Краткая история Речи Посполитой и рода Домановичей Дзиковицких

Завершив войну с Московией, правительство Речи Посполитой приступило к подавлению народных волнений. Частью такой политики являлись попытки объединить население страны в религиозном отношении. В Литве усиленно внедрялась униатская церковь. В 1620 году была возобновлёна Киевская православная митрополия и после этого удалось возобновить также и Пинскую православную епархию, которая существовала параллельно с униатской. Но не только на западе, но уже и на востоке Литвы, в Гомельском старостве, из года в год прибавлялась численность польского католического населения, положение его упрочивалось и польское влияние усиливались. Гомельский замок наполнился пушкарями, жолнёрами, гусарами. За шляхетством и военными пришли евреи-шинкари, маркитанты, перекупни, факторы… Особенно много в направлении католической колонизации было сделано Богданом, Андреем и Павлом Сапегами, которые около 50 лет являлись гомельскими старостами, преемственно наследуя его один за другим. Последние два до крайности увлекались идеей о перекрещивании в католичество православных, живших в зависимости от них. Впоследствии противники такой религиозной политики старост писали, что здесь «зверствовал униатский архиепископ Иосафат Кунцевич. Он закрывал православные церкви и монастыри, бросал в тюрьмы сопротивлявшихся принятию унии, приказывал выкапывать из могил трупы православных и бросать на съедение собакам, занимался вымогательством и грабежом, даже убийством своих противников» (Бущик Л. П.). Но, скорее всего, это было неправдой, или даже просто выдумкой его противников из числа православных.

В первой четверти XVII века возникли последовательно иезуитские коллегии в Луцке, Баре, Перемышле, во многих иных местах, в 1620 году – в Киеве. Иезуиты с необыкновенным искусством умели подчинять своему влиянию юношество. Родители охотно отдавали детей в их школы, так как никто не мог сравниться с ними в скором обучении латинскому языку, считавшемуся признаком учёности. Богатые паны жертвовали им фундуши на содержание их монастырей и школ; но зато иезуиты давали воспитание бедным бесплатно и этим поддерживали в обществе высокое мнение о своём бескорыстии и христианской любви к ближнему.

В первой половине XVII века распространение католичества и унии пошло чрезвычайно быстро. Люди шляхетских городов обыкновенно были обращены прямо в католичество, а уния представлялась на долю мещан и простого народа. Король и католические паны признавали законной греческой верой только унию, а тех, которые не хотели принимать унии, называли «схизматиками», то есть отщепенцами, и не признавали за их верой никаких церковных прав. При отсутствии иерархии число православных священников всё более уменьшалось. Но пока ещё иезуиты не успели обратить в католичество всего русского высшего класса, у православия оставались защитники среди шляхетства. За православие стояли и казаки. В 1620 году совершилось важное событие, несколько задержавшее быстрые успехи католичества. Через Киев проезжал в Москву иерусалимский патриарх Феофан. Здесь казацкий гетман Пётр Конашевич-Сагайдачный и русская шляхта упросили его посвятить им православного митрополита. Феофан рукоположил митрополитом Иова Борецкого, игумена киевского Золотоверхо-Михайловского монастыря и, кроме того, посвятил ещё епископов: в Полоцк, Владимир, Луцк, Перемышль, Холм и Пинск. Король Сигизмунд и все ревнители католичества были сильно раздражены этим поступком. Сначала король, по жалобе униатских архиереев, хотел объявить преступниками и самозванцами новопоставленных православных духовных сановников, но должен был уступить представлениям русских панов и против своего желания терпеть возобновление иерархического порядка православной церкви, так как в Польше по закону всё-таки признавалась свобода совести. Но это не мешало происходить по-прежнему самым возмутительным притеснениям там, где сила была на стороне католиков и униатов.

Осенью 1620 года разразился польско-османский конфликт. В Цецорской битве 1620 года турками был взят в плен будущий предводитель казацкого восстания против Речи Посполитой Богдан Хмельницкий, после чего он провёл два года в турецкой неволе. Решение о большом турецком походе на Речь Посполитую было принято в Стамбуле во второй половине февраля 1621 года, а в начале марта стали рассылаться распоряжения о сборе войск. Резкое ухудшение международного положения Речи Посполитой не осталось незамеченным шведскими политиками. Довольно быстро был поставлен вопрос о том, что необходимо воспользоваться ситуацией для захвата Прибалтики. В марте 1621 года Государственный совет Швеции принял решение напасть на Речь Посполитую летом 1621 года, когда должен был начаться поход на Польшу самого султана Османа. Турция, Крым и Швеция звали в коалицию против Польши и Москву, на что она и согласилась.

