Краткая история Речи Посполитой и рода Домановичей Дзиковицких

Приведу отрывок из стихотворения неизвестного мне автора, посвящённого гербам:

Как эфемерное наследство
Даруются гербы потомкам.
Не деньги, это – только средство
Вздохнуть и вспомнить об обломках:
О битвах, подвигах и славе,
О дальних прадедах своих,
О нашей доблестной державе
И об отечествах чужих.
А на щитах – посланье предков
К нам прислано через века,
И зелень распускает ветка,
И вдаль несутся облака…

В XVI веке намёты изменили свой первоначальный вид плащиков на рыцарских шлемах на курчавые и заострённые в виде арабесок листообразные завитки орнамента. Точно такой же намёт был изображён и на гербе Богория рода Домановских, и вообще на всех шляхетских гербах этого времени.

«„С последней четверти XVI века и почти до конца века XVIII польский шляхтич относился к своему гербу как к самой драгоценной собственности, а генеалогический миф, с ним связанный, воспринимал безо всяких оговорок как фактическую историю рода“, – пишет польский исследователь И. Левандовский. Поощрение интереса к истории и символике своего герба, имевшим громадное значение, было вызвано целью не только приобрести хорошую осведомлённость о прадедах и их подвигах, которыми они заслужили право на герб, но и закрепить осознание родственных связей между многочисленными родами, их определённую иерархию по знатности и роли в государственной и общественной жизни» (Лескинен М. В.).

Следует отметить, что для шляхты Великого княжества Литовского, вошедшей теперь в состав новой конфедерации, из всех возможных тогда вариантов был выбран далеко не худший. Вместо слабеющей Литвы или набирающего силу, но деспотичного Московского государства, она стала теперь привилегированной частью общества относительно стабильного, сохраняющего гражданский мир и внутреннее единство польско-литовского государства. Шляхту привлекали в польской модели государственности гарантированные политические свободы и сословные привилегии, ограниченность королевской власти и относительная религиозная терпимость. В середине XVI века происходили кровавые религиозные противоборства в Англии, Германии и Франции, костры инквизиции в Испании и трагедия опричнины в России, и на этом фоне внутреннее положение в Речи Посполитой было довольно спокойным и уравновешенным.

Но отныне жизнь Великого княжества Литовского сильно изменилась. «Со времени соединения Литвы и Польши русское влияние в Литовском княжестве начало вытесняться польским, которое проникало туда различными путями. Одним из них служили Cеймы, на которых решались общие дела обоих союзных государств: литовско-русские вельможи, встречаясь здесь с польскими панами, знакомились с их политическими понятиями и с порядками, господствовавшими в Польше. Общие и местные привилеи постепенно сравняли литовско-русское дворянство в правах и вольностях с польской шляхтой и сообщили ему значение господствующего сословия в княжестве с обширной властью над крестьянским населением, жившим на его землях, и с влиятельным участием в законодательстве, суде и управлении» (Ключевский В. О.). После Люблинской унии в быт панов-рады и среднего шляхетства стали активно проникать польские обычаи и пристрастия. На столах всё чаще стали появляться сладости и всевозможные кондитерские изделия, по польскому примеру стали, взамен прежних напитков, подавать венгерское вино. Стало модным носить польские костюмы и говорить по-польски.

Одновременно начал меняться и национальный состав литовской шляхты. «Князья и магнаты, которые перед тем имели очень большое значение и держали в своих руках всё управление, теперь были уравнены в правах с рядовой шляхтой, – хоть на деле, благодаря своему богатству, они и в дальнейшем высоко поднимались над ней, держа в своей службе иногда целые полчища беднейшей шляхты» (Грушевский М.). В Великом княжестве Литовском произошли изменения в организации государственной жизни. По новому административному устройству Пинск был назначен поветовым городом Брестского воеводства. И, в частности, найвышейший гетман Великого княжества стал теперь именоваться великим гетманом.

