Наверное, эти палки должны были меня усыпить, или убить, но я не умер. Я потерял способность владеть своим телом. Я всё чувствовал, но не мог двигаться. Я не мог даже веки закрыть. Единственное, что я мог, это смотреть и чувствовать.
Я вспомнил, как сигмы взяли меня за ноги и поволокли по промёрзлой земле. Они подошли к воротам, ворота открылись, потом меня потащили по территории. Я видел звёздное небо над собой, фрагменты крыш складов. Я понял, что меня тащат к башне. Я спиной чувствовал неровность грунта, моя голова билась об каждую кочку. Я благодарил Господа Бога за то, что большая часть территории заасфальтирована и покрыта снегом, иначе я разбил бы голову и разодрал бы в клочья спину.
«Хотя, какая сейчас разница? Но раз я всё еще жив, значит, я им зачем-то нужен?» – думал я, глядя вверх немигающим взглядом.
Меня подтащили к башне. Когда дорога шла под наклоном, я успел увидеть, что меня волокут два лысых сигма. Один держал меня за правую ногу, а второй – за левую.
Когда мы подошли к башне, я увидел верхнюю часть её. Никаких миганий я не видел. Внезапно я увидел, как всё осветилось жёлтым светом.
«Они меня сейчас затащат в башню», – догадался я и приготовился к боли. Пол в башне бетонный, покрытый шероховатостями. Если они меня по нему протащат, кожу на спине обдерут до мяса.
Но я не почувствовал никаких шероховатостей. Моё тело скользило какое-то время по чему-то гладкому и тёплому, над собой я видел круглые лампы под потолком, которые светили ярким жёлтым светом. Свет был настолько ярким, что у меня начали слезиться глаза, но я не мог даже прикрыть веки.
Потом я почувствовал, как я опускаюсь. Как будто опускаюсь на лифте. Это продолжалось не меньше двух минут, причём я чувствовал, что лифт сигмов опускается очень быстро. После того, как спуск прекратился, меня положили толи на стол, толи на какую-то платформу. Я увидел склонённые надо мной (хотелось бы сказать лица, но не скажу) безобразные морды сигмов. Их было четверо. Они осматривали меня, ощупывали моё тело, периодически о чём-то говорили между собой на своём странном языке. Когда они прикасались к моим рукам, к груди, которая болела, словно меня ударили кувалдой, к ступне, я чувствовал боль, но не мог кричать, даже пошевелиться не мог. Я слышал только: «Вер – меб– мер». В общем, набор звуков. Не речь, а блеяние овцы. Русский язык звучит гораздо красивее.
Потом я почувствовал, как меня переворачивают. Причём моё тело просто как-то перевернулось, сигмы меня не трогали. Когда меня переворачивали на живот, я смог увидеть, где я нахожусь. Это было огромное помещение, залитое ярким светом. Напротив меня была большая гора тел кархов, мёртвых кархов. Почти все тела были продырявлены насквозь, у некоторых не было головы, верхней, или нижней половины тела. От груды тел исходил неприятный запах.
Я почувствовал, как сигмы тыкают пальцами мне в затылок, в спину. Наверное, они осматривали мои раны. Было очень больно, но мне оставалось только молчать и терпеть. А что я ещё мог сделать?
Потом я почувствовал, как какая-то сила меня поднимает и куда-то несёт. В этот момент я смог разглядеть всё помещение. Помещение было не просто большим, оно было огромным! За кучей тел кархов стояли какие-то машины, напоминающие фрезерные станки, на столах которых лежали сигмы. Судя по тому, что эти машины были заляпаны зелёной кровью, а некоторые сигмы громко стонали и кричали, эти машины выполняли какие-то медицинские операции.
В следующий момент я почувствовал, что моё тело погрузили в какое-то вязкое вещество. Я почувствовал, как это вещество через нос попадает в лёгкие, почувствовал резкую боль в лёгких, как будто они сейчас разорвутся. Потом боль пронзила всё моё тело, и я отключился.