Весной 1621 года английский король Яков I крайне любезно принял прибывшего в Лондон посла Сигизмунда III – пана сандомирского, знаменитого впоследствии польского политика Ежи Оссолиньского. Английский монарх постарался пойти навстречу всем пожеланиям польского короля, разрешил нанять в Англии 5 тысяч солдат для войны с османами и закупку снаряжения для Речи Посполитой. Яков I активно содействовал деятельности польского посла, но чего-либо большего он сделать просто не мог из-за отсутствия денег в королевской казне, о чём прямо сообщил Оссолиньскому фаворит и первый министр короля герцог Бэкингем. Но по просьбе Сигизмунда английский король обратился к шведскому королю Густаву-Адольфу с особым посланием, в котором увещевал его не нарушать перемирия с Речью Посполитой, пока та ведёт войну с «врагами христианства» – османами. Оно, правда, не повлияло на политику Швеции.

С конца весны 1621 года Москва стала постепенно увеличивать свои военные силы на границе с Речью Посполитой, не желая упустить лакомый кусок в случае её разгрома турками и шведами. 21 мая 1621 года над Литвой было страшное солнечное затмение, которое, как считали современники, ничего хорошего не предвещало. 16 июня 1621 года было подано коллективное письмо литовских сенаторов королю. Сенаторы просили задержать в Великом княжестве часть войск, собранных для войны с османами, прямо ссылаясь при этом на сообщения воевод и старост пограничных городов об опасности со стороны России.

В июне 1621 года огромная турецкая армия, насчитывавшая до 150 тысяч человек, двинулась через Молдавию на север. Была объявлена цель похода – выход к Балтийскому морю. Здесь турки должны были соединиться со шведами и дальнейшее существование Речи Посполитой становилось сомнительным. Но на пути турецкой армии, усиленной крымской конницей, на берегу Днестра стояла мощная крепость Хотин, построенная ещё в XV веке по приказу великого князя Витовта. Оборона Хотина была поручена великому гетману Яну-Каролю Ходкевичу. Войско Речи Посполитой под Хотином насчитывало около 60 тысяч человек. Были польские, литовские отряды, наёмники из Пруссии, Силезии и Германии. Половину войска составляли запорожские казаки.

Постоянные напряжённые войны этого времени требовали от шляхты Речи Посполитой возвращения к идеалу «грубого и храброго» воина. Столкновения, в которых противниками выступали некатолики (протестанты-шведы, православные восточных земель государства, мусульмане), подкрепляли уверенность шляхты в уникальности исторической судьбы «сарматского католического народа» (шляхты) и Речи Посполитой в целом. «Не будет преувеличением рассматривать категорию Отечества как центральную в идеологии сарматизма. Речь Посполитая считалась „совершенной во всём“ и находящейся под особым покровительством небесных сил. Мессианское предназначение её состояло в том, чтобы стать примером для других. Иными словами, Польша являла собой идеальное государство, организованное по античному примеру Римской республики, что делало польские права и законы „архилучшими, архиразумными, архисовершенными“. Гражданин Польского государства – сармат-шляхтич – воплощал в себе эталон нравственности и сословные добродетели» (Русская Историческая библиотека, т. 33. «Литовская метрика. Переписи войска Литовского»).

2-го сентября передовые отряды 100-километровой турецкой колонны подошли к крепости Хотин, оборонявшейся гетманом Ходкевичем, и попытались взять её с ходу. Перед началом битвы Ходкевич, стремясь укрепить мужество своих солдат, обратился к войскам с речью: «Вы природные сарматы, воспитанники могучего Марса, а предки ваши некогда на западе в Эльбе, а на востоке в Днепре забили железные сваи, как памятники вечной славы…» (Лескинен М. В.). Поскольку турок уже ждали, завязался упорный бой и подарка султану не получилось.

4-го сентября подошли основные силы турок и, после ураганного обстрела из 60 пушек, они начали штурм. Турки в этот день потеряли до трёх тысяч человек. Казаки около 800, литвины и поляки – около 300. 7-е сентября было одним из самых тяжёлых дней обороны. С этого дня султан прекратил попытки штурмом взять Хотин и перешёл к блокаде и массированным артобстрелам крепости. Но не только пушки, но голод и болезни начали косить защитников Хотина. Туркам, однако, тоже приходилось не сладко. В начале Хотинской битвы Осман II объявил, что не станет есть до тех пор, пока не падёт лагерь неверных. Теперь об этом уже не вспоминали.