Для судопроизводства в каждом повете были созданы три вида судов – гродский, земский и подкоморский. 20 ноября 1569 года в пинский земский суд был направлен и 23 ноября представлен «позов» (то есть вызов в суд) по какомуто делу Ивана Олехновича Домановича Диковицкого с Остапом, Грицем, Емельяном Перхоровичами, Харитоном Богдановичем, а также Левко и Иваном Калениковичами. Поскольку земский суд был поветовым шляхетским судом, который рассматривал уголовные и гражданские дела, а также выполнял функции нотариата, можно предположить, что речь шла об очередной формальной фиксации границ владений между представителями разных Домов рода Домановичей.

Около этого же времени Феодор Харитонович, имея от роду около 19 лет – сын Харитона Богдановича – женился и привёл на отцовский надел свою супругу. Произошло очередное уплотнение шляхты на единицу земельной площади. Две семьи стали жить под одной крышей и не за горами должны были пойти внуки.

В XVI веке на небольшой улочке в пинском предместье Каролин, ведущей начало от реки Пина, был построен огромный замок, первым хозяином которого являлся маршалок Великого княжества Литовского Ян Дольский. Именно отсюда пошло название и самой улицы – Замковая. Замок, построенный по французскому типу, стоял на земляном валу и имел форму удлинённого 4-угольника, с бастионами по углам. Перед замком шёл 9-метровой ширины ров с подъёмным мостом, по внешнему его краю – дополнительная оборонительная стена, а в ней – ворота. Бойницы и бастионы были сделаны из камня. Внутри вала шёл подземный ход высотой 2 метра и шириной 90 сантиметров, где имелись небольшие углубления для доступа воздуха и света. Из подземного перехода можно было попасть на бастионы. Въездные ворота замка фланкировались огнём из двух бастионов. Замок хорошо просматривался со стороны реки.

После образования Речи Посполитой её магнаты значительно увеличили свои владения на землях «украины» и Литвы. Группируя вокруг себя буйную шляхту, магнаты держали в страхе местное население, совершали набеги, или, как их называли, наезды, на города и сёла, подвергали их грабежу и разорению. В бывшие украинные воеводства Литвы, перешедшие непосредственно к Польше, сильно ускорился процесс проникновения польских евреев. Основное население здесь было православное крестьянство, долго имевшее различные вольности и свободное от податей и воинственные казаки. Теперь же началась польской шляхтой при содействии евреев интенсивная колонизация малонаселённых земель. При этом евреи, привлекаемые на Украину её естественными богатствами и польскими магнатами, заняли заметное место в здешней хозяйственной жизни. Служа интересам землевладельцев и правительства, евреи навлекли на себя ненависть населения. Евреи арендовали не только различные отрасли хозяйства панов, но также и православные церкви, налагая пошлины даже на крещение младенцев.

В 1569 году в Великом княжестве Литовском появились первые представители Ордена иезуитов, прибыв в Вильно по приглашению епископа Валериана Протасевича. Борьбу с протестантством иезуиты вели главным образом в интеллектуальной сфере деятельности – в образовании и воспитании молодёжи, а также при помощи здравоохранения. В том же году в Вильно была открыта двухклассная иезуитская школа. В 1570 году в столице Литвы иезуиты открыли коллегиум из пяти классов.

В 1570 году, когда ему было 13 лет, молодой воспитанник кальвинистов Лев Сапега (будущий великий канцлер Литвы) стал студентом Лейпцигского университета, где затем в течение ряда лет изучал историю римского и церковного права, античную философию, прежде всего – труды Платона и Аристотеля, хроники средневековых историков, трактаты теологов-схоластов, после чего вернулся на родину.

В то самое время, когда Польское королевство и Великое княжество Литовское объединились в федеративное государство Речь Посполитую и угасала королевская династия Ягеллонов, около 1570 года в семье Феодора Харитоновича Домановича Диковицкого родился старший сын, которого назвали Савой. В дальнейшем у него появились братья Остап и Миколай и все они были, как и родители, окрещены православными. Дети вместе с мамой и папой жили на участке земли, которым владел в Диковичах их дедушка Харитон Богданович Доманович.

