Но именем твоим…

Межевой комиссар удовлетворённо кивнул.

– Убедили, пане Славомиру. Юный наследник князя Сангушко рос в тишине и неге, в безопасности и изобилии еды и питья. Но зачем Его Милость князь Острожский затем допустил, чтобы его внучатый племянник, Гедиминович по отцу и Рюрикович по матери, так страшно сгинул в Варшаве? Зачем позволил ему поднять рокош против короля Жигимонта Вазы?

Старый шляхтич тяжело вздохнул.

– Он не допустил. Он велел Северину поднять этот рокош.

Межевой комиссар изумлённо переспросил:

– Велел!?!? Князь Острожский обрёк свою родную кровь, своего внучатого племянника, на такую жуткую смерть – по своей воле? Но почему?

– Да потому что ему его было не жалко….

Как Славомир Веренич-Стаховский сделался доверенным конфидентом Его Милости князя Василия Острожского и почему он был этому не рад…

В горнице повисла напряженная тишина – так, что стало слышно, как уныло моросит ноябрьский дождь за окном.

Подскарбий мстиславский, покачав головой, налил себе и пожилому шляхтичу мёда, подвинул кубок собеседнику – и спросил вполголоса:

– Пан Славомир, может быть, поясните свои слова? А то я уже стал плохо понимать все хитросплетения вашей истории….

Пан Веренич, покачав головой, приложился к кубку, сделал добрый глоток янтарного напитка, крякнул – и ответил:

– Что ж, поясню. Но для этого спервоначалу поведаю вам, пане Стасю, историю о рокоше Косинского, думаю, вы слыхали об этой смуте?

Межевой комиссар кивнул.

– История давняя, но известная. Киевский воевода тогда погасил этот рокош, как я помню?

Пожилой шляхтич лукаво улыбнулся, в его глазах блеснули озорные искорки.

– Погасил, как не погасить…. Только попервоначалу он его разжёг!

Пан Станислав изумлённо развёл руками.

– Пане Славомиру, опять вы меня изумляете! Как разжёг? Разве пан Кшиштоф Косинский не самолично поднял казаков воеводства Киевского на бунт и штурм Белой Церкви? И разве не его казаки творили разорение, глад и мор имениям Острожских?

Пожилой шляхтич кивнул.

– Так и есть, пане Стасю. Но допрежь того было много такого, о чем вы, полагаю, не ведаете. К примеру, знаете ли вы, кто был посаженным отцом на свадьбе Кшиштофа Косинского с княжной Марушей Ружинской? – и, не дождавшись ответа, добавил: – Его Милость князь Василий Острожский.

– И что с того, пане Славомиру? Мало ли кто кого женил, это справа такая…

– Согласен с вами, пане Стасю, сколько в истории примеров, когда не токмо близкие знакомцы – родня устраивала друг другу кровавые поминки…. Но тут дело в другом.

– В чём же, пане Славомиру?

Пожилой шляхтич помолчал, вздохнул и ответил:

– Вы, пане Стасю, по господарству себя обременяете хлопотами, стало быть, знаете, с чего вся Волынь, а также Подолия, Киевщина, Брацлавщина и заднепровские украйны живут. Да вы и сами недавно говорили, что пшеница с Руси Литовской – едва ли не единственное, что доход Речи Посполитой питает. Так?

Подскарбий мстиславский кивнул.

– Так. Правда, на те доходы дольщиков ныне изрядно, но всё ж пшеница русских воеводств – степное золото. Не будь её – мы б уже давно по миру пошли бы.

Пожилой шляхтич удовлетворённо кивнул.

– Значит, понимаете, что поднепровские земли, на каких эту пшеницу растят, воеводство Киевское, Подолия и Брацлавщина – маёнтак изрядный.

Межевой комиссар молча кивнул. Пан Веренич продолжил:

– В тот год князь Януш Острожский, сын Его Милости князя Василия, получил привилей на владение землями по верхнему Ингульцу и Роси, исключая пустоши Ракитное и Ольшанка, всего двести волок доброго грунта и полсотни волок пойм и пастбищ. Хороший надел, но у князя Януша были планы куда шире. Ингулец, как вы знаете, впадает в Днепр уже в татарских пределах, но от устья Жёлтой и до слияния его с Саксаганью, до первых татарских застав, земли вокруг Ингульца, никак не менее тысячи волок лучших пахотных земель и полутысячи выпасов и пустошей – были тогда ничьи, ни коронные, ни магнатские, ни казацкие, ни татарские. Но на эти земли – полторы тысячи волок по среднему Ингульцу – свои виды имел староста черкасский, князь Вишневецкий. Беда в том, что Его Милость король Жигимонт Ваза в своём привилее не ограничил пожалование князю Янушу с полудня – полагая, как я своим скудным розумом понимаю, что в степях тех сам чёрт ногу сломит. Ну а князь Януш, понятное дело, решил, что раз предел его владений окончательно не обозначен – то он волен трактовать этот привилей так, как ему удобно. И вот тут желания младшего князя Острожского натолкнулись на аппетиты князя Вишневецкого – так же полагавшего, что раз земли по среднему Ингульцу ничьи, то он может их взять себе.

