Форпост в степи

В 1771 году Сакмарский городок был крепостью, и стояла она на горе Могильной, получившей свое название по находящемуся на ней кладбищу. За крепкими бревенчатыми стенами жилых домов не было. Лишь в центре белели два строения из камня-плитняка, приспособленные для временного проживания крепостного гарнизона и хранения боеприпасов.

Крепость была построена четырехугольником. Южная стена со стороны соседствующей Араповой горы тянулась от восточной башенки вдоль кладбища. Стена была глухой и ворот не имела. Северная и восточная стены соединялись между собой высокой сторожевой башней с небольшим колоколом, который возвещал казакам, когда следовало отворять или закрывать ворота, расположенные посреди западной стены крепости. В минуту опасности колокольный звон призывал казаков к оружию. Тут же был ход на стену. А над воротами стояли две невысокие круглые башенки. Склон всей горы был сплошь покрыт колючим кустарником, только в восточной стене имелась крохотная, едва различимая калитка, от которой вниз к реке Сакмаре вела крутая тропинка.

Жители Сакмарского городка селились рядом с крепостью. Казакам принадлежали плодоносные земли между речками Сакмара и Салмыш. Грамотных среди них можно было пересчитать по пальцам, и часто случалось, что бывалый воин не мог написать на бумаге своего имени. К счастью, в ту пору мало писали бумаг, а когда возникала в том необходимость, то атаманов писарь Гордей Тушканов витиевато строчил на плотной желтой бумаге длиннейшие жалобы и все, о чем его просили.

Сакмарские казаки не кичились своим богатством, хотя жили зажиточно; были незаносчивы, но горды.

Окружающие городок земли обширны и плодородны: много заливных лугов, лес. Продуктов – изобилие, людей… людей маловато.

Так или иначе, жилось в казачьем Сакмарском городке совсем неплохо! Со времени освоения сакмарских берегов атаманом Василием Араповым сорок лет прошло. И все это время бежали к крепостным стенам городка простые люди от гнета и произвола царского да за религию преследуемые. Такими мужественными людьми и пополнялся Сакмарский городок. И становились люди эти «казаками образцовыми во всех отношениях».

Весной 1773 года в городке насчитывалось пятьдесят дворов.

Сакмарск постепенно ширился, рос и превращался в видный городок, расправляя крылья и превосходя остальные казачьи поселения Оренбургского края и славой, и могуществом, и богатством.

Крепкие стены, высокие башни крепости, чугунные пушки являлись надежной защитой от набегов кочевников. Под прикрытием внушительной твердыни казаки время от времени пускали кровь непрошеным гостям.

* * *

В церкви отслужили вечерню; сакмарцы торопливо расходились по домам, потому что дождь лил как из ведра. Двое остановились на перекрестке. По дороге они не проронили ни слова: мешал ливень. С одежды стекали ручейки, а из высоких шапок, точно из желобов, хлестала вода.

– Слава Господу! – заметил казак Авдей Барсуков. – Сейчас будем под крышей. Зайди, сосед, на минуту в мой дом. Хочу обспросить тебя кое об чем.

– Не время сейчас, – ответил Егор Комлев. – Ей-богу, не могу. Анисья моя прихворнула. Кабы беды не случилось какой.

– А что стряслось? – полюбопытствовал Авдей.

– Да кто ее знает, – ответил неопределенно казак. – Огнем вся пылает, как печка.

– Мариулу звали?

– Приходила она. Какие-то отвары притаскивала, а здоровья они Анисье моей не прибавили.

– Да брось ты, сосед, – не унимался Барсуков. – У тебя аж три дочери дома-то. Неужто за матушкой не приглядят? – И, взяв Егора под руку, Авдей почти силком повел его в свой дом.

Переступая порог, Комлев удивился. В передней были люди. За столом сидели Никодим, брат Авдея, и его жена Прасковья и супруга Авдея, Груня; первый задумчиво уперся локтем о стол, а Прасковья, скрестив руки на груди, о чем-то тихо разговаривала с Груней.

В стороне, у окна, прижав ладони к влажному стеклу, стоял Лука Барсуков и хмуро смотрел куда-то в дальний угол избы.

