Тихий океан… лишь называется тихим

Тихий океан… лишь называется тихим
Александр Васильевич Дёмышев

Непризнанный знаменосец Победы терпит насмешки, прожигая годы в пропахшей кислятиной забегаловке… Солдат вермахта пытается выжить в советском плену, мучаясь вопросом: «Почему Бог помогает русским?»… Русская красавица-снайпер записывается на фронт добровольцем, превращаясь под скальпелем любящего её хирурга в чудовище… Сумасшедший танцор побеждает банду головорезов, как водится, не без помощи высших сил… Матрос с подорвавшегося тральщика «танцует вальс» с гальваноударной миной посреди океана… Что связывает столь разных персонажей? Вы узнаете, познакомившись с героями сборника повестей и рассказов «Тихий океан … лишь называется тихим».

Александр Дёмышев

Тихий океан… лишь называется тихим

ВСЕМ ЛИ ВИДНО?

На кладбище холодно и пусто. Ни одной живой души, кроме раннего посетителя. Пожилой мужчина, как вкопанный, застыл в сумерках у солидно обустроенной могилы. Мобильник в кармане, робко отыграв мелодию вызова, безнадёжно смолк. Холодный декабрьский ветер треплет в сумерках мех капюшона «аляски». Уже девятый час, но длинная зимняя ночь всё тянется, не желая уйти.

Этот пришедший к могиле мужчина – Егор Наумович, известный вятский журналист-литератор, давно обосновавшийся в столице. Что привело его на кладбище провинциального городка, в котором и бывал-то (не считая проездом) всего дважды, в семидесятых ещё годах прошлого века?

У Егора Наумовича болят ноги – устали топать к могиле. Ноги мёрзнут. «И почему кальсоны не надел?». На толстые стёкла очков летят снежинки, но в предрассветных сумерках всё одно – мало что видно.

Он снимает бесполезные очки. Стоит, закрыв глаза, и вспоминает ту единственную встречу, что произошла лет сорок тому; встречу с человеком, лежащим под плитой. В голове мелькают картинки из далёкого прошлого…

* * *

Июнь 1972-го выдался на редкость жарким. Егор – молодой журналист – коротал время, гуляя по Слободскому. Этот купеческий городок, пыльный и душный, казался парню, очутившемуся здесь впервые, словно выплывшим из дореволюционных времён. Егор по заданию редакции встречался тут с местными ветеранами; блокнот с очерком для областной молодёжки «Комсомольское племя» лежал в спортивной сумке, болтавшейся на плече. Парень гулял перед возвращением в Киров, маясь от жары.

Он шёл тихими улочками, стараясь держаться в тени деревьев. Пялился на старинные причудливые дома. Так и наткнулся взглядом на вывеску, красовавшуюся над облезлым деревянным строением. Поправив очки, прочёл: «Пиво-воды». В горле першило от сухости; Егор, не раздумывая, вошёл в павильон.

Внутри висел кисловатый дурман. Приглушённые голоса сливались в монотонный гул. Очереди, как ни странно, не наблюдалось. Мясистая продавщица, не выждав положенного отстоя пены, подала парню две запотевшие кружки. Егор огляделся. За высокими столиками, уставленными стеклотарой и заваленными рыбьей чешуёй, расположились компании мужиков. Отыскав местечко за липким столиком рядом с молодыми парнями, журналист жадно присосался к холодной посудине; через пару минут жить стало веселее!

Не обращая внимания на посторонние разговоры, парень думал о своём: как придёт завтра утром к редактору сдавать материал о слобожанах – героях войны (приближалась очередная дата начала Великой Отечественной). А после поручат ему новое задание, и поедет он в какой-нибудь колхоз-леспромхоз, писать об увеличении поголовья рогатого скота и сверхплановых кубометрах деловой древесины. «А так хочется написать репортаж о чём-то большом, стоящем – про первопроходцев БАМа, к примеру, или о героях целины!»

Пустяшный спор, затеянный завсегдатаями пивной, поначалу мало трогал Егора. Однако развязка спора оказалась весьма неожиданной. Мужики разгорячились, и один из них – высокий и пузатый, как бочонок – в качестве главного довода высказал оппоненту совсем уж странный аргумент:

– Да ты ещё снова расскажи тут, как первым красное знамя над Рейхстагом водрузил!