О жизни Савы Феодоровича Домановича Диковицкого в истории сохранилось очень мало, почти нет никаких сведений. Во всяком случае, мне не представилось с ними встретиться. Хотя, возможно, в Национальном Архиве Беларуси в Минске в деле о роде Дзиковицких и есть возможность почерпнуть какие-то сведения, но для этого нужно уметь читать на старопольском и старобелорусском языках.

Средневековые восточнорусские княжества были самостоятельными государствами. Дух свободы Новгорода московскому царю удалось сломить только в 1570 году. Чтобы предотвратить переход вольного города под юрисдикцию Великого княжества Литовского, Иван Грозный уничтожил его население. В реке Волхов было утоплено 50 тысяч жителей. Вечевой колокол, как символ права новгородских граждан самим решать свои дела, был снят и подвергнут казни – у него вырвали язык. По «новгородскому делу» многих казнили и в Москве. Хранителя печати Ивана Висковатого подвесили вниз головой и отсекали от его тела куски, как от мясной туши. Казначея Никиту Фуникова попеременно обливали то кипятком, то ледяной водой, пока с него не слезла кожа, «как с угря».

В том же, примерно, году семья сына Феодора подарила Харитону Богдановичу Диковицкому первого внука Саву, затем появились Остап и Миколай. Вероятно, были и внучки. С этого времени разросшееся семейство Харитона Богдановича совершенно обеднело и почти не отличалось по уровню дохода от окружающих крестьян.

В 1570 году в имении гетмана Р. Ходкевича в Заблудове печатники П. Мстиславец и И. Феодорович издали Псалтырь, что было значительным событием в культурной жизни Литвы. Естественно, Лев Сапега после возвращения на родину не обошёл вниманием деятельность печатников, которая для того времени была весьма редким ремеслом.

Король Сигизмунд-Август последнее время жизни провёл окружённый наложницами, которые его грабили, и колдуньями, которых он призывал для восстановления сил, потерянных от невоздержанности. Когда у него спрашивали, отчего он не займётся нужными для государства делами, он отвечал: «Для этих соколов (так он называл женщин) ни за что взяться не могу». Одна из его любовниц, 20-летняя Барбара Жизавка, в 1570 году родила 50-летнему королю дочь, тоже Барбару, которую он признал, а её матери подарил 20.000 дукатов.

* * *

Хотя теперь к войне Литвы против России присоединилась Польша, Иван Грозный также получил союзника, заключив мир с крымцами. Соглашение предусматривало, что хан Девлет-Гирей не будет совершать набегов на Московию, и потому царь распорядился снять с южной границы большую часть регулярных войск и направил их в Ливонию. Чтобы отвлечь Москву от Ливонии, правительство Сигизмунда II Августа не оставляло попыток рассорить своих противников. В 1571 году его старания увенчались успехом: крымский хан нарушил договор с Иваном Грозным, отрядами конницы прорвал ослабленную границу, обошёл заслоны, стоявшие вокруг Москвы и сжёг её. Нашествие Девлет-Гирея нанесло огромный ущерб Московскому государству. Сотни тысяч людей были либо убиты, либо уведёны в полон, множество городов и селений были разорены и опустошёны. В то же время, убедившись в неспособности опричного войска противостоять внешнему врагу, Иван Грозный ликвидировал саму опричнину и казнил её самых виднейших деятелей.

Однако это не слишком помогло Речи Посполитой. Несмотря на то, что Сигизмунд II Август, как и его отец, был весьма начитан и образован, всемерно поощрял развитие науки и искусств, нравы, царившие в государстве, не способствовали победам. Вот что об этом писал бежавший из России от Ивана IV Грозного на литовскую Волынь князь А. М. Курбский: «Здешний король думает не о том, как бы воевать с неверными, а только о плясках, да о маскарадах; также и вельможи знают только пить, да есть сладко; пьяные они очень храбры: берут и Москву и Константинополь, и если бы даже на небо забился турок, то и оттуда готовы его снять. А когда лягут на постели между толстыми перинами, то едва к полудню проспятся, встанут чуть живы, с головною болью. Вельможи и княжата так робки […] что, послышав варварское нахождение, забьются в претвёрдые города и, вооружившись, надев доспехи, сядут за стол за кубки и болтают со своими пьяными бабами; из ворот же городских ни на шаг. А если выступят в поход, то идут издалека за врагом и, походивши дня два или три, возвращаются домой, и что бедные жители успели спасти от татар в лесах, какое-нибудь имение или скот – всё поедят и последнее разграбят» (Богуславский В. В.).

