Аттила – царь русов

первый раз в мире.

По Овидию:

Iamque nocens
ferrum, ferro que
prodierant: prodit bellum.

В Овидии гиганты восстают на небо; в Voluspa являются из Иотунгейма турсы.

Тогда снова боги собираются на седалища скал Олимпа (Raukstola), вокруг престола Юпитера, а по Эдде – Тора, на совещание – ofrad giallda (Rath halten); решают истребить людей; но вопрошают: «Что без людей будет с землей? Кто будет возжигать жертву богам?» – «Edr scyldo g?din ?il gildi eiga?» Глава богов отвечает на это, что он населит землю новой породой людей. И вот, сперва решают погубить людей огнем; но это наказание Юпитер откладывает на всякий случай на будущие времена и губит людей потопом. Тоже и в Voluspa: «S?l tecr sortna, sigr fold и mar» – «солнце помрачается, земля погружается в воду».

По Овидию от потопа спасаются Девкалион и Пирра, земля снова расцветает, и в Voluspa она выходить из вод и расцветает: «Iorb or aegi idia gr?na». В заключение, по Овидию, на земле народился страшный змей – Пифон, а в Voluspa летучий дракон: «Dreki fliugandi» и тем кончилась Voluspa; между тем как, по Овидию, Аполлон избавил людей от этой змеи.

Из этого беглого сравнения Voluspa с 1-й кн. «Метаморфоз» ясно видно, что vaticinium Valae есть не что иное, как отрывок перевода «Метаморфоз» с перепутанными строфами. Продолжение же «Метаморфоз» заключается частью в новой Эдде Снорро Стурлезона, в которой есть, между прочим, и следы русских волшебных сказок.

Метаморфозы были сочинены Овидием до его изгнания; и потому следует решить, сам ли он переводил их на сармато-готский язык, и передал слово mulatio, metamorphosis, вполне соответственным булгарским словом влошьба (Volospa); или над этим трудилась целая Академия под председательством Карла Великаго, или, наконец, какой-нибудь скальд, упражняясь переводами с латинскаго языка, передал по-своему 1-ю книгу «Метаморфоз», и, может быть, подражая Овидию, в свою очередь собрал народные волшебные сказки и комические представления, составил из них содержание новой Эдды, где между прочим играет замечательную роль и Lokke – лукавый[44 - «Non igitur mirum, qnod recentiores Scandinavi diabolum pro Lokio illo ceperint. Hoc revera ita evenit ut in Islandia, ubi phrases multae perantiquis de Lokio fabulis, suam debent originem: sic: Loka lygi (лукавая ложь), Loka daun (лукавый дух) и проч.» – «In Scandinavorum cantilenis, quae medio aevo onginem debent, variis celebratur Lokius notn nibus et cognominibus: Lokke Leiemand (чертова (лукаваго) волынка); Lokke l?ye (лукавый, юла, шут)». Edda Saem. Lex. Mith., p. III.], строя каверзы богам и забавляясь над людьми. Вообще должно полагать, что стихотворение I’oluspa, или I’?lospa (в котором упоминается и Lокке, Ликаон 1-й книги «Метаморфоз», и Fenris – волк, в котораго он был обращен Юпитером) в соединении с некоторыми фабулами новой Эдды, составляло некогда сборник северных mutatae под общим заглавием «Влошьба». Собрав отрывки этого сборника, Снорро Стурлезон не мог поступить иначе как Макферсон с песнями Оссиана: он свел, обяснил их по своему смыслу, передал соотечественникам на современном ему языке, присоединив родословную Одена и толкования.

В Voluspa, в число несвязных строф вошли, как видно, и отрывки из посторонних ей квид; в ней упоминаются и азы и готы (Godthiodar) и ваны, т. е. венды (Vaner, Windheim), и даже имеющие для нас очень важное значение гуны (Hunalunde), заменяемые в вариантах по изданию Резения энетами (Einnaetlann)[45 - Шиммельман переводит стих: «Hapt s?hun liggia under Hunalande»: Sie hat liegen gesehen unter der Hunnen (Veneden) land». Вопреки первоначальному изданию Эдды, в новейших изданиях строфы, для отыскания смысла, переселяются с места на место, а Hunaland, переводившаяся Hunnorum luco, заменено посредством Нгаеvarlundi – funesto luco. Подобных заменений тьма.].