Сказал с издёвкой; взрыв смеха встряхнул павильон. Тот, другой – невысокий, худощавый – кому слова адресовались, покраснел, как-то сник и в раскатах хохота пробормотал:

– А, ну, конечно, опять та же песня… Когда требовалось – жизнью рисковал, как присяга велит. За чужие спины сроду не прятался… Э-эх, обманули меня такие, как вы! Да вам, хохотунам, разве что докажешь?

– Иди-иди, Гришка, зекам своим лапшу на уши вешай! Много сейчас таких «героев» развелось. Сталина на тебя нету!

Все улыбались, притихнув, с интересом ожидая, что дальше случится. А тот, худощавый, сверкнув глазами, вдруг разодрал на себе рубаху. Взорам почтенной публики предстал обнажённый, разрисованный блатными наколками, мускулистый торс. К немалому удивлению, увидал Егор среди прочих татуировок изображение известного здания. «Ба-а, да это Рейхстаг!»

Полуобнажённый мужичок с силой ударил себя в грудь кулаком:

– Не верите! Про Сталина говорите! Да много ли знаете про него?! Ничего, рано или поздно там, – его указательный палец поднялся вверх, – во всём разберутся. Наступит время, когда и мою фамилию услышите по радио в День Победы!

И он ушёл, махнув рукой, в тишине, с влажными от слёз глазами.

Через какое-то время зазвенела посуда, послышались пьяные голоса, полилось из крана пиво – словно ничего и не произошло. Но профессиональное любопытство не давало Егору покоя, он повернулся к стоящим рядом парням:

– Что это было?

– Хе! Дак это… как его? Достопримечательность наша, хе-хе, – лениво отозвались парни. – Гришка-Рейхстаг, прозвище такое! Не слыхал про него? Не местный, что ли?

– Из Кирова я, расскажите.

– Дак чего рассказывать-то? Видел же – зек, сказки всякие сочиняет. Врёт даже, мол, первым знамя Победы над Берлином водрузил! Во даёт! Ровно мы учебников не читали!

Губы Егора скривились, в голове пронеслось: «Что о себе этот урка возомнил?! На святое покушается!»

Шагая часом позже на остановку, повстречал Егор выходящего из булочной редактора местной газетки, с которым общались предыдущие дни. Этот мужчина средних лет всегда носил один и тот же потрёпанный синий костюм. Спешить некуда, и журналисты разговорились о сделанной работе.

– А я тут в местной «таверне» ещё одного ветерана встретил, да какого! – решил пошутить Егор и принялся рассказывать про «фальшивого знаменосца».

Но местный редактор шутливого тона не поддержал; как-то странно вздохнув, заговорил о видах на урожай и погоде.

Новенький оранжевый ЛиАЗ мчал по шоссе. Место у форточки хорошо продувалось, и Егор погрузился в приятные воспоминания о студенческих походах на байдарках. Но странное беспокойное чувство мешало расслабиться. В мыслях он снова и снова возвращался к тому человеку. «Как его? Гришка-Рейхстаг!» Его глаза; его кулак, бьющий в грудь; палец, поднятый вверх и… слёзы. «Ведь не врёт же! Невозможно так врать… А может, он просто сумасшедший?»

Автобус уносил Егора всё дальше от Слободского. Вопросы в голове журналиста всё прибывали: «Почему редактор местный так странно отреагировал? Он что-то знает! Что, если вернуться, расспросить? Да нет, ждут в Кирове. Может, удастся специально приехать? Надо попробовать с коллегами поговорить».

Егор, размышляя, протёр очки. Глядел в окно на проносящиеся мимо поля и деревни, жмурясь от яркого солнца…

* * *

Яркое солнце на секунду ослепило молоденького красноармейца и тут же вновь скрылось в копоти и дыму пожарищ. Уши закладывало от доносящегося со всех сторон грохота канонады. По соседним зданиям, с засевшими внутри фашистами, били прямой наводкой гаубицы. Каждый выстрел подбрасывал на месте многотонное орудие, как игрушку. Гаубицы подпрыгивали и грохались на землю, поднимая вокруг тучи пыли; здания напротив них рушились, погребая под собой пулемётчиков Вермахта. С лязгом продирались к центру города по Унтер-ден-Линден «тридцатьчетвёрки». Из развалин лупили по ним фаустпатронами мальчишки из Гитлерюгенда. Старики-немцы в замызганных пальтишках, подняв руки с повязками Фольксштурма, выползали из подвалов; кряхтели, бросая под ноги наших бойцов старинные охотничьи ружья. Воздух пропитался запахом гари и разлагающихся трупов. Так пахла весна 45-го в Берлине.

