«Злой» ангел

– Нет! – честно ответил Федя – Не приходилось быть там.

– Туда идёт двадцать восьмой автобус. Ехать минут тридцать. На вахте скажешь, что ты её внук, тебя пропустят.

– Ты со мной не поедешь? – удивился Федя.

– Боже меня упаси! – Никита выставил вперёд свои большие ладони, словно отгораживаясь, – В последний раз я там был лет пять назад. Она тогда ещё ходить могла. Прикинь, эта старая стерва чуть не убила меня костылём. Я после этого туда не езжу. Сестра Верка иногда её навещает, а я – нет!

– Кузнечная, семьдесят два… Двадцать восьмой автобус. – Игнатьев записал в блокноте. – Ну, ладно, я тогда поеду!

– Подожди! Выпьем на брудершафт, а потом езжай! – Никита наполнил стаканы. – Ты же мне почти как родственник! А, к тому же, вряд ли тётя Настя, Царствие ей Небесное, выбрала бы для такой цели плохого человека. Ты не только хороший человек, ты ещё и экстра… как его? – Никита наморщил лоб – Экстрасенс!

– Ты второй за сегодняшний день, кто так меня называет!

– Не бери в голову! За тебя! Спасибо тебе, Федя! – Никита опрокинул в себя водку и громко хлопнул стаканом по столу.

Когда Игнатьев стоял в прихожей и надевал на себя пуховик, Никита открыл шкаф, порылся в нём, что-то достал и протянул Феде.

– Что это? – спросил Игнатьев.

– Это чехол для твоего ножа. Мне он не нужен. У меня был охотничий нож, но я сломал его, когда делал ремонт в ванной. Не будешь же ты тряпками свой нож обматывать, возьми, – Никита протянул Феде чехол, сделанный из толстой кожи, прошитый стальными заклёпками.

– Спасибо, Никита! – Федя засунул свой нож в чехол, про себя отметив, что размер ножа и чехла идеально совпадают, как будто чехол был специально изготовлен для Фединого ножа.

Они пожали друг другу руки на прощанье. Федор отметил, что рука у Никиты крепкая, как камень. Мысленно поблагодарил Бога за то, что наградил хорошей реакцией, иначе живым уйти от Верёвкина не получилось бы.

– Приходи ещё! Ты – классный парень! Бабке от меня передай привет! – с этими словами Никита захлопнул дверь.

12

«Ничего себе! Два часа прошло! – думал Федя, выходя из подъезда. – Нет, к чёрту эти исполнения желаний! Если так и дальше пойдёт, я к тридцати годам весь седой буду!»

До улицы Кузнечной он доехал минут за двадцать. Ещё через окно автобуса он увидел табличку «Дом престарелых» у входа в длинное четырёхэтажное здание. Миновав массивные железные ворота, Игнатьев прошел по заметённой снегом дорожке и вошёл в здание. У входа за столом сидела полная женщина в белом халате и читала потрепанную книгу.

– Ты куда? – спросила она, не глядя на Федю.

– Я к Верёвкиной Марии Ивановне. Я её внук, – ответил Федя, вспомнив слова Никиты.

– Внук… – Женщина смерила Игнатьева подозрительным взглядом, открыла толстую тетрадь, что-то там посмотрела, водя пальцем. – Двести двадцатая комната, на втором этаже. Только никого не пугайся. Они сами тебя боятся.

– Спасибо! – Федя улыбнулся и стал подниматься по просторной лестнице с высокими перилами на второй этаж.

Поднимаясь по ступенькам, он снова стал видеть яркие цвета, хотя он надеялся, что не будет их видеть после водки. Идя по коридору, он видел много стариков. Такое количество старых и немощных людей он не видел никогда в жизни. Они шли, опираясь на трости, на костыли. Некоторых люди в белых халатах везли на инвалидных креслах. В коридоре пахло мочой, лекарствами и нафталином. От этого запаха Федя почувствовал приступ тошноты и стал глазами выискивать дверь с надписью «Туалет», но желудок вдруг успокоился.

Старики смотрели на Игнатьева, как на диковинную зверюшку. Феде они напоминали живых мертвецов. Только, в отличие от натуральных мертвецов, которых Федору довелось видеть, старики не были чёрно-белыми. Они были цветными и излучали свет. Правда, большинство из них были окутаны тёмным, или чёрным облаком, с многочисленными чёрными пятнами в районе больных органов: сердце, желудок, печень, почки.

Навстречу шёл старик, опирающийся левой рукой на трость. Правая его рука была скрючена и дёргалась.

«Как он ещё живёт? – подумал Федя, разглядывая его чёрные пятна. – Для него жизнь – это наказание».

Двести двадцатая комната была в самом конце коридора. Подойдя к двери, Федя постучал. Никто не ответил, Федя открыл дверь и вошёл внутрь.

