Пять из пяти

Итого – трое.

Четвёртый – Повар. Он действительно когда-то был поваром. Ему нравится (точнее, нравилось) готовить. Теперь и он – артист. Он сказал по секрету Рыжему (а разве рыжий удержит секрет дольше одной минуты?), что хочет применить свои познания в кулинарном ремесле для своего выступления. И собирается подбросить пару замечательных идей своему старшему партнёру.

«Мастер сам до такого не додумается! Никогда! Я сделаю его суперпопулярным! Он обязательно попросит сохранить мою голову в формалине! Такого прежде не было, честь мне будет невиданная! Правду говорю, поверьте мне. А второй, это очень выигрышный номер. Первого забывают, на последнего и не смотрят, второго только помнят.»

Рыжий после этих слов Повара совсем извёлся. Его даже стало рвать (не сразу – часа через полтора). И тогда-то совсем свихнулся на своём выступлении, на великих своих идеях. Его голова, верно, тоже захотела в формалин.

Мечты, мечты…

Пятый – я. Хорёк.

Брожу по камере в серо-жёлтой артистической робе.

Моё выступление ещё не скоро. По правде сказать, я выступаю последним. Так что есть у нас время…

Да, пятеро. Обычная практика – пять человек в труппе. Или в группе?

Здесь принято говорить: «в группе».

Один сезон – пять выступлений. Это проверено на практике – пять выступлений, не больше. А то мы надоедим публике…

Вы знаете, какая у нас щедрая публика? Какие деньги она платит за наши выступления… Нет, не нам. Конечно, не нам. А зачем нам деньги? Мы и так счастливы.

Многим ли дана честь выйти на сцену Белого клуба? Закрытого клуба…

Молчу. Молчу.

Итак, Рыжий скоро открывает сезон.

Удачи тебе, Рыжий!

Капала вода из крана. Карлик вечно до конца не закручивает кран.

Директор (да, сегодня к нам заходил сам директор Белого клуба!) сделал сегодня ему замечание. Прямо во время торжественной встречи с актёрами…

Да, именно так и сказал:

«Уважаемый партнёр Карлик! Если бы вам платили жалование, то я непременно вычел бы у вас стоимость попусту потраченной воды. Охранники доложили мне, что из вашей камеры постоянно доносится звук падающих капель. Возможно, вы напряжённо готовитесь к представлению и, будучи человеком искусства, служителем, так сказать, Мельпомены, не обращаете внимания на такие мелочи, как экономия воды и бережное отношение к водопроводной технике, которая вверена, хоть и временно, вашему попечению. Однако я, как человек, отвечающий за эффективную и бесперебойную работу доверенного моего управлению клуба, вынужден сделать вам замечание и попросить впредь…»

Далее он очень долго распространялся о том, что некоторые артисты, коим выпала честь выступать на столь престижной сцене, перед избранной публикой, тонкими ценителями изысканных театральных постановок и гениальных тело-инсталляций… В общем, артисты эти… Директор долго подбирал подходящее слово.

Секретарь подсказал шёпотом (но почему-то так, что услышали все артисты, свита директора, приглашённые скульпторы, певцы, музыканты, пара акробатов, что стояли у самой двери, и даже, кажется, половина наших тугоухих охранников): «Звёздная!»

– Что? – переспросил директор.

И, отмахнувшись от секретаря с его надоедливыми подсказками, продолжил:

– Заболевают, в общем, и начинают вести себя непотребно. Бывает даже – во время представления автографы публике раздают! Каково?

– Правильно! – поддержал директора скульптор Андрон (тот, что будет выступать с Карликом… не самый лучший старший партнёр достался Карлику!). – Я вот в прошлый раз на крючья одного подвешивал. Подвешиваю – а он, зараза, зрителям открытки какие-то подписывает. Нет, вы только представьте! Висит на крюках, верёвка через блоки перекинута, я его тяну, он, подлец такой, верещит как резаный (хотя он и не резаный вовсе, а всего лишь крюками проткнутый!) – и при том ещё автографы раздаёт направо и налево. Ведь бывают же негодяи!

