Жаркий декабрь

– А там такой проблемы нет, потому что почти все цветные. Ну ладно, не перебивайте. Когда злобный Джон Браун узнал, что его сын застрелил одного белого, который пытался вернуть похищенного раба, то из мести приказал сжечь целый поселок.

– Потаватоми, – уточнила Аня, слушавшая мой рассказ буквально с открытым ртом.

– Ага, его. В конце концов банда Брауна решила поднять всеобщее восстание, и для этого захватить арсенал где-то рядом с Вашингтоном. Но помощи от черных они так и не дождались, а может, те и не хотели восставать.

Тут уж Аня не выдержала и уточнила, что из отряда в двадцать два человека пятеро были неграми.

– Странно, а в фильме во время захвата арсенала не показали ни одного. Я еще удивился – почему они не сражаются за свою свободу.

– Так, так, и что же было дальше? – сквозь зубы процедила Аня, метая глазами молнии в сторону карты на стене, где была изображена Америка.

– Потом Браун убил заложника…

– Как, еще и это?

– И истребил защитников городка. Но тут прискакала армия и быстро захватила здание штурмом.

– А как же длительная осада пожарного сарая стократно превосходящими силами?

В ответ я только развел руками:

– Так было в «Дороге на Санта-Фе». Вы же просили меня рассказать не как все было на самом деле, а что показали в фильме.

Тут Аню прорвало, и она высказала все, что думала о зарубежном кинематографе:

– Нет, ну такая несусветная чушь! Всю историю просто вывернули наизнанку. Ведь поймите, это не мое личное мнение, а официальная история США, подтвержденная документами, а Джон Браун их национальный герой. И вдруг его изобразили как кровавого бандита.

«Да уж, девочка, – мысленно отозвался я. – Это только цветочки, ты еще “Штрафбред” не видела».

– Послушайте, я теперь не удивляюсь, что этого актера убили. Так все опорочить.

Праведное возмущение негодующей Ани было неожиданно прервано стуком распахнутой двери, это была давешняя соседка. Не обращая внимания на пистолеты у нас в руках, мальчики только с фронта, нервные все, Георгиевна закричала благим матом:

– Скорее на кухню, сводку передают!

Голос Левитана изменился, да еще как. Если раньше его слова равномерно падали, то теперь они просто торжественно взмывали ввысь:

– На днях наши войска, расположенные на подступах к Ленинграду, перешли в наступление против немецко-фашистских войск. На Ленинградском фронте наши войска в результате решительного штурма овладели городом Нарва. Ввиду отказа сложить оружие немецкий гарнизон города истреблен. Враг поспешно отходит, бросая технику, вооружение и неся огромные потери. Войска нашего Новгородского фронта, измотав противника в боях, заняли Сольцы и окружили город Новгород…

Проанализировав все сказанное диктором, а также то, что умалчивалось, я составил примерное представление обо всей операции. В общем, наступление, которое, как оказалось, шло уже три дня, получилось вполне грандиозным. Во-первых, Демянск все-таки отрезали. Во-вторых, окружили Новгород. Он подготовлен к обороне, так что штурмовали его неспешно. От Холма войска Северо-Западного фронта… а нет, он же теперь называется Новгородским. Так вот, от Холма наши сначала прорвались к Чихачево, а потом ударами с двух сторон – с юга и с востока, захватили станцию Дно. Дальше уже шли сравнительно незащищенные тылы, и наши войска смогли быстро продвинуться к Пскову, с ходу занять город и даже подойти к Псковскому озеру. Тем временем с севера Ленинградский фронт наступал вдоль Балтийского моря, пытаясь выйти к Чудскому озеру. Если это удастся, то остатки группы армий «Север» окажутся в полуокружении, получая снабжение только по льду озер. Железных дорог у немцев не останется. На транспортную авиацию надежды тоже нет, на три новых кольца самолетов не напасешься. В этой ситуации им лучше всего бросить тяжелую технику и эвакуировать войска по льду. Но, скорее всего, Гитлер прикажет держаться до последнего и не отступать. Но ведь удерживать сильно растянувшийся фронт, к тому же не имея подготовленных позиций, очень трудно. Скорее всего, Ленинградский и Новгородский фронты продолжат наступление вдоль восточного берега озер, соответственно Чудского и Псковского, и, не встречая на своем пути значительных сил, соединятся уже через несколько дней.