Упоминание о гуннах, они же и энеты, и венеты, было бы очень значительно для истории гуннов, если бы можно было верить всему, что в переводах придуманная Сивилла[46 - Чтоб отыскать эту V?la, некоторые обратились к упоминаемой Горацием Сивилле araminensis Folia.] говорит непонятнаго, приговаривая столь же неуместные слова: vite their en eda hvad?

В новой Эдде Снорро Стурлезона важнее всего для истории простодушно внесенное предание о Гильве (Gilva ginning), поясняющее распространение прозелитизма между народом отдаленнаго Севера пропагандой готов Дации.

Гильв, по предположению Далина, владел Скандинавией около 123 года по Р. X. Но так как невольный переход Одена с готами от Дуная на остров Зеландию, совершился при нем, по покорении Траяном Дации в 98 году по Р. X.; то и сказания о Гильве относятся к исходу I века.

«Сигге Фридульфзон (пишет Далин), лукавый и храбрый правитель и верховный жрец азов, или готов, живших при р. Танах (Tanaqvisl, т. е. Дунае, в Готии, или Дации), познакомился с легковерным Гильвом и наставлял его в богословии, весьма от древней истины отделявшейся. Гильв путешествовал в Асгард, и вскоре после этого Оден получил от него дозволение поселиться со своими готами на острове Зеланде, вступил с ним в родство, и посредством этого родства приобрел весь остров в наследие сыну Скиольду».

Путешествие Гильва в Готию Придунайскую, рассказывается в Эдде следующим образом:

«Некогда в Свевонии царствовал вещий Гильв. Он с ужасом заметил, что народ его стал оказывать необыкновенное виимание к пришлым азам (Asa-Folck, asianske Folck)[47 - Asa-Folck – Asathiod, Godthiod.], и не понимал, приписать ли это личным их достоинствам, или могуществу богов, которым они поклонялись. Чтоб обяснить себе это, Гильв решился сам отправиться в Асгард, под видом простаго старца. Но хитрые азы знали вперед о приезде и намерении Гильва, и так ослепили его кудесами своими, что ему чудилось, будто он попал в сверхъестественный мир. Прибыв в город, он увидел там палаты каменные, крыши золотые. При входе какой-то человек играл семью ножами, взбрасывая их на воздух и ловя один за другим. Этот человек спросил Гильва, кто он такой? Гильв отвечал, что он путник от гор Рифейских (Refels stigum) и просит ночлега. Человек повел его в палаты; но едва Гильв вступил во внутренность, двери вслед за ним захлопнулись на замок. Гильв увидел множество покоев и в них тьму народа. Одни пили, другие играли в различные игры, иные боролись, и вообще все проводили время в различных забавах. Дивясь на все эти невиданные им сроду вещи, старец проговорил про себя:

Прежде чем войдешь куда-нибудь,
Осмотрись осторожно, есть ли выход:
Нельзя знать, где засели враги,
Которые тебе строят ковы.

Все обряды Севера, до перехода готов, относились к сайванскому верованию, к которому, разумеется, принадлежал и Гильв. Вступая в Hall, или Herberge Асгарда, и видя, что попал в ловушку, он произносит первую строфу из изречений Харо (Haramal), относящихся к древней Эдде, и приписанных мудрости Одена. Но, относясь к верованию Гильва, их скорее должно считать отрывками из Бгартрихари, или изречений Вишну, в свойстве the goddess of speech – Bhartrihari[48 - Смотри статью Рюккерта «Der Weltentsagende Hindu» в «Zeitsehr f?r die Kunde des Morgenlandes». Сравнив анологи Haramal с Бгартрихари, мы увидим в них одну и ту же душу, один и тот же голос:Haramal: «День хвали вечером, жену пройдя с ней путь жизни, меч – после битвы; невесту после свадьбы; напиток – когда его выпьешь». – «Мудрый употребляет и силу обдуманно; ибо нажив себе врагов, узнаешь поздно, что против сильного есть сильнейший». – «В пути жизни нет друга лучше благоразумия; оно есть и лучший запас повсюду».Bhartrihari: «Чарует свет луны, чарует лужайка посреди леса, чарует дружная беседа, чарует слово певца, чарует гневная слезка, дрожащая во взоре милой, – все очаровательно; но стоит ли все мимолетное этого очарования».].

