Солдат Джим Тоу

Строй молчал.

– Старший сержант Ленс за тридцать лет воспитал несколько сотен настоящих солдат. Уже сейчас ясно, что из вашей партии будет отсеяно не менее шестидесяти процентов личного состава. Потому что дивизионам нужны солдаты, а не биомашины. Уверяю, вырастить биоробота в пробирке намного проще и дешевле, чем тратить время на большинство подобный вам олухов. Но если хотя бы один из вас, уважаемые новобранцы, – сделал он особый акцент на слове «уважаемые», – получит в конце обучения шеврон дивизиона, мы будем считать свою работу выполненной. Это ясно?

Строй молчал.

– Вопросы?

Строй молчал.

– Старший сержант Ленс, они ваши.

Капитан ушел. Остался старший сержант и несколько инструкторов, среди которых Ленс – главный. Здоровенный реанец, каких мало. Я только к середине обучения понял, почему дивизионные реанцы не уступают землянам, когда над нами также поработали. Аккуратный уник, уверенный взгляд. Шрамов видно не было, однако по одному его виду чувствовалось, что солдат он опытный, успевший серьезно повоевать. Но присутствовала в нем какая-то отрешенность, когда он осматривал наши ряды. Он глядел на нас, как я глядел на еще одну партию монокристаллов, которую надо перебрать, огранить, а какие-то и вовсе расколоть. Капитан Перроу очень точно назвал нас партией! Мы словно полуфабрикаты здесь. А они – мастера, призванные сделать из сырья настоящий продукт. И… кое-кого отсеять, что ж тут поделаешь?

Ленс что-то сказал сержанту, стоявшему рядом с ним (мы позже узнали, что его звали сержант Хайволл), тот что-то ответил, и затем дело дошло до нас.

– Меня зовут старший сержант Акролио Вариган Ленс. Я главный инструктор учебного батальона «Сигма». Для вас, старший сержант Ленс или сэр, – он сделал паузу. – Надеюсь, это последний раз, когда я что-то вам повторяю. Вы все выразили добрую волю служить в вооруженных силах Империи. Но вы даже на половину не представляете, на что подписались. Забудьте все, что видели в кино или во сне. На обучение каждого из вас Империя расходует серьезные ресурсы. Если после всех предварительных тестов все же выяснится, что к службе вы не годитесь, вы вылетите отсюда быстрее фотонного кванта. Притом сразу, как это обнаружится. Так что пожалейте наше и ваше время. Уходите сразу, если сомневаетесь.

Я сомневался. Но стоял смирно. Тогда казалось, что выбор сделан, что уже слишком много пришлось пройти, чтобы сюда попасть, и прочая хрень. Вот ведь, наивняк…

– Воинская жизнь регулируется уставом. Если в нем что-то прописано, значит, это спасло кому-то жизнь. Хотите прожить подольше, следуйте уставу. Не хотите читать устав, уходите сразу, и не заставляйте меня заполнять похоронки. Если я или кто-то из инструкторов вам что-то говорит, значит, здесь и сейчас это важнее всей вашей забытой Лорд-Императором жизни. Услышал – сделал. «Не сделал» не бывает. Ясно?

Строй молчал.

– Все, будем считать, что с формальностями мы разобрались. Сегодня рота заселяется в казармы. Опыт показывает, что в первую ночь молодые бойцы спать не желают. Поэтому мы с вами немного разомнемся и нагуляем сновидений. А теперь нале-во!

Как потом оказалось, под «немного разомнемся» старший сержант Ленс понимал пятикилометровую пробежку с полосой препятствий, свето-шумовым подавлением и рукопашным боем «стенка на стенку» против более старших курсов учебки в конце. Нас было как минимум втрое больше, но старшаки задавили всю братию, как малолеток. Позже я понял, как они это сделали. Расскажу подробнее как-нибудь отдельно.

На следующий день около половины роты оказалось в лазарете. Остальные чувствовали себя немногим лучше. Тогда же мы и ознакомились с учебными буднями.