Тускло горевшая лампа слабо освещала помещение.

От неожиданности Комлев остановился на пороге. Этот сбор Барсуковых показался ему подозрительным.

Никодим и женщины легким поклоном головы поприветствовали гостя.

– Проходи и за стол сидай, – улыбнулся Егору Никодим. – Гляди, как вымок под дождем! Что стог сена в чистом полюшке. Мы рады, что не счел зазорным заглянуть к нам. Ну? Чего еще медлишь и не входишь в дом моего брата? Что с тобой? Вон супруга моя тоже тебя зрить желает. Не удивляйся! Все мы здесь только тебя и дожидаемся.

Никодим тараторил без умолку. Он лукаво подмигивал Егору, который нерешительно топтался у двери, сжав кулаки и удивленно разглядывая присутствующих.

От потока добрых слов Никодима у Комлева, видимо, отлегло от сердца, и, сделав три-четыре шага, он протянул Барсукову руку.

– Спаси Христос (так сакмарские казаки говорят «спасибо») за приглашение, соседи.

– Ха, ха, ха! Спаси Христос, говоришь? – промолвил Никодим, весело улыбаясь и потряхивая Комлеву руку. – Давай сидай рядышком, обговорить кое-что надо б.

– Об чем болтать-то на ночь глядючи? – насторожился Егор.

Хозяин дома слушал речь брата с явным удовольствием. Скрестив руки на груди, он благодушно улыбался. Наконец он произнес:

– Поболтать всегда есть о чем, сосед. Чай, не вражины мы!

– Вот и я о том, – прервал брата словоохотливый Никодим, поглаживая всклокоченную бороду. – Много годков знаем друг дружку и зла меж собой не держали никогда.

Лицо Егора залил румянец, и он выпрямился.

– Дочку твою Авдотьюшку вот засватать мыслим, – перешел к делу Авдей, – заневестилась девка-то, видим?

– Истину сказал брат, – поддержал его Никодим. – Да и уговор о том, как мне помнится, был?

Все вдруг замолчали. Никодим пытливо смотрел в глаза ошарашенного Егора, пытаясь прочесть в них, о чем тот думает. Взгляд Егора лихорадочно блуждал, рот полуоткрылся. Одной рукой он оперся о стол, а другой ухватился за грудь.

Авдей, стоя у печи, молча грыз ус; остальные словно окаменели. Никодим положил руку на плечо Комлева и сказал:

– Что скажешь, сосед?

– Уговор был, верно сее, – вздохнул Егор и обвел присутствующих взглядом. – Только вот непонятно мне, почему вы сейчас так вот не по-людски дочку мою сватаете?

– Господь с тобой, сосед, – рассмеялся Никодим. – Сватать мы только еще собираемся. А тебя зазвали сюда для того, чтоб знать доподлинно волю твою родительскую. Осрамиться не хотим. Вдруг, когда сватать девку пожалуем, ты нам от ворот поворот дашь?

Прежде чем ответить, Комлев вздохнул, обернулся к притихшему у печи Авдею и спросил:

– А чего спешить-то? Господь даст, доживем до осени, а там дам свое согласие и дочке родительское благословение.

– Не то говоришь, сосед, – нахмурился Авдей. – У сына моего Луки в башке ветер появился. Этот дурень давеча к цыганам в табор ездил! Цыганка там одна дурит его, а нам того не надобно.

– Батя, – вмешался все это время угрюмо молчавший у окна Лука, – я ж…

– Цыц, стрыган, – грозно взглянул на сына Авдей. – Не смей в разговор старших встревать. Сейчас возьму вот камчу да спущу с тебя шкуру-то! Ступай вон во двор, погляди, чего собака с цепи рвется, и не заходи в избу, покуда не позовем!

* * *

Лука вышел на крыльцо. Вспомнив утренний разговор с отцом, юноша побледнел и опустил голову.

…Проснувшись, Лука решил поговорить с отцом. Авдей с задумчивым видом сидел за столом.

– Бать, а бать, – обратился юноша, – дозволь попросить тебя об одной милости.

– Проси, коли надобность в том есть.