– Заткнитесь, пожалуйста, – сделал ему замечание секретарь. – Директор ещё не закончил.

И то верно! Чего это скульптор самого директора клуба прерывает? Тоже мне, нашёл, о чём рассказывать! Да таких историй любой скульптор, что хоть пару сезонов в клубе отработал, может… Может пару и припомнить! Да, пару и припомнить, потому что за один сезон скульптор один раз и выступает. Но уж раз в сезон что-то подобное происходит. Я вот с уверенностью могу сказать, что на каждом представлении что-то подобное происходит. Мы ведь вживую работаем.

Игра наша на сцене непредсказуема. Тем и прекрасна! Каждый раз, когда артист Белого клуба выходит на сцену – вступает он в особое пространство, пространство свободы, творчества без границ и запретов, игры большей, чем жизнь, игры более реальной, чем сама жизнь.

Жизнь может обмануть. Наша игра – никогда. И вот…

Впрочем, я отвлёкся. Мы ещё поговорим с Карликом… О чём? Нет, позже, позже!

Итак, директор сделал замечание Карлику. И позволил охранникам слегка поколачивать забывчивого артиста, чтобы привить ему такие полезные качества характера как собранность, внимательность, вежливость (в особенности по отношению к начальству… Карлик и в самом деле часто дерзит в ответ на безусловно справедливые замечания руководства!), а так же бережное отношение к чужой собственности.

Карлик выслушал господина директора, вежливо поблагодарил его за полезные советы и наставления. Потом встал (да, во время встречи нам разрешили сидеть на стульях, а не как обычно в наших камерах-клетках – на полу), повернулся задом к господину директору, снял штаны и согнулся в глубоком поклоне.

Вероника стал визжать, Рыжего опять вырвало (прямо Повару на спину… а нечего было в первый ряд садиться!), акробаты прыснули злорадным смешком (им директор, говорят, в прошлом месяце зарплату урезал), а почтенные скульпторы, все как один, отвернулись – в стороны, только все почему-то в разные.

Охранники секунд десять, если не больше, стояли в ступоре (а Карлик так всё это время побелевшему директору зад свой нежно-розовый и демонстрировал). Ну говорю – жирные они, бегемоты, и тупые до крайности! Резвыми становятся, только когда до дубинок дорвутся или там до плёток кожаных… А лысоватый, стоматолог-самоучка, и пассатижами лихо щёлкает.

Секунд десять охранники посопели, глазками похлопали…

Секретарь зашипел:

– А вот уволить кого? Или, может, в хор, на сцену нашу отправить?!

Тут-то жирные и очнулись!

Кинулись, подхватили Карлика (как был – согнутого, со спущенными штанами) – и понесли куда-то.

«А вы порепетируйте с ним, порепетируйте!» злорадно захихикал скульптор Андрон.

Потом ладонь правую в кулак сжал, большой палец отогнул – и начал им куда-то в сторону пола тыкать.

Патрицием, что ли, себя возомнил?

Того, дурак, не понял, что если охранники сдуру Карлика забьют – так он без партнёра останется. И с кем ему тогда на сцену выйти? Себя самого резцом обработать? Так на то особый талант нужен. У Андрона его точно нет. Не тот это человек, не тот…

Балда, одним словом.

Карлик, конечно, за стеной повизгивал, но директор речь свою продолжил.

Да, ответственная была встреча, ничего не скажешь.

Это, понятно, традиция такая: перед открытием сезона директор непременно со всей группой встречается. И, конечно, предмет особой его заботы и внимания – артисты. Хоть мы в группе – переменный состав. Каждый сезон – новые.

Зато на нас, на нашей игре и держатся все представления. Клуб на нас держится!

Это ведь, если подумать хорошенько, каждый из нас по отдельности – переменный состав. Но артисты в целом, как коллектив, как часть клуба – состав как раз самый постоянный.