Проект ВИЛ

Он задумчиво посмотрел в окно. Внизу копошился город, едва различимый с этой высоты. Прямо на уровне окон пролетел большой транспортный вертолет: кто-то из верхушки нашей компании не хотел тратить время на езду даже по выделенной дороге.

– Что думаешь о проекте? – я быстро расправлялся с едой.

Глеб усмехнулся.

– Быстро учишься. Уже не произносишь его название. Думать про него мне необязательно. Мне обязательно составлять подробный отчёт и отправлять его боссам.

– Но у тебя же есть своё мнение?

– Иметь своё мнение мне необязательно. Мне обязательно составлять отчёт и отправлять своим боссам.

Он посмотрел на меня. Его глаза смеялись.

– Ясно. Ну, а у меня оно есть! По мне так это очень круто: воскресить человека! Это же с ума сойти можно. Он думает, говорит и всё такое.

Глеб закивал.

– Да, очень круто. Только тебе что с этого? Тебя, меня и кого-либо ещё всё равно никто воскрешать не будет. Сословие не то, – повторил он и залпом допил пиво.

– Всё равно круто, – без прежней уверенности повторил я. – И сразу такой успех! Не просто воскресили, но и Залужин говорит, что мыслит нормально, ходит.

– Это нельзя назвать успехом «сразу», – он небрежно смахнул крошки со стола. – Эта попытка далеко не первая. Что ты думаешь, чего они начали так яростно тебя искать? Да потому что он впервые прожил больше двенадцати часов. И не просто прожил, а, как ты говоришь, сам ходит, сам говорит. Были и мертворождённые, и безумцы, кидающиеся на персонал. И уроды с мутациями были. Некоторых учёных выворачивало от их вида, не к столу будет сказано.

Я задумался. Наверное, без опыта ошибок трудно невозможно никакое движение вперёд. Тем временем, Глеб с шумом подвинул стул и встал из-за стола.

– Ладно, увидимся, – небрежно бросил он.

Глеб ушёл, кивнув на прощание официанту. С минуту я сидел в задумчивости, затем мотнул головой и тоже встал. Пора официально стать членом большой семьи транснациональной корпорации «Ранасентия» и наконец заняться делом.

После долгих блужданий по коридорам, я наткнулся на какого-то лаборанта и допросил его с пристрастием, пытаясь выяснить, где находится отдел персонала. Бедняга аж весь затрясся, увидев мой чёрный костюм и дрожащим голосом объяснил куда идти. Это не особо помогло, так что даже нужный лифт, не говоря уже о нужном кабинете, я нашёл спустя добрые полчаса. Очень жалко, что отпустил того беднягу: надо было использовать его в качестве проводника. Миловидные девушки в кабинете радушно встретили меня и мы приступили к оформлению бумаг.

Наконец-то выяснилось, кем я, собственно буду работать, сколько зарабатывать и будут ли мне оплачивать дантиста. Вся предыдущая злоба и ненависть вмиг испарились. Чёрт, да за такие деньги я готов сидеть под тестами круглосуточно! Единственное, чего боялся, так это того, что ВИЛ правда внезапно помрёт и меня выставят на улицу за ненадобностью.

Когда я вышел из отдела персонала, часы показывали уже начало одиннадцатого. Но получив такой запас мотивации, что хватило бы на всю «Ранасентию», я твёрдо решил сегодня поработать во что бы то ни стало и отправился в комнату наблюдения, где впервые встретил Залужина.

«ЦУП» пустовал. Даже часть освещения выключили: в помещении царил полумрак. Я тихонько вошёл внутрь. Только за одним терминалом бессовестно спал кто-то из учёных. Большие экраны, в основном, оказались выключены. Но самый большой прилежно работал и показывал белую комнату с сидящим на кровати человеком. Напротив него кто-то стоял. Я подошёл ближе и присмотрелся. Сидящий на кровати – это определённо ВИЛ. Бледный и такой необычный без костюма начала двадцатого века. Напротив него стоял Залужин и что-то писал в планшете, не глядя на подопечного. Кажется, ВИЛ что-то говорил.

– Боря? Ты чего здесь? – спросил приятный голос.

Ко мне подошла Алина, привычно прижимая к груди планет. Глаза были усталые и покрасневшие.

– Да я это, поработать решил. А то весь день, знаешь, с бумажками провозился.

– Поздно уже, – мягко сказала она. – Сейчас тебе никто подключать ничего не станет. Вот только Матвей Альбертович показания снимет и всё на сегодня.