– А Косинский тут при чём? – непонимающе посмотрел на старого шляхтича межевой комиссар.

– Косинский тут ни при чём. Косинский владел десятком волок по Роси, пустошами Ракитное и Ольшанка, но ни тяглых, чтобы их обрабатывать, ни арендаторов, которым можно было их сдать – у него не было. Пан Кшиштоф был, прошу прощения у пана, голодранцем, собакой на сене – владея землями, которые он не в силах был использовать. Посему пан Януш и счел возможным трактовать королевский привилей … хм, как бы это правильно сказать… несколько расширенно, по своему разумению включив земли, жалованные пану Косинскому, в собственный удел. Но эти два маёнтка – были ничто по сравнению с землями по среднему Ингульцу, на которые свои виды имел князь Вишневецкий. И на которые с вожделением смотрел Его Милость князь Януш. И посему, дабы помочь своему сыну, Его Милость князь Василий и разыграл партию Косинского…

– Разыграл? – в голосе межевого комиссара сквозило изумление.

– Именно так. Как партию в шахматы. – помолчав, старый шляхтич продолжил: – Беда в том, что наш король, да хранит Господь дни Его Милости – католик из католиков, ревнитель веры и истинный паладин Святого престола; в коронных землях сие – одно лишь достоинство, но в воеводствах литовских, а особенно русских к такой ревности отношение… двоякое, мягко говоря. Вы, пане Стасю, какого вероисповедания, прошу прощения?

– Католик, пане Славомиру.

– А отец ваш, Господь да ниспошлёт ему сто лят?

– Православный. Наш род – с Гольшан, близ Крево. Отец всю жизнь прослужил державцем имения Подколоды в воеводстве Трокском, трижды он избирался на повятовом сеймике подкоморием, и трижды же оной должности не получал – из-за православного вероисповедания своего. Посему меня он велел крестить в католическую веру – дабы я мог добиться большего.

– Что ж, вижу, не зря – в тридцать лет вы уже подскарбий мстиславский, межевой комиссар, с Москвой переговоры ведёте, глядишь, год-другой, и вы уже ключник, а то и каштелян виленский! А там и до канцлера недалеко… – в голосе пана Славомира, несмотря на показное восхищение, слышалась явная ирония.

– Пане Славомиру, мы ведь уже это обсуждали… – укоризненно бросил подскарбий мстиславский.

– Молчу, молчу, пане Стасю, более об этом ни слова! Так вот, король и великий князь наш, да хранит Господь его дни – весьма холодно относился к нотаблям православного вероисповедания, отчего-то полагая, что принадлежность к Святому престолу одна лишь дарует полное доверие. И князю Вишневецкому, католику, пусть и в первом колене – великий князь благоволил, а князю Яношу, тогда ещё православному – нет, из чего последний сделал вывод, что привилей на земли по среднему Ингульцу будет выписан на старосту черкасского. О чём Януш и не преминул сообщить родителю. Потерять право на те земли – означало потерять пятьдесят тысяч пудов пшеницы чистого доходу; позволить себе такое не могли ни Острожские, ни Вишневецкие. И князь Острожский решил доказать Его Милости королю, что православные подданные ничуть не хуже католиков могут служить Короне…

Подскарбий мстиславский хмыкнул недоверчиво:

– Не хотите ли вы сказать, пане Славомиру, что рокош Косинского был задуман и совершен тщанием воеводы киевского?

– Именно так, пане Стасю.

Межевой комиссар помолчал, раздумывая, а затем спросил вполголоса:

– Положим, такое возможно, и при здравом рассуждении весьма вероятно, но откуда вам сие известно, пане Славомиру?

Пожилой шляхтич едва заметно усмехнулся.

– А оттуда, пане Стасю, что я лично был нечаянным сведкой разговора Его Милости князя Василия с Кшиштофом Косинским как раз накануне бунта… Впрочем, как я вижу по изумлению на вашем лице, – старый шляхтич едва заметно улыбнулся: – надобно начать с начала.

– Был бы вам очень благодарен, пане Славомиру, у меня уже голова идёт кругом от всего того, что вы уже поведали, и, как я полагаю, ещё поведаете. – Межевой комиссар покачал головой.