В узкой комнате стояли две кровати. Рядом с каждой кроватью стояли тумбочки, заставленные лекарствами. На кровати справа сидела опрятно одетая старушка, излучающая ослепительно-белый свет, слегка замутнённый в районе сердца. Она что-то вязала, беззвучно шевеля губами.

– Мария Ивановна? – спросил Игнатьев, глядя на неё. Он ни сколько не сомневался, что это она. Только такая боевая бабушка способна побить костылём своего великовозрастного внука– громилу.

– Ш-ш-ш! – Старушка оторвалась от вязания, посмотрела на Федю поверх очков в роговой оправе, блестящие спицы замерли. – Это она.

Бабуля показала пальцем на соседнюю кровать.

На соседней кровати лежало существо, при взгляде на которое трудно было сказать, что это живой человек. Это существо скорее напоминало мумию: грудь почти не вздымается при дыхании, кожа обтягивает череп, запавшие закрытые глаза. Если бы Федя не видел чёрное облако вокруг Марии Ивановны, он бы подумал, что она умерла. Коричневое одеяло было натянуто до груди, поверх одеяла лежали две тонкие скрюченные руки, больше похожие на лапы какой-то странной птицы. Глядя на эти руки, Федя вспомнил куриные тушки в кулинарии.

– Мария Ивановна? – ещё раз повторил Игнатьев, обращаясь к женщине на кровати. Она не отреагировала.

«С таким же успехом я мог бы говорить с трупом», – подумал Федя и прикоснулся к пожелтевшей скрюченной руке Марии Ивановны. Рука чуть заметно дёрнулась, но Мария Ивановна не открыла глаза. Не зная, что делать, Федя посмотрел на старушку на соседней кровати.

– А ты приподними спинку кровати. Она подумает, что пришли её кормить и откроет глаза. Да не переживай ты, жива она.

– И давно она в таком состоянии?

– Ой, давно! – Старушка вздохнула. – И не живёт, и умереть не может.

Федя сделал так, как ему посоветовала бабуля. Через пять секунд Мария Ивановна застонала, открыла глаза и обвела комнату безучастным, пустым взглядом. А ещё через мгновение Игнатьев почувствовал неприятный запах.

– Кажись, в туалет сходила, – Федя услышал голос старушки за спиной.

– Мария Ивановна! Я – Федя. Вы меня не знаете. Я к вам пришёл по просьбе вашей дочери, Насти…

Пока Игнатьев говорил, глаза Марии Ивановны смотрели куда-то в сторону. При упоминании Насти, Мария Ивановна вздрогнула и посмотрела на Федю. В её взгляде Федя увидел заинтересованность и продолжил после небольшой паузы.

– Я видел вашего внука, Никиту. Он сказал мне, что вы здесь. Настя явилась ко мне вчера, нет, сегодня ночью и попросила меня сказать вам, что…

– А… Ащтя, – прошептала Мария Ивановна. Её руки задёргались на одеяле, костлявые кулачки, покрытые коричневатыми пятнами, сжимались и разжимались. – Ащтя!

– Да! Настя – Федя был удивлён, услышав голос Марии Ивановны. Этот голос напоминал скрип старых деревьев в лесу. – Она сказала, что вы не виноваты в её смерти. Какой-то мужчина похитил её из магазина, пока вы покупали сахар. Он сделал с ней что-то нехорошее, а потом… а потом он убил её. Настя сказала, что он наказан. Настя любит вас.

– Ащтя! – По щекам Марии Ивановны текли слёзы. – Ащтя!

– Ну, всё… Я всё сказал… Всё, о чём меня Настя просила. Я пойду? – Игнатьев начал пятиться к выходу, бросил взгляд на старушку с соседней кровати. Она смотрела на него широко открытыми от удивления глазами, её очки съехали на кончик носа.

– До свидания! – Федя закрыл за собой дверь и побежал по коридору. Он убегал от этого серого здания, которое давило на него, от этих ходячих мумий, брошенных родственниками, от запаха мочи.

– Господи, не дай мне сюда попасть в старости! Лучше умереть молодым, чем таким старым и немощным, – шептал Федя слова молитвы, родившейся в его голове под воздействием увиденного. Когда он вышел за ворота, его вытошнило. Желудок всё-таки не смог удержать в себе остатки завтрака. Федя прислонился спиной к чугунной решётке забора, сделал два глубоких вдоха. Ему стало легче.

– Ничего себе, уже три часа! Я весь день потратил на исполнение желаний!– Игнатьев присвистнул, глядя на часы. – Ладно, еду домой, обедаю, отдыхаю, а вечером поеду к Ромке. Или он поможет мне советом, или пусть придушит меня, чтобы я не мучился!

После того, как Федя вышел из двести двадцатой комнаты, Мария Ивановна сидела и смотрела не мигающим взглядом в одну точку.

– Ивановна, с тобой всё нормально? – спросила её соседка, но, не получив ответа, продолжила вязать шарф.