Сначала подъем. Если кто-то не поднимался, его поднимали товарищи пинками и оплеухами. Никто не хотел любимой «разминки» старшего сержанта Ленса. А разминку инструктор применял ко всей роте, если кто-то давал сбой. Рекрутов вообще дрессируют так, чтобы они чувствовали себя как единый организм. Нас разбили на три взвода. Взводы разбили на отряды, отряды на группы по четыре бойца в каждой включая рекрут-капрала. И приучали, что каждый рекрут, каждый отряд или взвод решает неотменяемую задачу, при невыполнении которой проваливается задача у более крупного объединения. Поэтому за проступок рядового наказывали всю группу. За косяк группы доставалось отряду. Если лажал отряд, наказывали взвод. За взвод – роту. Рота сама по себе является достаточно автономной боевой единицей в сто с лишним солдат, сержантов и офицеров. На самом деле уже взвод почти в сорок человек тоже довольно автономен и способен при должной укомплектовке техникой и разного назначения подразделениями выполнять самостоятельные задачи. Но мало-мальски серьезную работу выполняет все-таки рота. Вот нас и сплачивали таким образом, заставляя привыкнуть к тесному сотрудничеству с боевыми товарищами. Война – это вообще не то место, где один солдат что-то может сделать. Успех боевой операции всегда зависит от уровня взаимодействия между бойцами, какую бы огневую мощь они на себе ни несли по отдельности. Да и спокойнее как-то оказаться в заварушке будучи рядом с теми, с кем съел пуд соли и пролил ведро крови. А крови мы пролили немало. Благо, что без жертв.

После подъема всегда следовала взбадривающая пробежка. Однажды один из наших выразил сомнения в необходимости пробежек и тренировок…

– Товарищ старший сержант. Разрешите задать вопрос?

– Разрешаю.

Дело было перед строем во время занятия по освоению тяжелых пехотных экзоскелетов.

– С какой целью в наше обучение включают бег и рукопашный бой? – заговорил рекрут-рядовой Томес. На днях он всю плешь проел рассуждениями. К одному только Смоугу он дважды подходил с этой темой. И его не удовлетворяли вообще никакие ответы. Разумеется, он решил озадачить и старшего сержанта и не когда-нибудь, а на занятии по экипировке. – Нас забрасывают на челноках или в посадочных капсулах на территорию. Там мы двигаемся на фиброприводах экзоскелета. Запас их хода превосходит биологический в тысячи раз. Мы несем на себе больше оружия, чем требуется для уничтожения небольшого города, а если надо, то и большого города тоже. После чего нас подбирают и перебрасывают на другую территорию. Зачем нам примитивная биологическая выносливость и навыки рукопашного боя?

Чтобы стало чуть более понятно, о чем идет речь, скажу пару слов об экзоскелетах. Это сложная конструкция из мягких фибронитей на жесткой основе, обвешанная композитной броней и генератором силового поля. Экзоскелет включает в себя системы энергоснабжения, жизнеобеспечения, связи, навигации, управления оружием и несколько более мелких, типа оптической, гравитационной и других. Полностью автономный, полностью герметичный. Может быть применен в открытом космосе. В штатное вооружение входит скорострельный ротационный пульс-лазер, который среди солдат прозвали «гатлингом» в честь какого-то инженера, тяжелый бластер для прорезания мощной брони, а также такие специфичные игрушки, как проектор частиц и акустико-волновой резонатор, заставляющий лопаться любые закрытые системы, имеющие внутренние колебания. Ну и мины, гранаты, ракеты, в том числе ядерные, если надо, и прочую мелочь.

Старший сержант Ленс пару секунд подумал, затем приказал:

– Рядовой Томес, выйти из строя.

Томес смущенно покосился на товарищей, но вышел.

– Рядовой Томес задает правильный вопрос. Но задает он его, к своему сожалению, не вовремя. – Ленс сделал два шага навстречу Томесу, затем ухватил его за воротниковую и подмышечную пластины. – Ухвати меня так же.

Опешивший Томес послушался. На площадке оказались две схватившие друг друга намертво стальные горы.

– Любой пехотный экзоскелет оснащен особым образом работающими фибронитями. В отличие от тупой гидравлики на полуподвижных сочленениях, броня на фибронитях реагирует на исходный двигательный сигнал и пропорционально его усиливает. Это в свою очередь позволяет уменьшить затраты удельной энергии на единицу выдаваемой мощности. Таким образом… – Ленс начал сдавливать Томеса. Тот ответил тем же. Но… Через секунду Томес завопил от боли. – Физическая сила и выносливость бойца становится коррелирующей величиной с выдаваемой мощностью экзоскелета.

Ленс ослабил хватку, удерживая Томеса за подмышку.

– Что сейчас произошло? – Сержант указал пальцем на меня.

– Фибронити вашего экзоскелета выдали больше мощности из-за вашей физической силы, товарищ старший сержант, – повторил я самодовольно только то услышанное. – Подвижные сочленения экзоскелета рядового Томеса не смогли выдержать нагрузку, не найдя достаточно мышечной энергии владельца для ее масштабного увеличения. Вероятно, вы раздавили рядовому Томесу печень боковой пластиной его же брони, товарищ старший сержант.

Да, выпендрился. Но кто ж меня осудит?