18-го сентября, уже смертельно больной, гетман Ходкевич созвал совет офицеров, на котором решался вопрос: продолжать оборону или сдаваться? Было решено продолжить оборону. 24-го сентября гетман Ходкевич умер. О смерти литовского гетмана стало известно в турецком лагере. На следующий день, 25 сентября, янычары, окрылённые известием о кончине славного полководца, яростно ринулись на хотинские бастионы. При этом сам казачий гетман Пётр Конашевич-Сагайдачный был смертельно ранен, а затем умер и был похоронен в Киеве. Турки раз за разом налетали и вынуждены были откатываться назад, неся огромные потери. Наконец, от решимости штурмовать крепость не осталось ничего, кроме горы трупов. Начались переговоры, которые закончились подписанием 9-го октября мирного договора. Границы оставались на старых рубежах. Это была победа, спасшая Речь Посполитую.

В Москве об этом пока не знали и 14 октября в Речь Посполитую был отправлен гонец Борняков с русским ультиматумом панам-раде. Но когда Борняков прибыл в Варшаву, там уже знали о заключении польско-турецкого перемирия. Польский ответ был поэтому составлен в исключительно грубых и провокационных выражениях, с чем русскому правительству временно пришлось примириться. Поражение турок под Хотином нанесло удар по международному престижу Османской империи и сорвало план совместного выступления против Речи Посполитой трёх стран – Турции, Швеции и Московии.

Но продолжалась война со шведами, а в казне Речи Посполитой не оказалось денег ни в 1621, ни в следующем, 1622 году, чтобы снарядить войско, способное дать шведам решительный отпор. Не было и средств на выплату жалованья, невыданного войскам, вернувшимся из-под Хотина, и в Варшаве серьёзно опасались, что они могут выйти из повиновения и организовать конфедерацию. Видя слабость Речи Посполитой, в Москве вновь стали устремлять на неё голодные взоры. Концентрация русских войск быстро стала общеизвестным фактом. Как писали воеводы из приграничных городов, «было в Вильне и в Полоцке с весны у литовских людей смятение и страхование великое». Было серьёзно обеспокоено и правительство Речи Посполитой. Уже в апреле королевич Владислав и литовский канцлер Лев Сапега нашли нужным поставить в известность коронных и литовских сенаторов об угрозе войны с Россией. У последних, находившихся в непосредственной близости от возможного театра военных действий, это вызвало особую тревогу. Если к шведам, которые готовят нападение на Жемайтию, присоединится Москва, «то придётся нам без сомнения погибнуть», – писал Льву Сапеге виленский епископ Е. Волович.

В конце мая в Великом княжестве Литовском началась выдача королевских патентов ротмистрам для набора войск, которые должны были собираться к Смоленску. Тогда же было принято решение повернуть на восточную границу часть войска, набранного первоначально для пополнения армии, стоявшей в Прибалтике против шведов. Однако к концу июня в развитии событий произошёл резкий перелом. Москва «передумала» нападать на Речь Посполитую.

Подавление в Литве православных, рассматривавшихся как возможных союзников врага – московитов – привело к восстаниям жителей Могилёва, Орши и Витебска. В 1623 году несколько тысяч жителей Витебска и окрестных крестьян по звону набата бросились к дому униатского архиепископа Иосафата Кунцевича и убили этого «ненавистного душегуба», а его труп бросили в Двину. Были перебиты и все его сторонники в Витебске. В ответ на это папа римский Урбан VIII в специальном послании Сигизмунду III написал: «Да будет проклят тот, кто удержит меч свой от крови… Итак, державный король, ты не должен удержаться от огня и меча. Пусть ересь чувствует, что ей нет пощады» (Бущик Л. П.). В Витебск была выслана королевская комиссия во главе с канцлером Литовского княжества Львом Сапегой. Комиссию сопровождали отряды конницы и пехоты. Получив сведения, что жители Витебска обратились за помощью к днепровским казакам, Сапега поторопился закончить расправу над восставшими. Поскольку позиции православия на Пинщине также оставались сильны, поэтому не случайно, что вскоре здесь появились иезуиты, призванные противостоять православным. Их в 1623 году пригласил в город пинский стольник Миколай Ельский.

В 1623 году в Пинске началось строительство коллегиума, которое растянулось на долгих 11 лет, но подарило городу красивейшее здание. Поскольку оно возводилось тогда, когда уходила в прошлое мода на архитектурный стиль эпохи Возрождения, в нём отразилось смешение стилей барокко и пришедшего ему на смену классицизма.

Вследствие всё большего разрастания клана Диковицких, ослабления чувства родства между всё более отдаляющимися Домами рода и малого достатка обедневшей шляхты села Диковичи, конфликты в её среде становились почти нормальным и совсем не редким явлением. Один из таких вспыхнул в августе 1623 года среди родственников Димитра Савича, который, правда, сам не принимал в столкновении участия. Вот как обстояло дело.