Строфа Haramal, положительно определяющая, к какому верованию и обрядам должно отнести изречения Харо, есть следующая:

Хоть поздно нарожденный, но сын дороже всего;
ибо кто воздаст отшедшему отцу память по душе
на могиле (Bauta-Steina), кроме кровнаго?

Эта строфа обясняется только законом Индии, что все предки того, кто не имеет сына, для совершения срадха (поминовения души), или погребальнаго обряда о блаженстве душ их, исключается из вечных селений:

«Чрез сына (совершающаго поминовения) человек переходит в мир вышний; чрез внука приобретает бессмертие, чрез правнука поступает в обитель света».

«Так как сын избавляет отца от преисподней, называемой путь[49 - Слав. бут, спуд; в Haramal и Inglinga Saga: Bauta-Steina. Бут могильный – песчаник, mo?llon; Бутовые камни, или хронные, на Севере назывались рунными; соотв. лат. Ruinа, напр. Ruinam ducere – совершать погребение.]; то он и прозван самим Брамой «избавителем от ада» (путра)».

«Тот, у кого нет сына, может обречь в сына внука своего: «Да будет произрожденный моею дочерью моим сыном, и да совершит он срадху в память мою».

Обратимся теперь к Skaldamal, или к сборнику витязных песен, квид Эдды.

По нашему мнению, в них настолько скрывается истины, насколько они были родственны с гайдами гадляров, гайдуков[50 - Чешское произношение ближе к исландскому: вместо гайда – кайда – Quida. Кайдош знач. гадляр – Galdrar; из кайдош образ. гайдук, гайдуче. То же значение имеет пандур – бандыр, бандурист; трубач, трубирог (Trubac, Trubiroh); откуда в гальском наречии: Trouvaire, Troubadour.] и вообще походных бандуристов, гусляров, которые и во времена Тацита, «возлагали свои вещие персты на живые струны, и сами струны рокотали князьям славу».

Воспеваемые события и герои большей части древних квид относятся к IV и V столетиям. Hunugard и имя Аттилы, упоминается во многих; но две, так называемия гренландские квиды, – Atla quida и Atlamal, относятся собственно до Аттилы, хотя главное содержание их есть гибель Нивелунгов, или Нибелунгов и мщение Гудруны, дочери владетеля Бургундскаго Гойко (Giuka), рода Нивелунгов[51 - Новолунги (Nivelongi, Niflungi, Nevelingi, Nibelungi, Nibelunc, Nebulones); но в Atlaquida называются они и гуннами, и бургундами (см. Deutsch. Held. S. Raszmann. Einleitung). Эта фамилия сближается с ро?дами, носившими впоследствии звание Rhingrave, Wildgrave – «Comes Rheni et Sylvarum». Эти леса, вдоль по левой стороне Рейна, Haute Forest и Hochwald. Древняя фамилия Neuville также принадлежала к роду Comes Rheni et Sylvarum. Бургундия, Альзация, Hunsruck, составляли пограничные владения, воеводства, и след. область Nivelung вероятно называлась Новый Луг со времени прихода бургундов, около 370 года, из Стараго Луга. Regio Hunesruck – Hunnorum statio, seu praesidium, было главным станом. Там, между прочим, по народному преданию, был Hoinstein (Geogr. Cl. Ptol. apud H. Petrum. 1542). Родоначальник же фамилии Нивелунгов Giuki – слав. Гойо, Гойко; в лат. форме Cajus; в сред. врем. Gaien, Cajan. Giuko, по Nib. lied. Gibeche, был король, подвластный Аттиле. Город Caub, Cub, Cubae, на Рейне, против Hunsruck, соотв. поселению Chaubi, и может быть здесь было родоначалие Киевскаго, Куявскаго, или Киянскаго рода, котораго старейшая отрасль переселилась на Днепр. Видя в сагах родственные отношения гуннов рейнских с днепровскими, германские ученые поясняют это поэтическою вольностью преданий: «Omnes norunt, Hunnos fuisse nationem in Germania, et quidem eam speciatim, cui Attalus imperabat; hic autem, per licentiam poeticam, ponuntur pro Germanis in genere». Edda Saem. Hauniae 1818. P. II. Atlaquida. nota 51.]. Обстановка события, воспеваемаго в квиде, противореча народному сказанию (Niflunga Saga), видимо прошла сквозь чистилище. Гунугардский владетельный род, хотя и близкая родня Нивелунгам, или Нибелунгам, но гунны еще язычники, а прирейнские владетели озарены уже христианством; это высказано только в позднейшей поэме Nibelungenlied: «Я христианка, – говорит Гримгильда (Гудруна квиды) послу Аттилы, – отдам ли я себя язычнику!» – Ратарий (Rathere, Ratgaire, Ruedeger, R?diger) успокоивает ее, объявляя, что при Аттиле много витязей-христиан, и что от нее будет зависеть обратить и его в христианство.