Когда я снова пришёл в себя, я висел в метрах трёх от пола. Внизу я видел маленьких сигмов, которые сновали туда-сюда с важным видом. У некоторых в руках были пирамиды из тёмного материала, скорее всего, из камня.
Прямо подо мной стояли работники «Сигмы». Они молча стояли, сбившись в кучу. Вокруг них ходили сигмы в длинных плащах, с какими-то странными инструментами в руках. У одних сигмовцев не было рук, у других в теле были большие раны, из которых текла тёмная маслянистая жидкость. Те сигмовцы, которые были без одной, или без обеих ног, сидели на полу. Никто не кричал, не стонал. Мне это показалось странным. Присмотревшись, к человеку без руки, стоявшему ближе всех ко мне, я увидел серебристый металл, какие-то трубки, торчащие из раны. В толпе сигмовцев я увидел Валерия Викторовича, который стоял, держа свою голову за волосы. Из его горла торчал бумеранг кархов, а тело было покрыто дырами, сочащимися тёмной жидкостью.
Откуда-то из под потолка, из облака яркого света, вынырнул гигантский щуп, который ухватил одного из работников «Сигмы», положил его на платформу, которая висела в воздухе сама по себе, одним движением сорвал с него одежду. На теле я увидел глубокие раны. Потом щуп скользнул по животу сигмовца, я увидел, как разошлась кожа.
«Какой ужас! Неужели меня ожидает то же самое?» – в страхе подумал я.
Тем временем щуп, с ловкостью фокусника, подцепил кожу с живота сигмовца и потянул в сторону головы. Кожа отходила легко, обнажая блестящий металл. В какой-то момент широкий пласт кожи накрыл сигмовцу лицо. Я увидел дырявую металлическую пластину, покрытую темно-коричневой жидкостью, похожей на машинное масло.
«Они не люди, они – роботы», – понял я.
Щуп, тем временем, двигался над грудной клеткой робота, периодически останавливаясь в районе отверстий, сделанных трезубцами кархов. Потом я увидел, как щуп подцепил пластину на груди робота и опустил её на появившуюся, непонятно откуда, небольшую платформу. Под пластиной я увидел провода, какие-то трубки, два металлических цилиндра. Я услышал металлический скрежет, когда пластина с груди робота легла на платформу.
Потом я почувствовал боль, увидел, как какие-то шланги с металлическими наконечниками, похожие на иглы, впиваются в мою грудь, в живот, в суставы на ногах и на руках. Всё это сопровождалось жуткой болью. Потом резкая боль пронзила позвоночник, из чего я сделал вывод, что такие же шланги вонзили мне иголки между позвонками. Когда боль стала совсем невыносимой, я потерял сознание.
Очнулся я в тот момент, когда моё тело лицом вниз проплывало по воздуху на высоте полутора метров от пола. Пол был ровный, гладкий, сделанный из какого-то металла. Спереди и сзади шли сигмы. Плечи сигмов, которые шли спереди, были на уровне моей головы. Шлангов, торчащих из груди, я не увидел, боли не было, но двигаться я всё ещё не мог. Сигмы остановились, моё тело стало принимать вертикальное положение, и я понял, что меня сажают в какую-то машину, по форме напоминающую пулю. Меня посадили на заднее сиденье машины, а рядом со мной сел сигм, раструб его трубки смотрел мне в лицо. Я разглядел спиралевидные насечки с внутренней стороны трубки, металлическую решётку в глубине трубки, под которой я видел тусклое свечение красного цвета.
Справа от меня я увидел то, что не смогу забыть до конца своих дней. Я увидел лысых людей, со звёздами на макушек. Звёзды раздувались и опадали. Щупальца звёзд глубоко входили в черепа людей, у некоторых я видел запёкшуюся кровь в местах входа щупалец в череп. Эти несчастные, их было не меньше ста, бежали на механизмах, похожих на беговые дорожки, как в тренажёрном зале, в который я когда-то ходил, когда работал в «Приме». От их шей и кистей рук отходили тросы, которые поднимались вверх и терялись в плотном жёлтом мареве под потолком. Тросы входили прямо под кожу, я видел кровь на руках и на шеях этих людей. Это были мужчины в возрасте от двадцати до тридцати лет. В одном из них я узнал Васю Моторина. Бедный Вася. Знал бы ты, что тебя ожидает, когда писал свои записки?