26 августа в гродский Пинский Замок из Дикович прибыл пан Степан Диковицкий и, представ перед подстаростой, принёс ему жалобу об избиении и ограблении его сыновей Ждана и Павла, случившемся за три дня до подачи жалобы (НИАБ, г. Минск. Фонд 319, оп. 2, д. 901, стр. 576, 576 об.). В поданной «протестации» сообщалось, что 23 августа, в среду, после того, как солнце опустилось за горизонт, Ждан и Павел Дзиковицкие по дороге подошли к переправе через Струмень в том месте, где река делает поворот. Будучи людьми мирными, – сообщал отец, – братья хотели только перейти реку и отправиться домой, и совсем не ожидали засады и нападения на себя со стороны сородичей. Однако у переправы их поджидали паны Тимох (Тимофей) и Ониско Феодоровичи с паном Опанасом (Афанасием) Семёновичем Диковицкие. Кроме этих троих, которые были старшими, в деле участвовали их помощники: сыновья Тимоха – Борис, Иван, Димитр и Данила, и сыновья Опанаса – Семён, Иван и Лаврин.

Нападение численно превосходящего противника на Ждана и Павла произошло неожиданно. Ониско Феодорович не стал при-менять огнестрельное оружие и ударил Ждана в голень левой ноги ножом, после чего тот стал хромать. Затем Ониско Феодорович поранил ножом палец правой руки Павлу. После этого нападавшие стали избивать братьев, в результате чего у Ждана появились на голове две кровавые раны, а правое плечо посинело и опухло. Павлу же были нанесены раны на правом предплечье и на левой руке над локтём.

Во время избиения напавшие грозили, что сейчас убьют братьев, а затем сбросят тела в реку. При этом победители заявляли, что они уже даже приготовили к выплате головщизну (штраф за убийство) за Ждана и Павла. В жалобе их отца говорилось, что от такого ужасного конца братьев спасли «добрые люди» – пан Григорий Иванович Диковицкий и подданный (крестьянин) пана Защинского – Влас Певнебы. Однако, судя по малочисленности «добрых людей» по сравнению с нападавшими, а также по далеко не смертельным ранам пострадавших, намерения убить Ждана и Павла у других Дзиковицких всё-таки не было.

Тем не менее, нападавшие не отказали себе в удовольствии ограбить избитых сородичей: у Ждана забрали 15 польских злотых, приготовленных на сбор для выкупа пленных (в Литве тогда существовал такой сбор, за счёт которого выкупали пленников, захваченных татарами во время их набегов на земли княжества) и 7 литовских грошей. Эту добычу Тимох и Ониско отнесли к себе домой, где и поделили со своими помощниками.

Чем закончилась возникшая тяжба, в документах, которые я видел, сказано не было.

12 сентября того же 1623 года король Сигизмунд издал наказную грамоту киевскому униатскому митрополиту Иосифу-Вельямину Рутскому о наблюдении за целостью пинского епархиального, монастырского и церковного имущества, поскольку пинский епископ Паисий Саховский тяжело болел и был не в состоянии надзирать за порядком в своей епархии.

29 июля 1626 года в Пинском повете опять дело дошло до судебных разбирательств с участием местных Диковицких. Был выдан позов по делу Яцка Охремовича (?) с Петром и Григорием Олешковичами, Феодором и Кириллом Костюковичами Диковицкими о разделении имения Диковичи.

В 1626 году в стенах Спасского монастыря в Кобрине прошёл знаменитый Кобринский церковный собор, где были определены основные принципы организации и деятельности греко-католической (униатской) Церкви.

В 1626—1629 годах, во время очередной войны со шведами, поляки с удивлением обнаружили, что перед ними уже не тот противник, с которым они легко расправлялись в Ливонии в начале XVII века, да и московиты, усвоившие «уроки шведского», также стали представлять более серьёзного противника, чем ранее. Это открытие стало причиной начала новых военных реформ, предпринятых королём Речи Посполитой Владиславом IV. Он попытался продолжить военные преобразования, ориентирующиеся на эволюцию военного дела в Западной Европе, начатые Ягеллонами ещё в середине XV века и затем продолженные Стефаном Баторием. Однако военная реформа Владислава IV осталась незавершённой в силу ряда причин. И главной причиной оказалось то, что набравшая большой экономический и политический вес в государстве правящая элита в лице магнатов оказалась неспособна отказаться от своих узкосословных привилегий в пользу государства. Торжество польско-литовского оружия сменилось практически при жизни одного поколения глубочайшим упадком, превратившим Речь Посполитую фактически в «проходной двор» Европы, по которому свободно «разгуливали» армии других государств.

