Повстанец

– Напиток из корней релии, лепёшки токса, жареные плоды кетво, – чётко отрапортовал Карлик. – К лепёшкам будет подан белый соус.

«Вот только плоды для соуса мы ещё не научились выращивать на океанских шельфах» подумал Каэ. «Многому ли мы вообще научились? Думаем, что в равновесии с мирозданием… Но мы же не одни. Да и мы не совершенны… Только думаем, наш путь – правилен. А если…»

Он помотал головой, словно отгоняя эти мысли. Остатки одного из тех снов, что смущали Каэ в последние ночи.

– У тебя, друг, хорошие отношения с Мастером, – заметил Каэ, запахиваясь в халат. – Как это у тебя получается?

– У уважаемых людей и слуги пользуются уважением, – ответил старой пословицей Карлик.

«Надо же» подумал Каэ. «Совершенствуется железяка на лапках! Уже освоил лёгкий подхалимаж… Те ли книги он по информационному каналу заказывает? Как бы исправлять его не пришлось…»

– Присмотри за ванной, – сказал Каэ. – Я постраюсь недолго…

«Нужно, чтобы и мои глаза были видны… Со мной что-то не так. Не так!»

Экран в спальне засветился ровным розовым светом.

Гравилёт с надсадным воем на бреющем полёте прошёл над покинут посёлком. Руины домов ещё дымились, свежой золой пылили улицы и тёмный от крови песок ветром поднимался в воздух.

Солдаты Республики слишком быстро ушли из разгромленного ими посёлка: не успели стащить тела расстрелянных в яму и сжечь напалмом. Да и саму яму не успели выкопать.

Трупы лежали на улицах… точнее, бывших улицах. Откуда взяться улицам, если нет домов?

Трупы мужчин, женщин, детей.

Раскрытые рты. Глаза с отражением неба. Ноги, потерявшие землю.

Лбы с чёрно-красными точками пулевых отверстий. Груди и животы, в клочья разорванные пулемётными очередями. Разбитые прикладами затылки…

Они лежали повсюду – в беспорядке. В ненавидимом Республикой беспорядке.

В тщетной попытке спастись. В прерванном беге. Оборвавшейся жизни.

В попытке преступно нарушить любимый Республикой порядок.

Порядок, с которого начинается Свобода.

Теперь Порядок и Свобода пришли к ним.

Только случилось это как-то очень неожиданно, так что некторые из убитых и после смерти удивлённо смотрели в небо, будто и сейчас, после смерти, пытаясь запоздало понять…

Как же получилось-то так?

Им странно было быть мёртвыми.

Гравилёт пошёл на второй круг, развернулся, подлетел к площади. И замер.

Лётчик включил камеру внешнего обзора.

Видеокамера блеснувшем на солнце глазом оглядела жёлтым песокм усыпанную площадь, что лежала теперь под стальным брюхом гравилёта.

Лётчик настроил картинку на экране, пригляделся… И в ужасе надавил на кнопку выключения.

Нет, возможно…

«Мне показалось» прошептал лётчик. «Не может быть, в самом деле! Не может… Мне показалось, я не видел! Не видел…»

Теперь он нещадно ругал себя за то, что зачем-то включил обзор.

Кого он хотел найти? Оставшихся в живых?

Или этих…

Да, здесь на площади. Здесь был настоящий порядок.

Тремя (он успел заметить – тремя!), ровными…

Тошнота подкатила к горлу и лётчик стал глотать ставшую вдруг тягучей слюну.

…рядами лежали мёртвые… убитые младенцы. Похоже, перед убийством их распеленали.

Потом клали на землю, вот так, аккуратно, чтобы общий ряд получился ровным. Клали на змелю, а потом убивали. Прикладом разбивали череп.

И оставили так, рядами. Неживых – наедине с чьей-то злою волей приманенной на площадь ненужной, особенно страшной рядом с младенцами смертью.

Лётчик отпустил ручку управления, схватился за виски и зашептал молитву.

– Смотрящий, – взорвался криком динамик, – говорит Смотрящий! Борт-пятнадцать, что за шум у вас?

«Микрофоны» с тоской подумал лётчик. «В кабине микрофоны, эти гады в штабе всё слышат… Осторожней надо… Боги, смилуйтесь! Меня в дыру загонят либо я тут сам с ума сойду. За что же это мне?»

Лётчик сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться.

«Всё хорошо… хорошо…»

– Борт-пятнадцать – Смотрящему, – подчёркнуто спокойно отрапортовал лётчик. – Постороннего шума нет, вслух для себя комментирую картинку на экране.

– Что внизу? – спросил Смотрящий.

– Движения нет, – ответил лётчик. – Всё чисто!

При слове «чисто» почему-то опять стало тошнить.

«Нет, не надо… Я хороший, хороший! Правда!»

– Обработать! – отрезал Смотрящий. – Залп – и никаких следов.

– Принято, – ответил лётчик.