Общешляхетское объединение в Великом княжестве Литовском в XVI веке достигло степени осознания единства в рамках одного сословия. М. В. Лескинен писал: «Этому способствовало такое специфическое выражение шляхетской общности, как „соседство“, которое усиливало значение родственных и родовых связей в сословной консолидации шляхты, а также делало семью важным элементом „структуры соседств“. Так формировался специфический государственно-политический строй Польского государства, называемый „шляхетской демократией“».

Из светских произведений, которые читали в Литве в XVI веке, можно упомянуть немного. Прежде всего – это знаменитая «Александрия» в нескольких редакциях, повесть про Трою, Бову-королевича. Единственной сатирой, которая сохранилась от XVI века, является «Промова каштеляна Мелешка», в которой рисуется современный автору быт панства и придворных кругов.

Духовный мир шляхты был тесно связан с историей её, шляхты, происхождения. В качестве идеологии сословия была теория «сарматизма», то есть особого от всего остального населения Речи Посполитой происхождения шляхты от воинственного кочевого народа сарматов, покорившего когда-то местное население. Как следствие особо пристального внимания к своим корням, знание истории своих дальних и более близких предков было обязательным: оно давало главное обоснование добродетелей шляхтича, присущих ему от рождения. Причём, многие роды возводили своё происхождение к античным героям, закрепляя это в гербах.

В Великом княжестве Литовском было введено заимствованное из Польши деление должностных лиц по степеням и занимаемым должностям, причём все чины были разделены на государственные, придворные и земские. Установилось высшее сословие двух степеней, в духе подражания Польше: 1) из католических священников и мирских сановников с общим названием «сенаторы», из которых назначались воеводы, канцлеры, гетманы и другие высшие государственные должностные лица; 2) из прочих лиц благородного происхождения с общим названием «шляхта».

В Польше, а теперь и в Великом княжестве Литовском, шляхетское достоинство приобреталось только двумя способами: по праву рождения или пожалованием. Шляхтич по праву рождения, то есть потомственный, передавал свои права и состояние законной жене, независимо от того, из какого она была сословия, и законнорожденным детям и потомкам обоего пола. Пожалование шляхетства до правления короля Стефана Батория производилось королём или великим князем, и подтверждалось выдаваемыми за его подписью привилеями.

В 1571 году иезуиты приняли активное участие в ликвидации последствий чумы в Вильно. Даже противники иезуитов признавали, что действовали они с полной самоотверженностью, тогда как многие духовные лица, включая церковных иерархов, покинули город, опасаясь заразы. События эти немало способствовали росту влияния и авторитета Ордена иезуитов в литовском обществе. Продолжалась война Литвы с Московией. Обе стороны стали готовиться к генеральному сражению.

Проект создания реестрового казачества был выдвинут ещё в 1524 году, при правлении великого князя литовского и короля польского Сигизмунда I, который впервые поручил организовать казаков на государственную службу. Но из-за недостатка финансовых средств проект этот тогда не состоялся. Теперь, в преддверии большой схватки с Московией, хотя денег попрежнему в казне было крайне мало, о проекте вспомнили вновь. Сигизмунд II Август 2 июня 1572 года подписал соответствующий универсал. Коронный гетман Ю. Язловецкий нанял для службы первых 300 казаков. Они давали присягу на верность королю и должны были, находясь в полной боевой готовности, отражать вторжения татар на территорию Речи Посполитой, участвовать в подавлении выступлений крестьян, восстававших против панов, и в походах на Москву и Крым.