26 сентября 1629 года было, наконец, подписано перемирие Речи Посполитой со Швецией, которым закончилась война, длившаяся между ними с начала века.

В 1630 году казачий реестр был увеличен до 8 тысяч. В том же году гетман реестровых казаков Тарас Феодорович (Трясило) возглавил очередное восстание на Украине. В том же году пинский стольник М. Ельский наконец-то вспомнил о приглашённых им в Пинск семь лет назад иезуитах, и для поселения подарил им собственный дом. Разместившись в бывшей усадьбе Ельского, иезуиты первым делом стали готовить место для возведения деревянного костёла. 19 апреля 1632 года, по смерти униатского епископа Пинского и Туровского Григория Михайловского король выдал жалованную грамоту на Пинскую епархию галицкому епископу Рафаилу Корсаку. В 1632 году здешние иезуиты получили значительное пожертвование на обустройство от нового канцлера Великого княжества Литовского Альбрехта-Станислава Радивилла, одновременно занимавшего должность пинского старосты.

Русское правительство внимательно следило за ходом внутренней борьбы в Речи Посполитой. В 1632 году в Москве стало известно о готовящемся новом восстании на Украине. И в том же году пришло известие о смерти короля Сигизмунда III. «Остатки православного дворянства сплотились тогда около Петра Могилы с целью истребовать законным путём от Речи Посполитой возвращения прав и безопасности православной церкви. Главными действующими лицами с православной стороны в это время были: Адам Кисель, Лаврентий Древинский и Воронич. Вместе с просьбою дворян и духовенства подали на Сейм просьбу также и казаки, но в более резких выражениях, чем дворяне и духовные. „В царствование покойного короля, – писали они, – мы терпели неслыханные оскорбления… Пусть уния будет уничтожена; тогда мы со всем русским народом будем полагать живот за целость любезного отечества. Если, сохрани Боже, и далее не будет иначе, мы должны будем искать других мер удовлетворения“. Такой резкий тон сильно раздражил панов, которые вовсе не хотели давать казакам права вмешиваться в государственные дела» (Костомаров Н. И.).

В связи с избранием 8 ноября 1632 года на престол сына Сигизмунда III – Владислава IV – внутри Польши началась борьба между различными шляхетскими группировками. А поскольку Речь Посполитая находилась в неприязненных отношениях с Москвой, то Владислав понимал, что расположение казаков и русского народа было чрезвычайно важно для короля и всей страны, да и вообще Владислав был сторонником свободы вероисповедания. Предоставлена была полная свобода переходить как из православия в унию, так и из унии в православие. Вместе с внутренним, осложнилось и внешнее положение Речи Посполитой. Дело в том, что Владислав, предъявляя претензии на русский престол, поставил вопрос и о своих правах на шведский трон, утерянный его отцом. Претензии нового короля вызвали возмущение русского и шведского правительств.

В декабре 1632 года русская армия подошла к Смоленску и начала его осаду. Однако обстановка под Смоленском сложилась крайне неблагоприятно для России. Наступившая зима препятствовала ведению осадных работ и снабжению русских войск боеприпасами и провиантом. Когда же под Смоленском появился Владислав IV со свежими силами, командующий русской армией воевода М. Б. Шеин вынужден был отступить, бросив почти всю артиллерию и обоз. Чтобы привлечь на свою сторону православную шляхту и запорожских казаков в войне против России, Владислав издал в 1633 году так называемые «Статьи для успокоения русского народа», которые формально узаконили существование православной церкви. Но попытка продвинуться вглубь России встретила решительное сопротивление, и король был вынужден первым предложить переговоры о мире.

В 1633 году Пинское православное братство добилось у короля Владислава IV разрешения на строительство монастыря, школы при нём и больницы. Монастырь был построен при Богоявленской церкви и назывался также Богоявленский. Однако наступление унии продолжалось, церкви опечатывались или переводились в униатскую юрисдикцию, а православные священники разгонялись. Вынужденно покинул Пинск и епископ Авраамий. На месте Лещинского монастыря, отобранного у православных, был открыт позднее питейный дом. Принудительно был переведён в унию Свято-Варваринский монастырь.

В 1634 году на берегу речки Поляновки был подписан мирный договор с Москвой сроком на 20 лет, и он, в основном, был выдержан. Владислав IV отказался от притязаний на русский престол, но все ранее занятые Речью Посполитой земли остались за нею.