Вспомнив, что девушкам завтра рано вставать, я намекнул, что нам уже пора откланяться. Потрясенным новостью Алексею с Павлом тоже не терпелось добраться до нашей карты с отмеченной линией фронта, и потому уговаривать их не пришлось.

Дома нас уже поджидал Куликов. Не дав мне даже раздеться, он сразу же затащил меня в кабинет, подергал дверь, проверяя, что она заперта, и бережно развернул на столе карту:

– Скажите, у вас когда-нибудь рассматривались похожие варианты?

– В альтернативной истории подобные замыслы встречались, но только по-другому. Вот так, – показал я. – Но вообще-то мне не верится, что подобное можно осуществить.

– Это уже не нам решать. И, пожалуйста, никому ни слова, ни намека на то, что сейчас видели.

Как только майор ушел, я бросился к карте, но путь к ней преградил Леонов, протягивающий мне какую-то бумажку:

– Вот рапорт.

– На фронт хочешь, верно? – угадал я, не глядя на тетрадный листок. – По театрам ходить совесть не позволяет, да? – Ругая Алексея, я распалился не на шутку и не мог остановиться. – Поэты-студенты на фронт рвутся, а ты отдыхаешь! А вот спроси у Наташи, как она меня от покушения спасла.

– Мне рассказывали, – насупился Алексей. – А кстати, что с ним потом стало?

– С этим полковником липовым? Отпустили, конечно. Он просто исполнитель, и думал, что делает нужное дело.

– Но при мне-то покушений пока не было. В смысле в Москве.

– Да замечательно, что пока не было! А ты случайно не в курсе, когда следующее, а? Через неделю, а может, завтра? Да и сам подумай. Если тебя отпустить, то взамен нужно будет найти и вызвать с фронта такого же опытного профессионала, как ты. Да еще и допустить к государственной тайне. Так что, забираешь рапорт?

Что-то раздраженно пробормотав под нос, Леонов все-таки смущенно забрал свое заявление.

– Ты, в общем, не беспокойся, – продолжал я его утешать. – Наша дивизия пока в резерве, но скоро она понадобится, и ее вновь отправят на фронт.

– Ладно, можешь не агитировать, – вздохнул Алексей. – Все понимаю.

– Между прочим, я тут тоже не ради вкусной еды и горячей ванны сижу, и на фронт не меньше твоего рвусь. Воевать, конечно, страшно, но я чувствую, что должен. А здесь остаюсь, потому что так надо.

Вот тут я отвел глаза, потому что немного слукавил. Все, что я говорил, было чистой правдой, но только несколько дней назад. А теперь меня сдерживал еще один фактор.

– Да еще – честно говоря, думаю предложение девушке сделать, – признался я.

– Ну и женись, в чем проблема?

– Так прежде еще надо получить разрешение в госбезопасности, а я что-то, ну как бы сказать, э-э…

Я растерянно замолчал, но Леонов тут же вошел в мое положение:

– Если тебя смущает обращаться с такой просьбой к руководству, давай я пошлю запрос. Разрешат, ну и хорошо. А если ответят нет, то по крайней мере будешь точно знать, что это запрещено.

– Будь добр, выручи, – обрадовался я. – А кстати, что у вас говорят девушкам в подобных случаях?

– Ну, что «один старший лейтенант хотел бы с вами расписаться». А она, если согласна, ответит да.

Весь вечер мы провели как на иголках, ежеминутно заходя на кухню, где висела тарелка репродуктора, и прислушиваясь, нет ли новых известий. Я пытался что-то писать, но не закрывал дверь в кабинет, чтобы вдруг не пропустить внеочередную сводку. Леонов с Авдеевым, казалось, исчертили карту уже до дыр, но все равно продолжали с ней возиться. Прислушиваясь краем уха к их разговору, я вдруг услышал странную фразу:

– А что, если засланцы…

Такое знакомое слово заставило меня тут же подскочить с выпученными глазами и поинтересоваться, о чем это они говорят.

– Ну, мы считаем, что теперь наши войска планируют овладеть городом Сланцы, – смущенно пояснил Павел, не понимавший, что со мной произошло, – и двигаться дальше на юго-восток.

– А, понятно, «за Сланцы», – растерянно протянул я и снова вернулся в свою комнату.