Реестровые казаки, в отличие от остальных, считавшихся холопами, были приравнены к безгербовой шляхте (без политических прав). Реестровики именовали своего главу гетманом, на что, однако, до потери Малороссии не соглашалась польская корона, упорно именуя его официально «Старшим Войска Запорожского». Согласно универсалу, реестровые казаки освобождались от уплаты налогов, получили независимость от местной администрации и имели самоуправление со своим «казацким старшиной». Первым назначенным старшиной был шляхтич Ян Бадовский. Реестровикам было определено право и на землевладение. Первым землевладением был город Трахтемиров в Киевском воеводстве с монастырём и землями до Чигирина, который был своеобразной столицей реестровиков. Здесь размещались зимние квартиры, арсенал, госпиталь и приют для бессемейных инвалидов. Реестровым казакам также были предоставлены клейноды – хоругвь, бунчук, булава и печать. Оплата за службу производилась деньгами и одеждой. Официально они стали называться Запорожским Войском, в противовес Запорожской Сечи (Запорожскому Низовому Войску), для Польши юридически не существовавшей, так как Сечь располагалась до 1735 года на территории Крымского ханства автономной республикой. Таким образом, образовалось два казачьих центра: один в Запорожской Сечи, считавшейся очагом свободного казацкого движения, второй в Трахтемирове, базе реестровых казаков, ушедших на службу к польскому королю.

Но Сигизмунду-Августу так и не удалось увидеть результатов своей подготовки к войне. 7 июля 1572 года польский король простудился и скончался в тот же день. В эпоху Возрождения, когда для устранения противников часто использовался яд, смерть Сигизмунда-Августа многим казалось делом рук агентов московского царя.

После смерти последнего польского короля из династии Ягеллонов в королевской казне даже не нашлось денег, чтоб заплатить за похороны, не нашлось ни одной золотой цепи, ни одного кольца, которые должно было надеть на покойника. Но не только от характера короля Сигизмунда-Августа зависело внутреннее расстройство страны. Жажда покоя, изнеженность, роскошь овладели сенаторами. И эта жажда покоя, отвращение от войны оправдывались политическим расчётом – не давать посредством войны усиливаться королевской власти. Причём, во внимание не принималось даже положение Речи Посполитой, государства континентального, окружённого со всех сторон могущественными соседями.

После смерти короля призрак Барбары Радивилл поселился среди родовых камней Несвижского замка, получив имя «Чёрная Дама». На глаза людям он показывался в чёрных одеждах в знак траура по несчастной любви. Обитатели замка считали, что привидение Чёрной Дамы предупреждает хозяев-Радивиллов, если им угрожает какая-нибудь опасность, война или болезнь.

Поскольку Сигизмунд II Август мужского потомства не оставил, в стране началось двухлетнее «бескоролевье» и феодальная анархия. Слабые попытки литовцев вернуться после смерти короля к вопросу о возвращении Великому княжеству Литовскому от Короны земель Волыни, Брацлавщины и Киевщины не увенчались успехом – не в последнюю очередь из-за позиции украинских магнатов, которые заботились прежде всего о своих сословных интересах.

В 1570-х годах, когда Иван Семёнович Доманович умер, род Домановичей Диковицких теряет своё значение в местной жизни и отступает на задний план. Старший сын Ивана Семёновича – Каленик – оказался незаметен на фоне общественной жизни этого периода. Упадок влияния рода Домановичей Диковицких во всех его четырёх «Домах» на жизнь Пинщины был обусловлен не только выдвижением других семейств, но и внутриклановыми причинами. Древнее феодальное право, предполагавшее выделение отдельных владений каждому из сыновей, вступало в противоречие с интересами рода в целом. Возникали ссоры и споры о «неправильной распашке» родовых земель и вообще о границах земельных наделов наследников. Несмотря на то, что во всех Домановичах Диковицких текла общая кровь, но, как это случается даже среди родных братьев, нравы у всех были разные. Одни легко воспламенялись, другие были более спокойными, одни шли к своей цели напролом, другие медлили. Во время охоты одни из Диковицких предпочитали выслеживать зверя, проводя целый день в засаде, другие загоняли его и убивали. Под стать главам разных семейств рода, разнились и нравы внутри этих семейств. Разделение рода на четыре отдельные ветви как раз и позволило в будущем составителям генеалогических таблиц изобразить род Диковицких в виде четырёх родственных «Домов». В определении о происхождении рода Дзиковицких от 1804 года так об этом и говорилось: «…свидетельствовали за привилегиями от Королей Польских и Великих Князей данными, с коих-то Каленика, Першка, Харитона и Константина, родоначальников Дзиковицких, когда многочисленное в четырёх сих Домах разродилось потомство» (НИАБ, г. Минск. Фонд 319, оп. 2, д. 901). Однако споры между представителями разных Домов, изредка доходившие даже до стычек и избиений других, более дальних родственников, стали не столь уж и редкими. И при этом противники продолжали носить одну общую фамилию!