Гренландские квиды об Аттиле и исландские о Гудруне, воспевая преимущественно гибель Нибелунгов (Drap Niflunga) и составляя, как будто одно целое, в то же время беспощадно противоречат друг другу, не говоря уже о смешении собственных имен, о провалах, чрез которые не построишь моста, и о том, что почти во всех древних квидах поток смысла, то впадает в топкое болото, то скрывается в трущобе, то совсем уходит в землю. Главная причина этого – народный язык, с диким произношением, не выразимым не только рунами или резами и начертаниями, находимыми на хронных камнях, но и латинскими буквами.

Страница средневековой рукописи «Песни о Нибелунгах»

Для примера приведем несколько славянских речений, записанных в хронике Иарум-Шульца[52 - См. Известия Имп. Акад. наук: «Памятники нареч. Залабских древлян и глинян», статья А. Ф. Гильфердинга.]:

Heid sangd kam mahn;
Niima jehss mom tah Br?dt b?ut
Tidie sehna siete minne chsworet.

Кто не скажет, что это отрывок из какой-нибудь древней квиды?

Предание о женитьбе Аттилы на княжне Бургундской заключается и в поэме Nibelungenlied, относимой к X веку, и в поэме «Waltarius Aquitanus», почерпнутой из одного и того же источника; но переобразованной в честь и пользу визиготов аквитанских.

В Nibelungennoth, или Nibelungenlied, Аттила и его гунны играют более благовидную роль, и лицо их не изрыто ни оспой, ни Аммиановским раскаленным железом, чтоб не смела расти борода. Эта трагическая поэма создана не по замышлению ходячих природных певцов, а по тщательному соображению сидячих поэтов, в подражание Илиаде. Тут излияние задушевной песни во славу славных, заменено похвальным прилежашем к труду для собственной своей славы.

Но последовательности, подробностям и сухости описания приключений (aventure) протяжными стихами с рифмами[53 - Как в Индии, так искони и у славян, рифмы, созвучия, употреблялись только в обрядных хоровых песнях; так напр. гайды Говинде (Gita Govinda), или спасу, по большей части с рифмами, созвучиями и припевами. Литовское гонигле соответственно названию говинда – пастырь, говидарь (от говядо), говейный.], явно, что Nibelungenlied образовалась не собственно из витязных народных песен; но из полноты древняго народнаго разсказа о мщении Гримгильды (по квидам Гудруны) Бургундской:

Uns ist in alten M?hren Wunders viel gesait,
Von Helden lobeb?ren, von grosser Arebeit,
Von Freuden und Hochgezeiten, von Weinen und von Klagen,
Von k?hner Recken Streiten m?gt ihr nun Wunder h?ren sagen[54 - В издании Хагена, древнее правописание обновлено; напр. вместо Kunec (кнез) – K?nig; вместо Siurit – Siegfried.]

Главным источником этих древних сказок (alten M?hren) была «Vilkina Saga», сборник, в котором находится и сказание о Нифлунгах.