В тесной комнатке полуразрушенного дома собрались для важного разговора с начальством разведчики 674-го полка. В гости пожаловали их отцы-командиры: полковник Плеходанов с замполитом Субботиным. Недолго поговорив о житье-бытье, Плеходанов перешёл к главному:

– Военный Совет 3-й ударной армии учредил девять знамён для водружения над рейхстагом, по одному на дивизию. Получается соревнование такое. Первых бойцов, водрузивших знамя Победы, представят к званию Героя. Они навсегда войдут в историю, как поставившие точку в этой войне! Понимаете? Нашему полку жребий не выпал, – командир полка вздохнул и, чуть подумав, с жаром продолжил, – но над Рейхстагом первым может оказаться не обязательно флаг Военного Совета! Подыщите подходящий материал – вот вам и знамя!

Командиры простились с разведчиками. Замполит, обернувшись у дверей, бросил:

– Только ставьте флаг так, чтобы все видели, иначе после не докажешь!

Пошарив по опустевшим квартирам, бойцы нашли красную материю. Через часок самодельное знамя было готово…

30 апреля 1945 года. Свист пуль и грохот взрывов. Облака пыли и дым пожарищ. Путь к Рейхстагу лежит через нагромождения и баррикады, через пробоины в стенах и тёмные тоннели метро. За любым углом могут ждать фрицы. Наконец отряд разведчиков выходит к фашистскому логову. Над широкой площадью возвышается Рейхстаг – серое, ощетинившееся пушками и пулемётами здание. Заложенные кирпичом двери и окна первых этажей, закопчённые стены, груды обломков вокруг. Несколько наших атак к тому времени уже захлебнулось. Осмотревшись, выяснив обстановку, лейтенант Сорокин командует:

– По одному, короткими перебежками – вперёд!

Бойцы продвигаются к цели, но под ожесточённым огнём падают один за другим. К стене Рейхстага прорываются лишь двое. Оглядевшись, находят окно, свободное от кирпичей (их выбило взрывом). Бросив внутрь по гранате, заскакивают в здание и коридорами – на второй этаж. Видят окно. Рядовой Булатов, протянув руку на улицу, машет самодельным флагом, и разведчики укрепляют его. Тут же внизу – грохот выстрелов, взрывы гранат. По лестнице кто-то быстро приближается к разведчикам – стук многих сапог всё громче. Разведчики готовы к бою; гранаты и автоматы начеку. Их сердца громко стучат: обидно погибнуть прямо у цели, но долг выполнить нужно! Как же рады они перевести дух, когда видят: это вслед за ними прорвались боевые товарищи, а с ними и лейтенант Сорокин. Подойдя, он жмёт руки и… снимает флаг.

– Отсюда его плохо видно, ребята, – поясняет командир. – Надо пробираться на крышу. Знамя должны видеть все!

По той же лестнице взбираются бойцы вверх. За лейтенантом Сорокиным и рядовым Булатовым следуют их сослуживцы-разведчики: Проваторов, Лысенко, Бреховецкий, Орешко и Почковский. Пара очередей из автоматов по неожиданно выскочившим из-за угла фрицам. Обороняющие нижние этажи Рейхстага солдаты CC ещё не догадываются, что советские разведчики с красным стягом ходят у них над головами. Цель близка; вот и крыша. Где ставить знамя? Решают укрепить его у скульптурной группы. Дружно подсаживают худого курносого вятского паренька Гришу Булатова, и он – самый молодой из разведчиков, ловкий, как кошка, прилаживает флаг к скульптуре. Стрелки трофейных часов лейтенанта Сорокина показывают 14 часов 25 минут.

Гриша смеётся радостно и весело. Он сделал то, к чему стремились тысячи его товарищей. С карниза рейхстага, сквозь свист пуль, доносится до наших солдат его звонкий голос, зовущий к Победе:

– Ну как, всем ли видно?

Воодушевлённые красноармейцы, поднявшись в атаку, лавиной врываются в Рейхстаг, теснят фрицев. Фашисты, озверев, бросаются в отчаянную контратаку и даже отвоёвывают первый этаж; но наши бойцы, закрепившиеся на верхних этажах – хозяева положения. Теперь никакая сила не заставит их уйти отсюда! Вскоре фашистское логово полностью очищено от врага.