дело, кстати, огромной важности для экономики страны. Не смейтесь, пока не поймёте суть. За окном 1974 год, а не 2023-й, и слово «импортозамещение» тогда ещё не придумали, а само замещение уже существовало. В СССР сотни ткацких и прядильных фабрик, везде тысячи станков и агрегатов, на большинстве из них клеймо Made in…, короче, не у нас сделано. И вот представьте, что на каком-нибудь огромном камвольном комбинате стоит, пыхтит-работает гигантский агрегат по крашению шерстяной ткани. И в самом начале трудовой смены он вдруг – бах-бабах, треск-хруст, мать-перемать – этот монстр со скрипом и скрежетом останавливается. Приехали! Покраска окончена, сотня метров дорогущего полотна в брак, швейники «недосошьют» советским гражданам «пбльта», и те будут мёрзнуть холодной зимой. Мастер бежит, начальник цеха орёт, парторг (а куда без него) брызжет слюной и стращает, что отберёт у всех партбилеты. Механик просто и доходчиво так объясняет всем, мол, промежуточный вал среднего каландра треснул в районе шестерёнки обратного хода, аккурат где находится реверсный механизм распределения диффузного наполнения, падла. И ещё он так, тоже между прочим, добавляет про отсутствие запасного вала на складе, но его ребята могли бы такой и сами изготовить. Нужны только настоящие чертежи, иначе он не станет рисковать и заменять «иностранца» на хрен знает что и рисковать своей головой хрен знает зачем.

Вот тут сразу и летят телеграммы в наше КБ, а конкретно попадают к нам в отдел. Начальство даёт сутки на сборы, и вот звено из двух-трёх специалистов уже в самолёте пьёт крепкие напитки за здоровье командира корабля и всех стюардесс. Моя первая командировка была в Хакасию, на Черногорский камвольно-суконный комбинат. Но об этом потом.

А пока всё-таки вернёмся в Москву, в бюро проектирования деталей машин импортного производства.

Лицом к остальным сидел за столом Ивасер. Вообще-то он Иван Сергеевич, но это только для личного обращения, а так – Ивасер. Начальник сух, мелок, стар. Его никак не могут отправить на пенсию. Говорил невнятно, тихо, постоянно шмыгал носом в любой сезон. Распределял задания, исправлял ошибки, координировал работу отдела, читал газеты и делал политинформацию по понедельникам.

Люба Ипатова была толстенькой, пухленькой, кругленькой. Непрерывно ела. Улыбалась до, после и во время приёма пищи. Запасы провизии, которую она приносила из дома, были огромны, и она с радостью угощала нас различными бутербродами, плюшками и другой снедью. Аккуратно и чистенько чертила, сидя на высоком табурете, что ей давалось с трудом из-за лишнего веса. Скорее всего, мужчин она знала только по книжкам и телесериалам.

Лариса Михайловна находилась в углу за столом и постоянно печатала на машинке «Ятрань» техническую документацию. Красивая замужняя женщина с прекрасной фигурой и мягким, обволакивающим голосом постоянно стучала наманикюренными ноготками по клавишам, не бегала на перекуры и, не будучи букой, сохраняла прекрасные отношения и с женщинами, и с мужчинами. Когда она подходила к моему кульману (исключительно по работе), её женское начало и тонкий аромат духов мгновенно убивали тягу к черчению. Я невольно сильнее сжимал в пальцах карандаш фирмы Koh-i-Noor и старался не вдыхать её чары.

Игорь слыл очень опытным конструктором и чертёжником. При этом он был профессиональным, честным и активным бабником. Его не связывали семейные узы, долгосрочные обязательства и чувство индивидуальной привязанности к кому-то персонально. Длинные волосы, острый взгляд с оттенком некоей тайны и превосходства, спортивная фигура и идеальный для регулярного кобеляжа возраст.

У Вилена Петровича письменный стол и рядом кульман. Он старший после Ивасера и по должности, и по возрасту. Петрович много курил, выпивал, потел. Носил белую рубашку с грязными манжетами и воротничком. Хороший специалист, излишне толст, добр ко всем и сильно близорук, никогда не повышал голос, спокойно уходил в столовую за полчаса до обеда (очередь занять).

Верочка была очень скромна и бедна. Плохо одета, голодна и неухоженна. Один и тот же пахнущий нафталином и лекарствами нелепый зелёный свитер крупной вязки, стоптанная обувь. У неё давно и тяжело болела мама, была прикована к постели. Денег не хватало ни на что, но Вера старалась улыбаться, брать подработку уборщицей в КБ, никогда не принимала подарки и угощение от пухленькой Любы.

Глава 3

Теперь о главных персонажах в отделе. В день, когда я впервые переступил порог своей будущей работы, ещё до того как начальник отдела представил меня коллегам, озвучив мою фамилию из семи букв с четырьмя ошибками, я заметил доску объявлений, на которой одной кнопкой был приколот лист бумаги с отпечатанным на машинке текстом.

«Позор! В то время, когда все совецкие люди помогают сохранить выращенный с таким трудом урожай, Влад и Татьяна Воробьёвы ставят свои интересы выше государственных и игнорируют работу на овощной базе. Стыд и позор. Выговор и отпуск зимой!»

Ниже была приколота записка от руки:

«Я не поехала в овощехранилище, так как у меня были сильные менструальные боли, при которых половые контакты и физическая работа в сыром помещении не рекомендуются совецкими врачами. Цикл месячных прилагается. А Влад в этот день работал в отделе над срочным заказом, так как его сильно тошнит от запаха гнилых овощей. Татьяна В.».

До того дня, да и никогда в будущем я не видел переписку внутри одного коллектива на доске объявлений. Посмотрев на всех сотрудников, сразу понял, кто из них Влад и Татьяна. Они смотрелись так контрастно по отношению к остальным, как будто в ярангу к чукчам случайно зашли двое афроамериканцев (так сейчас принято выражаться). Дорогие одежда и обувь, часы и перстень на пальце, независимый взгляд и что-то ещё выделяли эту пару из общего коллектива. Значительно позже я узнал, что зовут их в паспортах Натан и Рахиль, а фамилия действительно Воробьёвы. Натан Либерзон взял после женитьбы фамилию жены, а та в свою очередь приобрела её от первого мужа, с которым прожила «три счастливых дня». Наши чертёжные доски стояли рядом, треугольником. Влад чуть левее и сзади, а Танина немного правее. Влад был реальным молчуном, а его супруга говорила много, но кратко и тихо, чётко и с кем-то персонально, а не кричала на весь отдел, как Верочка или Люба.

– Женат?

– Да.

– Давно?

– Два года.

– Дети есть?

– Нет пока.

– Жену любишь?

– Да.

– Часто?

– Всегда.