Где, когда и как простился с жизнью Феодор Харитонович Диковицкий – автору неизвестно. Может быть, во время походов в Великое княжество Московское, а может и иначе. Во всяком случае, он прожил, как минимум, свыше 60 лет и, предположительно, к 1634 году его уже не было в живых. Видимо, Бог поспособствовал его внуку Димитру Савичу несколько поправить свои дела женитьбой и даровал завидное – вековое – долголетие. Овдовев, Димитр Савич Диковицкий вновь женился. Видимо, это произошло до 1634 года, когда все дети стали уже самостоятельными и завели собственные семьи. Второй женой Димитра Савича стала Параскева Дорошевна, вдова Опанаса Серницкого. А его отец Сава Феодорович уже, видимо, умер, сумев, однако, то ли что-то скопить, то ли выручить из своего предполагаемого участия в военных походах, и приобрести землю для сыновей и внуков.

В 1634 году с помощью пинского старосты Радивилла был открыт иезуитский коллегиум (средняя школа), ставший со временем центром культуры Пинска. Стоит отметить, что князь Альбрехт-Станислав Радивилл (1593—1656), много сделавший для Пинска, был плодовитым писателем и историком, писавшим свои произведения на латыни. В 1635 году король Речи Посполитой Владислав IV своей грамотой запретил Пинскому магистрату принимать в Пинск православных монахинь, которые хотели основать тут новый монастырь. Архимандрит Лещинского монастыря Елисей Пелецкий и протопоп Димитриевской церкви Феодор вместе со многими священниками за сопротивление унии были лишены сана. В 1635 году князь Альбрехт-Станислав Радивилл заложил в Пинске огромный каменный костёл святого Станислава. В этом же году король Владислав IV подтвердил городу Пинску особые права, предусмотренные магдебургским правом.

Исследователь истории ордена иезуитов Т. Блинова пишет: «До появления членов «Общества Иисуса» в Пинске не было ни одного учебного заведения. Местная шляхта вынуждена была посылать своих детей для получения образования либо в Брест, либо в Луцк. Пользуясь этим обстоятельством, иезуиты развернули не только активную миссионерскую деятельность, но и работу по созданию школ. Необходимо отметить, что здесь они быстро добились больших успехов. По данным каталогов, Пинская иезуитская школа была организована в 1634—1635 учебном году. Видимо, в этом году действовали только начальные классы. В это время быстро набиравший силу Орден иезуитов из Польши проник в Литву. Первым его главой – провинциалом – в Великом княжестве через некоторое время стал Павел Бокша герба Топор, который в 1636 году в Вильно основал костёл святого Казимира.

В 1636 году со смертью потомка великокняжеской литовской линии князя Ежи (Юрия) Збаражского прервалась прямая линия рода Збаражских. Его имущество досталось их родственникам князьям Четвертенским и ещё более близкому родственнику, происходившему от общего со Збаражскими предка – Янушу Вишневецкому. Родовой замок Збараж, собственность и влияние перешли к семейству князей Вишневецких. Среди прочего наследства Вишневецкие приобрели и владения на Пинщине. Вишневецкие и Збаражские имели один герб – Корибут. После наследования Вишневецкими, они временами даже стали именоваться, в дополнение к Вишневецким, ещё и Збаражскими, отчего перед историками появляются документы, где одно и то же лицо именуется то так, то иначе.

В 1636—1637 учебном году, сыновей местной шляхты и горожан в Пинской иезуитской школе обучали уже три учителя, двое из которых были магистрами: один – инфимы, второй – грамматики, а третий – ксёндз-профессор Лукаш Папроцкий – вёл курсы синтаксиса и поэзии». В Пинском иезуитском коллегиуме, ставшим ведущим образовательным учреждением в Полесье, большое внимание уделяялось музыкальной подготовке учащихся.

С 1638 по 1648 год ни на польской «украине», ни в Литве не было крупных мятежей и восстаний. Это десятилетие в Речи Посполитой назвали «золотым покоем», которым удалось насладиться уже десятилетиями сражавшимся шляхтичам. В это спокойное время Пинск ещё более разбогател на посреднической торговле и для окрестной шляхты, сидевшей по своим бедным сёлам в округе города, представлялся совсем другим – «великосветским» миром. Приезжая в город, сельская шляхта видела столь непохожие на деревенские избы высокие дома, внушительные, хотя узковатые и мрачные улицы. Перед гостями города открывалась роскошная выставка богатейших товаров и блестящих рыцарских доспехов в бесчисленных лавках и складах. Площадь перед Пинским замком и причалом кишела пёстрой толпой, снующей с деловым видом. Лодки на реке и огромные фуры на суше нагружены всяческими товарами – предметами вывоза и ввоза. К первым относились изделия пинских ремесленников, ко вторым – предметы необходимости и роскоши, продукты питания, потребляемые как самим городом, так и предназначенные для вывоза в более отдалённые края. Всё это, вместе взятое, представляло собой картину такого оживления и богатства, какое трудно представлялось человеку, редко выезжавшему из своего села в город.