Судьба престола Речи Посполитой имела большие последствия для судьбы Речи Посполитой. В стране столкнулись интересы двух стремившихся к европейской гегемонии королевских Домов: австрийских Габсбургов, предложивших в качестве кандидата на польский трон сына императора Священной Римской империи Максимилиана II Эрнста, и французской королевской династии Валуа, выдвинувшей кандидатуру принца Генриха Анжуйского. Тогда в полной силе проявилось нерасположение литовских магнатов к полякам. Многие из литовских панов с целью отделить Литву от Польши хотели даже выбрать московского царя Ивана Грозного или его сына. И этот вариант поддерживала не только литовская, но и часть польской шляхты, надеявшаяся таким избранием покончить с засильем магнатов. Об этом уже начал вести переговоры литовский писарь Гарабурда, но царь колебался.

В это время на ведущую роль в государстве выдвинулся белзский староста, владевший по наследству имением Замостье (Замосць), Ян Замойский герба Елита. Свою молодость Замойский провёл «не среди одного порохового дыма», как он сам выразился, а в школах Франции и Италии, получив там утончённое классическое образование, которым он славился между современниками. Талантливый от природы Замойский скоро завоевал себе известность не только в своём отечестве, где за ним рано установилась репутация отличного администратора и юриста, но и в Западной Европе. В образованных европейских кругах Замойского считали врагом иезуитов и, следовательно, поборником свободы совести, называли его «новым Демосфеном, героем дел военных и мирных, жрецом Феба и Марса». Падуанская академия избрала его своим ректором.

Популярность Замойского была необыкновенна: он своим красноречием на Сеймах мог обворожить толпу шляхты, а своей справедливостью и неподкупной строгостью, в сочетании с разумной осторожностью, был идолом в глазах солдат. Шляхта смотрела на Замойского, как на своего представителя, ни один из магнатов не пользовался таким расположением шляхетства, как он. Во многом благодаря сплочению шляхты в 1572 году её сеймики стали собираться не по воеводствам, как было ранее, а по поветам, что усилило позиции на них именно мелкой шляхты.

В начале 1573 года был принят закон о «вольной элекции», по которому шляхта получила право выбирать короля польского и великого князя литовского, которым она пользовалась до последних дней Речи Посполитой. Этим самым был изменён государственный строй. Шляхта, возглавляемая Яном Замойским, добилась права участия в выборах нового короля и выступила в предвыборной борьбе решающей политической силой. Отныне поляки и литвины, при сохранении «должности» короля, перешли к почти республиканскому типу правления. Принцип шляхетской демократии, «можновладства», выборности короля, положенный в основу новой государственности, подчёркивал значение человеческой личности. Каждый крупный шляхтич чувствовал себя политической персоной, не считаться с которой не может ни король, ни представители своей же сословной группы. Отсюда независимый характер поведения польского шляхтича, его самоуверенность и надменность.

Пока австрийский гонец Паули договаривался с Иваном IV об избрании своего кандидата на престол Речи Посполитой с целью её дальнейшего расчленения между Московией и Австрией, в воеводствах прошли выборные сеймики по избранию послов на выборный Сейм. В мае 1573 года в Кракове Сейм избрал королём Речи Посполитой французского принца Генриха Анжуйского из династии Валуа.

В том же году Иван Грозный женился пятым браком на Марии Долгорукой. Но на другой день, подозревая, что до него Мария уже была с кем-то, царь повелел посадить её в колымагу, запряжённую дикими лошадьми, и пустить в пруд, где несчастная и погибла. Как-то Иван Грозный, играя в шахматы со своим придворным прорицателем, вдруг спросил его, может ли тот предсказать его, царя, будущее. Прорицатель достал свой хрустальный шар, долго молча смотрел на него, а потом произнёс: «Вижу я, как умрёт от твоей руки твой старший сын. Вижу, как умрёшь ты сам и два демона унесут твою душу. Вижу, как рухнет всё, что ты создавал, и само государство окажется поверженным». Разгневанный таким ответом, Иван Грозный ударил прорицателя серебряным кубком в голову и убил его… В июне 1573 года, ещё не зная об избрании нового польского короля, московский царь обсуждал с посланником Империи возможность объединения России и Литвы. В Литве заговорили об избрании московита на опустевший трон. Склонялись к царевичу Фёдору, но и сам Иван Грозный не исключался.

Избранному королём Речи Посполитой французскому принцу Генриху Валуа, воспитанному при дворе, где король пользовался огромной властью, польско-литовские магнаты и шляхта выдвинули ряд условий, известных как «Генриховы артикулы». Артикулы подтверждали принцип свободной элекции (избрания) королей. Король был обязан регулярно каждые два года созывать Сейм. Без согласия Сейма король не мог ни объявлять войну, ни заключать мир, ни созывать «посполитое рушение» (всеобщее феодальное ополчение). При короле состояла постоянная сенатская Рада. Отказ короля от исполнения своих обязательств освобождал феодалов от повиновения ему. В Сейме решения могли приниматься лишь при наличии единогласия всей посольской избы, представлявшей шляхту. Любой депутат нижней палаты мог воспрепятствовать принятию решения, хотя бы за него голосовали все остальные депутаты. Это был так называемый принцип «либерум вето», ставший впоследствии одной из причин крушения всего государства. Хотя Генрих отказался подписать эти «артикулы», они всё же вошли в практику политической жизни Речи Посполитой. Также в 1573 году Сейм принял закон, согласно которому даже самый захудалый шляхтич, убивший крестьянина, не являлся преступником и не подлежал наказанию. С этих пор во многих усадьбах магнатов не только в Литве, но и на отделённой от неё Украине были установлены виселицы, символизировавшие полную власть панов над их подданными.

Об обстановке на границе с Московией, которая, обманувшись в своих планах в отношении польского престола, внимательно и заинтересованно следила за событиями в Речи Посполитой, регулярно с декабря 1573 года писал вестовые записки оршанский староста Филон Кмита Чернобыльский. До сентября следующего года он направлял гонцов к панам-раде Великого княжества, к пану трокскому, воеводе виленскому и к королю. 18 февраля 1574 года был торжественно отпразднован въезд в Краков в качестве польского короля Генриха Валуа. В этом же году должность пинского старосты занял выходец из местной шляхты Лаврин (Ваврынец) Война.

Вместе с герцогом Анжуйским в Польшу приехал увязавшийся за ним придворный куртизан и поэт лёгкого нрава Филипп Депорт. Но правление нового короля в Речи Посполитой оказалось кратковременным. В XVI веке польский трон не был синекурой. Должность монарха была очень ответственной, а жизнь властителя – и тяжёлой, и рискованной. Соотечественники требовали от короля эффективного управления, но при этом он должен был считаться с настроениями подданных. К тому же во Франции неожиданно умер старший брат Генриха Валуа король Карл IX, при котором происходили затяжные гражданские войны и случилась известная под именем Варфоломеевской ночи резня протестантов-кальвинистов (гугенотов). Французский престол стал вакантным. Мать Генриха, вдовствующая французская королева Екатерина Медичи, вызвала сына из Кракова в Париж.