«Интересно, а что ожидает меня?» – пронеслась мысль в моей голове.
Беговые дорожки были расставлены рядами. Между рядами ходили сигмы и люди со звёздами на голове. Их было не меньше двадцати. На них были мешковатые одежды из тёмного материала, в руках у них были блестящие трубки с раструбами. Я понял, что это были надсмотрщики. Если кто-нибудь из бегунов останавливался, надсмотрщик сразу же подбегал к нему и прикасался своей трубкой. Бегун вздрагивал, вскрикивал и начинал работать ногами с удвоенной интенсивностью.
«Это называется альтернативный источник энергии», – подумал я, вспомнив слова какого-то учёного, которого недавно показывали по одному из телевизионных каналов.
Машина, в которую меня посадили, начала движение. Она проехала мимо нескольких рядов бегунов, остановилась. Сигм, сидящий спереди, что-то проворковал, одному из надсмотрщиков. Тот оглянулся. Я узнал в нём Сергея Евгеньевича. Только он был лысый и со звездой на голове. У бегунов звёзды были розового цвета, а у надзирателей почему-то жёлтые. Может, поэтому одни бегают, а вторые следят за теми, кто бегает?
Директор «Дружины» приложил ладонь правой руки к левому плечу. Откуда-то сверху на него опустился большой белый объект, по форме напоминающий колокол. Накрыв Сергея Евгеньевича, как чехол, колокол какое-то время неподвижно висел в воздухе. Я видел только ступни ног Сергея Евгеньевича. Потом я увидел вспышку, похожую на вспышку фотоаппарата, колокол исчез. В следующее мгновение перед нами стоял Сергей Евгеньевич, в своём коричневом костюме, с копной седых волос на голове. Он сел в машину спереди, обернулся, посмотрел на меня, зачем-то раздвинул пальцами мои веки. Что-то сказав сигму, сидевшему рядом с ним, он нажал на кнопку за рукояткой своей трубки, приложил её к моему левому плечу. Я опять ощутил сильную боль, почувствовал, как сознание покидает меня. Прежде, чем отключиться, я увидел, как машина-пуля въезжает в туннель, набирает скорость. Лампы на потолке мелькают сначала тихо, потом сливаются в одну жёлтую полосу, меня вдавливает в кресло, как в самолёте во время взлёта.
Дочитав до конца «Записки Сумасшедшего», я долго сидел, глядя перед собой невидящим взглядом. По первому каналу шёл какой-то фильм, но мне он был неинтересен. Я сидел и думал о том, как «Записки» попали в Уголовно-Процессуальный кодекс, кому было выгодно, чтобы я всё вспомнил? Я не помню, чтобы я что-то прятал в кодекс. Валентина? Нет, вряд ли.
Мне не было ни хорошо, ни плохо, мне не было страшно. Я был даже рад тому, что мне удалось восполнить пробел в памяти. Теперь я точно знаю, что я не пил спиртное на дежурстве, что я ни алкоголик и не душевно больной человек, и с головой у меня всё в порядке.
Теперь мне стало понятно, куда делся шрам от удаления аппендикса, и почему я стал видеть лучше. Раньше я видел очень плохо. Меня даже в армию не взяли из-за плохого зрения. Дома я носил очки, о чём знали мои родственники, друзья и супруга. Когда я выходил за пределы своей квартиры, я надевал контактные линзы. На следующий день, после увольнения из «Дружины», я сидел дома и просматривал газету «Ярмарка вакансий». Внезапно я ощутил лёгкое головокружение и увидел, как буквы становятся нечёткими, расплываются. Сняв очки, я понял, что ко мне вернулось нормальное зрение, я больше не очкарик и проклятые линзы мне больше носить не нужно. Вы спросите, как мне удалось пройти медосмотр, чтобы получить лицензию на занятие частной детективной и охранной деятельностью? Всё очень просто. Я купил эту справку, мне даже не пришлось заходить в кабинеты врачей.