Посполитые в 1630-1640-х годах работали на панщине по три-четыре дня в неделю, а в большинстве районов Великого княжества Литовского – по шесть дней в неделю. Кроме того, крестьяне выплачивали оброки и выполняли другие работы, не входившие в установленные дни панщины: они должны были исправлять плотины, возить из леса дрова и хворост на панский двор, прясть и чесать шерсть, отбеливать полотно и так далее. Посполитые были обязаны молоть зерно только на мельнице своего владельца и платить за помол сбор – мерочное. Также панам принадлежало монопольное право винокурения, приносившее им немалый доход.

От произвола магнатов и шляхты страдали не только посполитые, но и другие слои общества – казаки, мещане, мелкая и средняя православная шляхта. После подавления в 1637 году очередного казацкого восстания Сейм принял так называемую «Ординацию Войска Запорожского реестрового», фактически отменявшую самоуправление реестровых и лишающую казаков всех их прав и преимуществ, ранее пожалованных за помощь во внешних войнах Речи Посполитой.

В первой половине XVII века Пинск был довольно развитым культурным центром. Здесь не только существовала богатая библиотека, но и действовали школа православного братства, школа иконописной живописи. Пинск также являлся одним из центров развития музыкальной культуры.

13 октября 1639 года братья Ян и Иван-Лаврин Диковицкие, уже вполне взрослые молодые мужчины, «земяне господарские повета Пинского», присутствовали в Замке Пинском в качестве свидетелей со стороны шляхты, когда возный генерал Пинского повета Анджей Сачковский предъявлял древние документы от князей Соломерецких на введение во владение угодьями в селе Высоцке, что недалеко на северо-восток от Пинска, причта местной Успенской церкви.

Несмотря на то, что Диковицкие с введения унии перешли в лоно греко-католической церкви, некоторые ответвления от более ранних ступеней предков частично остались приверженными православию. Причём, часть прежних Домановичей теперь стала называться Домановскими. Имеется следующий документ, упоминающий и Домановских, и Кочановских (ветви Домановичей, которая произошла от Грица Богдановича Домановича, ставшего называться Качановским (Кочановским) по своему селению Качановичи, находившемуся недалеко от Диковичей): «Не менее свидетельствуют в пользу привязанности к православию местных княжеских и дворянских родов многочисленные дарственные записи их, данные православным церквам и монастырям […] Таковы […] фундушевая запись, составленная в 1640 году владельцами Пинского повета Качановскими, Защинским, Домановским и другими в пользу основанной ими в имении Местковичах, вместо забранной на унию, новой православной церкви святой Троицы» (Шпилевский П. М.). Из этого сообщения мы узнаём, что в первой половине XVII века Диковицким для того, чтобы отправиться на церковную службу, вовсе не обязательно было ехать в Пинск. В Местковичах, то есть прямо рядом с ними, имелась своя церковь, которая поначалу была православной, а затем стала униатской. Церковь эта, однако, не сохранилась, также, как и новая православная. Мне неизвестно, как выглядели обе эти местковичские церкви. Однако известно, что все сельские сооружения строились тогда из дерева и, если даже спустя столетие большая часть сельских церквей не имела пола и стояла прямо на земле, можно быть уверенным, что и церкви в Местковичах были такими же скромными сооружениями.

В 40-е годы XVII века в Пинском коллегиуме работал известный музыкант-теоретик, филолог и философ Сигизмунд Лавксмин (1596—1670), которого прославила книга «Теория и практика музыки». При коллегиумах иезуиты создавали музыкальные бурсы, где молодые бедные шляхтичи имели полное содержание, а за это должны учиться музыке, пению, игре на музыкальных инструментах и участвовать во всех церковных церемониях коллегиума, а также и в других торжественных церемониях и процессиях, школьных театральных постановках.

Полное среднее образование пинская молодёжь смогла получать с 1641—1642 учебного года. К концу первой половины XVII века в подготовке кадров для ордена иезуитов Пинск стал играть важную роль. Иезуитский монастырь находился в восточной части главной рыночной площади города. Рядом с ним размещались многочисленные торговые ряды и несколько раз в год устраивались знаменитые на всю страну ярмарки. Городские власти шли навстречу иезуитам и даже согласились несколько изменить направление улицы Озёрской, которая теперь стала огибать монастырь. На другой же стороне рыночной площади, напротив монастыря, располагался мощный Старый Замок с высокими насыпными бастионами.