Во всяком случае, на этом основании, события в Nibelungenlied ближе к исторической истине. В Эдде же, то же самое происшествие разрознено на квиды с разноречивыми вариантами, и эти квиды, в свою очередь, похожи на обрывки, для слепки которых необяснимые слова употреблены вместо цемента.

Как в скандинавских квидах, так и в немецкой поэме о Нибелунгах, вступлением в разсказ о союзе Гримгильды (Chriemhilde), или Гудруны с Аттилой, служит смерть героя Сигурда (Siurit, Sjurd)[55 - В датск. песнях собств. имя Siurit изменяется в Siffuert, в песнях Ферских островов в Sjurd (George – Дзюрдзе – Юрий). Sjurd по ферским песням гуннскаго рода: «Kein mann in Hunenlanden der kann sein ihm gleich». Перевод Рашмана.], перваго ее мужа. Он злодейски убит старшим ее братом Гунтером (в квидах Гуннаром) при помощи Хагена (Hagen)[56 - Hagen, Hogen, Haugni, H?gni, имя соотв. Egnius, Jgnius, слав. Игньо, Огнян.].

В поэме мщение Гримгильды естественным образом падает на братьев и на Хагена. В квидах, напротив, мщение обращено на Аттилу.

Нет сомнения, что Снорро Стурлезону, а может быть даже Пиндару Академии Карла, казалось неприличным оставить квиду в том виде, как пели ее язычники гунны, взводя неистовые преступления на предков прирейнских владетелей, от которых генеалогия вела и род Карла, родившегося в Ингельгейме. Могли ли в самом деле Гуннар и Хегни, без особеннаго навождения гуннов и единственно из златолюбия, убить мужа родной сестры; а сестра, из мщения за смерть мужа, убить братьев, извести весь род Нифлунгов? – По простому, прозаическому и понятному сказанию (Vilkina Saga) о Сигурде, или Сигфриде, – могли; а по темному языку квид – не могли. По простому рассказу, Брингильда, княжна Заградская (S?gard), истинный сколок с Русской Царь-девицы, которая дала обет выйти замуж только за того, кто победит ее. Но в Vilkina Saga дан превратный смысл победе[57 - Vilkina Saga, как и все древние русские сказки, на почве Германии как-будто подвергались строгой цензуре: русский дух в них не пропускается; напр. там, где Баба Яга, или вообще нечистая сила, почует русский дух и восклицает: «Фу, здесь пахнет русским духом!», в немецких сказках заменено: «фу, здесь пахнет человечьим мясом»! См. народн. русск. сказки, изд. А. Афанасьевым.].

Гуннский витязь Гюрги, обратясь на севере в George, Sjurd, Siurit, Sivard, Sigurd и, наконец, в Sigfrid, поразил летучаго змея и приобрел его сокровища. Потом женился на Гримгильде, сестре Бургундскаго короля Гунтера, который в свою очередь, прослышав о необычайной красоте Брингильды Заградской[58 - «На северной стороне гор, в стране Славянской (in Svava) был город Заград (S?gard); им владела Брингильда, неописанная по красоте, мудрости и по геройским подвигам, которых слава не забудется во веки.» Vilk. S., cap. 17.], пожелал приобрести ее руку; но право на это надо было добыть победой. Гунтер и вызвал Царь-девицу на поединок; однако же она вышибла его из седла. Гунтер был в отчаянии. «Король, вызывай ее снова, – сказал ему Сигфрид, – и давай мне твои доспехи». Как сказано, так и сделано. Под именем и в доспехах Гунтера, Сигфрид сразился с Брингильдой, обезоружил, разоблачил ее, и она должна была отдать руку свою мнимому победителю. Вся история тем бы и кончилась, если б Гримгильда не выпытала тайны у мужа своего, и после этого не оказала неуважения к Брингильде. Гордая Брингильда напомнила ей, что при входе королевы жена подданнаго должна вставать. Гримгильда, как следует затронутой подколодной змее, тотчас же ужалила Брингильду.

– Я желала бы знать, – сказала она, – кто расстегнул мечем броню твоей девственной груди, чтоб ты имела право надо мной величаться!

– Твой брат и твой король, Гунтер, – отвечала спокойно Брингильда.

– Неправда! Не Гунтер, а мой мужъ и твой победитель, Сигфрид!