Но почему сигмы меня не убили, не сделали из меня «альтернативный источник энергии»? Почему они помогли мне исцелиться? Быть может, если верить теории Мода, я потомок расы каких-нибудь сильных колонистов, которые в случае чего сотрут сигмов в порошок? Или я не пригоден по состоянию здоровья для бега по беговой дорожке? Ведь не зря меня не взяли в армию. А может быть, у них насчёт меня какие-то планы, но какие?
Я ещё раз перечитал последние слова Васи: «Но, если ты всё-таки найдёшь эти записки, отдай их моей маме, Надежде Николаевне Моториной или моей сестре, Елене Игоревне Моториной. Они живут в Екатеринбурге, на улице Ирбитской, дом 6 квартира…» Номер квартиры был написан нечётко, но, по-моему, квартира 19.
Так как улица Ирбитская находится недалеко от моего дома, я решил зайти к родственникам. Васи, чтобы отдать им его записки. Хотя прошло пять лет, но лучше поздно, чем никогда. Ведь Вася предупреждал меня, он хотел меня спасти. Хоть я и не смог избежать встречи с сигмами, я всё равно благодарен Васе.
В воскресенье, 21 января 2007 года я сложил в папку листы, с Васиным рассказом и отправился на улицу Ирбитскую. Я обошёл всю эту улицу вдоль и поперёк, но дома № 6 я не нашёл. Между домом № 4 и восьмым домом была прямоугольная площадка, занесённая снегом.
Я увидел, как из подъезда одного из соседних домов вышла пожилая женщина. Я подошёл к ней, спросил про шестой дом.
– Чего-то поздно ты, милок, встрепенулся! – глядя на меня выцветшими глазами, сказала женщина, – Дом уж лет пять, как развалился.
– Как…развалился? – не понял я.
– Рухнул, – как отрезав, сказала женщина.
«Неужели сигмы до них добрались?»– с тревогой подумал я.
Я стоял, переминаясь с ноги на ногу, и не знал, что сказать. Женщина, словно прочитав мои мысли, спросила:
– А у тебя там родственники жили?
– Нет, знакомые. А вы не знаете Надежду Николаевну Моторину, или Елену Моторину?
– Надежда?.. Вроде жила там такая. Сейчас времена такие пошли, что со своего дома не всех знаешь, а уж с чужого…
Женщина обошла меня и поспешила куда-то по своим делам. Я стоял, как вкопанный, мысли путались у меня в голове.
– Спасибо за информацию, дай Бог вам здоровья! – прокричал я ей вслед.
Кивнув мне головой, дама скрылась за углом дома.
«Значит, сигмы всё-таки добрались до них и сдержали своё обещание! – подумал я. – Вряд ли это совпадение».
Не знаю почему, мне вдруг захотелось посмотреть на офис «Дружины» и на базу. До офиса «Дружины» я дошёл пешком. К своему великому удивлению, там, где раньше был офис, сейчас я увидел обычный детский сад. На территории перед двухэтажным зданием были беседки, качели, играли дети.
Мне уже начало казаться, что всё, что со мной произошло, я придумал, этого не было, но присмотревшись к одной из воспитательниц, я понял, что это не был бред, это не было выдумкой больного воображения. В одной из воспитательниц я узнал Галину Андреевну Сичковскую, которая работала в «Сигме». Я даже вспомнил её должность, написанную на пропуске, который она мне по утрам показывала, входя в офис. Она работала экономистом.
Почему я не видел Галину Андреевну в логове сигмов? Наверное, потому, что их там было много, и я мог видеть только то, что находилось передо мной. Я был, можно сказать, парализован.