В 1645 году Речь Посполитая, помогая своим союзникам-Габсбургам, направила в Германию крупный отряд казаков под командованием Богдана Хмельницкого. В этот отряд, кроме запорожцев, входили казаки с Терека, Дона и Яика. В том же году казаки Хмельницкого совместно с рыцарями Мальтийского духовно-рыцарского ордена приняли участие в битве при Дюнкерке. В 1645 году прибыл в Польшу венецианский посланник Тьеполо побуждать Польшу вступить с Венециею в союз против турок. Он обещал с венецианской стороны большие суммы денег и более всего домогался, чтобы польское правительство дозволило казакам начать свои морские походы на турецкие берега. Папский нунций также побуждал польского короля к войне. Надеялись на соучастие господарей молдавского и валашского, на седмиградского князя и на московского царя.

Историк Костомаров Н. И. писал: «Поворот всему русскому делу дан был во дворце короля Владислава. Этот король, от природы умный и деятельный, тяготился своим положением, осуждавшим его на бездействие; тяжела ему была анархия, господствовавшая в его королевстве. Его самолюбие постоянно терпело унижение от надменных панов. Королю хотелось начать войну с Турцией. По всеобщему мнению современников, за этим желанием скрывалось другое: усилить посредством войны свою королевскую власть. Хотя нет никаких письменных признаний с его стороны в этом умысле, но всё шляхетство от мала до велика было уверено и считало соумышленником королевского канцлера Оссолинского. Впрочем, последний, если и потакал замыслам короля, то вовсе не был надёжным человеком для того, чтоб их исполнить. Это был роскошный, изнеженный, суетный, малодушный аристократ. Умел красно говорить, но не в состоянии был бороться против неудач и, более всего заботясь о самом себе, в виду опасности всегда готов был перейти на противоположную сторону. В начале 1646 года польский король заключил с Венецией договор: Тьеполо выдал королю 20.000 талеров на постройку казацких чаек».

Но эти планы трудно было осуществить по причине ограниченности королевской власти в Речи Посполитой. В стране, несмотря на внешнее политическое единство, царила феодальная раздроблённость. Центральная власть была чрезвычайно слаба, зато очень сильны были влияния отдельных магнатов, которые по взаимной вражде и соперничеству шли на организацию внутренних распрей, вовлекая в свои раздоры и иностранные государства. В конечном итоге, из-за сопротивления магнатов и шляхты, все планы и договорённости короля о создании боеспособной наёмной армии и начале войны с османами оказались невыполнимыми.

Сава Феодорович Диковицкий умер ещё до 1646 года, поскольку 22 января 1646 года его родная тётя, сестра отца Любка Харитоновна, по мужу «Петровая Диковицкая», то есть жена Петра Алексеевича Диковицкого, завещала доставшуюся ей от брата и мужа четверть имения в Диковичах младшим братьям Савы – Остапу и Миколаю, а также детям самого Савы Феодоровича. Сава Феодорович в результате участия в военных делах, как автор предполагает и уже сказал выше, сумел разжиться кое-какой военной добычей, которую копил для улучшения материального положения своей семьи. Кроме того, как говорилось, Димитру Савичу перешла небольшая часть наследства, оставленного тётей его отца Петровой Диковицкой. Во всяком случае, его дети и внуки в дальнейшем вновь вели земельные споры с соседями-землевладельцами, что указывает на их несколько улучшившееся, по сравнению с временами отца Савы Феодоровича, благосостояние. Запись о передаче права собственности от Любки Диковицкой, сестры Феодора Харитоновича Диковицкого и жены Петра Алексеевича Диковицкого, была записана в судовые земские книги в таком виде: «…Перед нами, судьёй Владиславом Протасовичем, подсудком Якубом Огородзинским, писарем Филоном Годебским, урядниками судовыми земскими повета Пинского, представ самолично в суде, пани Любка Харитоновна Диковицкая, [по мужу] Петровая Диковицкая, земянка господарская повета Пинского, предъявила документ – добровольный, навечно, содержащий запись [племянникам] пану Миколаю и пану Остапу Феодоровичам, а также пану Яну, пану Роману и пану Димитру Савичам Диковицким, братанькам [внучатым племянникам] своим, на имущество, в том листе описанное, данный. […] Мы, уряд, тот лист осмотрели, и, прослушав содержание, велели вписать в книги. И слово от слова [документ] такие в себе имеет: