Цой Мен Чер помнил эту фотографию, у него когда–то была такая же. На ней были изображены он и корейские офицеры на занятиях в училище в Советском союзе.
– Ни чего это не доказывает.
– Вы на счет фотографии? Это правда. А вот почерк ваш за столько лет не слишком изменился.
Ян Кун достал из портфеля разорванное письмо, отправленное на днях полковником. Начальник политотдела дивизии с ненавистью уставился в глаза Ян Куна:
– Докопался все–таки, ищейка! Отчего же пришел один без солдат? Зачем все эти разговоры?
– Успокойтесь, полковник. Я вовсе не собираюсь вас арестовывать.
– Для чего же вы собирали улики против меня? Чтобы шантажировать? Вам нужны деньги?
– Нет. Хотя деньги нужны всегда, но ваших денег мне не надо.
– Я понял, вы шпион. На какую же разведку вы работаете? Кто вам платит? Японцы, американцы, китайцы, а может быть русские?
– Полковник я такой же патриот Кореи, как и вы и хотел бы видеть нашу страну счастливой и свободной.
– Не верю. Все только говорят о счастье. Во время голода, нам говорили, что мы живы только благодаря нашему вождю. Сейчас мой внук, в третьем классе решает задачи, где мальчик из Южной Кореи, чтобы не умереть с голода должен сдать литр крови для американских военных. Там спрашивается, сколько крови ему надо сдать, чтобы накормить больную мать и бабушку. Такой мерзкой чушью забивали голову нам, а потом нашим детям и внукам. Я–то знаю у нас на Севере многие до сих пор голодают, а Южан есть все.
– Полковник, какой мне смысл вас обманывать? Для того чтобы арестовать вас вполне хватило бы тех документов, тех, что я вам показал. Я предлагаю вам закончить дело, которое вы тогда не сумели сделать. Есть группа офицеров – они смогут поддержать вас.
– Опять попытаются выстрелить на демонстрации из танка? Это уже смешно.
– Нет, мы поднимем здесь восстание. Шахты с ядерными боеголовками будут у нас под контролем. Мы свяжемся с командованием Южной Кореи и они поддержат нас.
– Южной Кореи? – поморщился полковник.
– Почему бы и нет? Стране нужно объединиться. Вы станете во главе переходного правительства.
– Слишком я стар, чтобы играть в такие игры.
– Не стар, а мудр. К тому же у вас нет другого выхода. Давайте доставайте стаканы, я принес коньяк. Выпьем и обсудим наши грандиозные планы.
Ян Кун достал и поставил на стол бутылку коньяка.
– Отравить меня хотите? Или у меня в кабинете стоит прослушка?
– Вы мне нужны живой и совершенно здоровый. И если бы здесь стояла прослушивающая аппаратура, то я первый бы об этом знал.
Полковник достал из шкафчика стаканы, и они разлили коньяк.
– Вынул меч, так ударь хотя бы по гнилой тыкве, – произнес Ян Кун корейскую поговорку.
Полковник хотел выпить молча, но что–то надо было ответить и он прочитал старинный стих:
Позор и слава царств – в руках судьбы.
И вот заглохла Лунная Беседка,
Деяния владык за сотни лет
Живут лишь в звуках дудочки пастушьей.
– К чему вы это? – спросил капитан.
– Все бренно. Кстати, что стало с человеком, которого вы арестовали?
– Боитесь, что он может еще кому–то о вас рассказать? Сразу после ареста я принял меры, чтобы он молчал.
– И все–таки что с ним? Где он в тюрьме ли в лагере?
– Он погиб при попытке к бегству. Мы настроены очень серьезно и ошибок не будет.
Полковник хотел возразить, но взглянув в темные змеиные глаза Ян Куна, понял, что лучше этого не делать.
Начало заговору было положено.
***
Новый дом
– Ты знаешь, что мне Арым, сегодня рассказала? – спросила Фан Юн Ми как только Чанг переступил порог.
– Не знаю, конечно. Поменьше ты бы с ней болтала, – Чанг после работы пришел уставший, и ему было совсем не до разговоров.
– Этот твой Ук Бо настоящий маньяк.
– Почему мой?
– Ты же с ним в одной комнате жил и, наверное, сдружился.
– Что ты себе навыдумывала "сдружился", "маньяк"?
– Ты лучше послушай, – фыркнула Фан Юн Ми.
Она рассказала, что со слов Арым. В самом начале Ук Бо работал шофером в Центре.
– Ну и что из этого?
– Когда приехала кондитерша О Ча Юн то он должен был ее отвести в общежитие центра. Вместо этого повез куда–то за город, в лес и попытался там изнасиловать. Она еле отбилась и босая убежала.
– Что об этом никто не знает?
– Все знают. О Ча Юн там заблудилась и только на третий день ее голодную, босую кто–то из крестьян привел обратно в Центр.
– И что же потом?