– Что произошло бы с Томесом, если бы он был одет в гидравлический экзоскелет на полуподвижных сочленениях? – Ленс ткнул пальцем в сторону рядового Кирка.

– Я… – Кирк замялся, – гидравлика сработала бы вне зависимости от силы…

– Шаа!!! – Ленс с яростью прорычал на салагу, швырнув Томеса в его сторону. Он очень часто «ша-кал», когда видел, что кто-то из бойцов что-то делает не так или хотя бы не старается. – Бездарь! Поройся в своей пустой башке, прежде чем рот открывать! Ищи тактико-технические характеристики и конструкторские схемы боевых скафандров тяжелой пехоты БС-240г. Теперь отвечай, что произошло бы с Томесом, будь на нем гидравлика!

Кирк затих, затем преодолевая напор сержанта, скороговоркой проговорил:

– Под воздействием диагонально направленного усилия в 45 килоПатсов модуль упругости панциря БС-240г по оси воздействия составляет 83 целый 97 сотых эготтов. Компенсация контрусилием гидравлики составляет 17%. Рядового Томеса четыре с половиной раза сплющило бы пополам вместе с экзоскелетом, товарищ старший сержант.

– Это как? Ты всерьез четыре с половиной раза собрался умирать, Кирк? – Вслед за Ленсом дружно хохотал уже весь строй. – Ладно, отставить. Живи пока. На самом деле от гидравлических экзоскелетов отказались из-за их громоздкости. Чтобы выдать аналогичную фибронити мощность требуется в три целых семьдесят пять сотых раза увеличить габариты гидравлики. Это еще больше материала, еще больше массы, еще больше энергии и намного больше силуэт поражения. Пехота должна быть мобильной и по возможности незаметной. Для всего остального есть танки. А теперь медика к учебной роте!

Да, наши экзоскелеты – страшной силы машины. Особенно, если их правильно настроить. А фибронити – гениальное изобретение технического корпуса ИАНИ, куда я хотел в свое время попасть. Волокна и пучки этих нитей шикарно держат механическую нагрузку и выдают отличную удельную мощность. Эту игрушку стали активно использовать и в некоторых агрегатах тяжелой военной и гражданской техники, в авиастроении, в горнодобывающей промышленности, в медицине, в общем, везде, где габариты играют роль. Их иногда имплантируют фрикам вместо части биологических мышц. Я даже видел однажды, как пара панков намеренно устроили потасовку в баре, чтобы силушкой блеснуть. Однако, фибронити довольно легко разрушаются от высокоэнергетических воздействий, типа когерентного светового излучения. Поэтому экзоскелеты все равно сверху покрывают композитными бронепластинами, а в тыловой кейс монтируют еще и генератор силового поля, чтобы солдата совсем живучим сделать. Ядерный удар или хороший бластерный разряд, конечно, такая комплексная броня все равно не выдержит, но от всех остальных воздействий спасет наверняка.

Каждый день учебные занятия начинались после пробежки и завтрака с перерывами на обед и на ужин. Прием пищи всегда обильный и питательный. На вкус – гадость сопливая, но сил эта мяша придавала, сколько надо. Никогда бы не подумал, что смогу столько калорий съедать, да еще и полуголодным оставаться. И это без всяких мобилизующих энергопилюлей, которые медленно нервы сжигают.

А особенностью учебных занятий было то, что реанцы в принципе никогда не учат теорию, не читают книжек, не смотрят учебных фильмом и прочей привычной для землян радости. Они научились загружать всю информацию напрямую в части мозга, отвечающие за долговременную память. Даже шкалу когнитивных возможностей придумали, отражающую количество унифицированных по количеству информации курсов обучения, которые обучаемый индивидуум сможет освоить. Для реанца, например, это семь-восемь единиц в среднем. Для человека пять-шесть. А итриаитянина вообще никто посчитать не может. То ли думают иначе, то ли умные настолько, что приборы зашкаливают. Люси рассказывала, как их руководитель экспедицию устраивал на другой конец Свободного Пространства, чтобы с итреаитянином над этой темой поработать. Вернулся с отрицательным результатом.

Загрузка новых знаний – это целая туча высокотехнологичных манипуляций над психикой обучаемого. Насколько понимаю, машина через аналог знакомого уже нам нейрошлема оценивает ассоциативные связи подсознания и субсознания студента, а затем подбирает наиболее подходящие из них и встраивает информацию новой нейроцепью в уже существующие. Методика отлично работает, когда надо встроить новые сведения в голову человека с развитой нейронной сетью и высоким жизненным опытом. Но когда обучить надо нас, молодняк с девственно чистым разумом бездельников, оказывается, что половина знаний не встраивается вообще, а вторая половина встает настолько криво, что, например, мысли о бабушкиных пирожках вызывают в памяти боевой наступательный протокол на позиции чадорцев. Чадорцы – это такие разумные полунасекомые. Результат тарганской генной инженерии. Мерзкие воинствующие твари. Знания в целом в голове остаются. Но где ты их будешь искать? Как узнать, когда и при какой мысли они всплывут?

Проблему эту решили выстраиванием совершенно новых нейронных связей в моделируемую своеобразную библиотеку. Она так и называется «Ментальная библиотека». Субъект понятия не имеет о том, что знает, потому что встроенные нейронные цепи никак не контактируют с собственными и ассоциативных связей нет. Чтобы память заработала, нужно эти связи правильно построить. И поэтому процесс обучения превращается в практические занятия, демонстрирующие рекрутам, студентам и другим обучаемым, знания, которые они уже на самом деле давно имеют.

Это объяснил нам сержант Хайволл самым простым языком. Он же и поведал, почему мне стало так сложно в абитурке ИАНИ учиться. Потому что информации пытались грузить много, а она правильно никак не вставала, нейронные связи не выстраивались в нужные ассоциативные ряды и навык не прививался. Но почему по той же схеме встраиваемые военные навыки легли, как надо, я так и не понял. Мозги у меня, что ли, такие солдафонские? Или просто алгоритм загрузки военных знаний лучше отработан? Да я даже сейчас через много лет иногда ловлю себя на том, что начинаю сыпать научной терминологией, словно всю жизнь этим занимался.

В принципе, есть даже потенциальная возможность манипулировать нейронными связями так, чтобы увеличивать и уменьшать интеллект студента. Можно материал нейронов корректировать, изменять проводимость и «липкость». На биомашинах работает. Но на живых людях эта тема пока не нашла практического применения. Когнитивные функции намного более сложно устроены, чем функции памяти. Создавать их с нуля научились давно, а вот вмешиваться в уже существующие без потерь для личности получается пока только на бумаге. Поэтому только биомашины и интеллектуальные компьютеры, где личности нет вообще. Точнее, она есть, но запрограммированная, что не одно и то же.

Хоть процесс обучения и отработан, как надо, но не все рекруты смогли его принять. Предсказания капитана Перроу осуществлялись прямо на глазах.

Вообще нас покинуло довольно много ребят. Ушел Ричардс, Неккел, Джон Сергиенко, Хулио Гонсалез, Ли Чен, Надин Махмуд, Кемпер, Нибровский… Они уходили в разное время. После демобилизации им зачистили головы от военных навыков, оставили только воспоминания о самой учебке. Это их жизненный опыт, его нельзя отбирать. А все секретное и военное – это собственность Империи. Тут уж извините. Отличный был парень Энрике Рубанко. Мы с ним сдружились даже. Ушел по личным причинам. Пришло письмо, в котором его бабка рассказывала о смерти деда, который его воспитывал. Вот Роня и психанул, кинулся домой. Старший сержант Ленс потом долго его вспоминал как латентного дезертира. И в пример ставил всем нам, кто колебался.

– Философия здесь простая, – вышагивал Ленс перед строем, – вы все равно сбежите. И нам всем лучше, чтобы сбежали вы сейчас, а не перед десантом или, упасите Лорды, под обстрелом. Забудьте о вечной жизни, ваша жизнь принадлежит не вам, а Империи. Вас все равно застрелят рано или поздно. Или сожгут, или вспотрошат, или похоронят заживо в межзвездной пустоши вместе с крейсером. И если вы таите в себе надежду уцелеть, то уходите сразу. Нет шансов. Ни у вас, школяров необстрелянных, ни у меня, ни у любого другого ветерана. Шансов нет. Вы встали на путь воинов. А этот путь конечен. И заканчивается он всегда одинаково. Для всех.

Ну как можно с ним спорить? Даже нашпигованные биоплазмоидами солдаты 1-го Реанского дивизиона время от времени погибают от каких-нибудь непрогнозируемых случайностей.

Что касается меня, то я уходить не собирался. Я же со Смоугом пришел. С ним и уйду. А Смоуг смотрел на меня. Ему было стыдно дать слабину, когда тот, кого он за собой привел, вгрызается зубами в землю. Вот мы и смотрели друг на друга до самого конца. А Ленс, конечно, лукавил. Потому что не бывает солдата, который не надеется чудом выжить. А я еще и домой к Жанни со временем собирался. Да и страх с сомнениями все равно всегда видно нейрошлемом. Просто готовил он нас так к одному конкретному и важнейшему в жизни решению. Но об этом позже.