Она зевнула, прикрыв рот ладошкой.

– Давай я тебя провожу, – вдруг сказал я.

Она с благодарностью улыбнулась и мотнула головой:

– Мне ещё тут закончить нужно.

– Да какое закончить? – осмелел я. – Ты сейчас свалишься от усталости. Пойдём.

Я выхватил у неё планшет и положил на ближайший стол. Она тут же взяла его снова, но направилась к выходу. Мы вышли в коридор. Алина ещё раз зевнула, уже не скрывая утомления.

– Скоро будет полегче, – сообщила она. – Когда тебя к нему допустят и мы убедимся, что с физиологией всё хорошо, то круглосуточное наблюдение снимут.

– Конечно! – легко согласился я.

– Аль’ин!

Мы обернулись. К нам подскочил высокий щегол с наглыми глазами. На нём был белоснежный халат учёного, со значком «Ранасентии». Похоже, это был какой-то знак отличия среди научного персонала, потому что такой же я видел у Залужина и не видел у большинства других сотрудников.

– Чего тебе, Билл? – устало спросила Алина, не скрывая нетерпения.

– Тьи сказать, что ещё работ ’ать сегодня. Я ть?ебя проводить?

Он говорил с сильным акцентом. В эпоху нейросетевых переводчиков, это выглядело странно: обычно иностранцы говорили на родном языке, а программа переводила речь на язык слушателя, что называется, на ходу. Видимо, такая речь была «фишкой» старины Билла. Неприятный тип.

– Нет, Билл, спасибо. Мне ещё нужно в лабораторию. Лучше завтра поговорим.

– Пойти вместе? – глаза Билла блестели.

– Здравствуйте! – громко объявил я. – Я Борис Сергеевич. Специальный консультант.

Я выпрямил спину и расправил плечи, чтобы казаться шире и выше.

– Хай, Бо?рис, – он мельком взглянул на меня и вновь стал неотрывно смотреть на Алину.

– Нет, Билл. – наконец, сказала она. – Мне только сдать данные. До завтра.

Алина небрежно махнула ему и пошла, не оглядываясь. Я победоносно взглянул на интуриста и поспешил за ней. Она шла молча рядом со мной и смотрела прямо перед собой. Как будто уже спала. Так мы и дошли до её апартаментов.

– Спасибо, Борь. Билл… Он хороший, но бывает приставучим. А я сейчас слишком устала.

Она на секунду тронула меня за плечо и скрылась за дверью. Я поплёлся к себе, перебирая в голове варианты того, что можно было сказать и проклиная себя за тупость.

На следующий день, наконец-то, началась подготовка к работе. Мне выделили терминал в комнате наблюдения, подключенный к нейросети «Ранасентии». Она встретила меня во всеоружии знаний о биографии ВИЛа и его эпохе. Для начала, я освежил данные о его жизни и об основных событиях того времени. Сеть услужливо предоставляла мне информацию, классифицировала её, находила нужные факты и подсказывала, что ещё может пригодится в общении с ВИЛом.

Я чувствовал себя, как рыба в воде и не замечал, как летит время. Давно оставив позади научные премудрости, у меня вновь появилась возможность окунуться в волшебный мир прошлого. Окунуться в эпоху титанов и великих свершений. Время великих потрясений. Мир трясло от столкновения идей, учений, философий. Решалось по какому пути человечество двинется дальше. На этот же период пришлись одни из самых жестоких и кровопролитных войн. Голод, нищета, болезни. Но вместе с ними – надежда, индустриализация, технология, грамотность и многое другое. Безумный вихрь засасывал в воронку событий целые народы и коверкал судьбы миллионов самым непредсказуемым образом.

Чем больше я вспоминал (и узнавал нового) о ВИЛе, тем больше меня бросало в дрожь от того, кого именно воскресили мои работодатели. Сказать, что это была историческая личность – это ничего не сказать. Всю свою жизнь этот человек доказывал невозможное, совершал невероятное и обладал титанической работоспособностью. И кто знает, что было бы с миром, если бы он не умер в пятьдесят три года. Собрав вокруг себя не менее ярких личностей, чем он сам, ВИЛ оставил после себя целое учение, показав людям, что именно они хозяева всего вокруг. Что без них крошечный процент сверхбогатых, на которых они ровняются и которым поклоняются (и которых боятся), ничего не стоит. Что мечтать стать мелким лавочником – не более чем очередной виток эксплуатации человека, а гордость за свой труд – единственное, чем может гордиться человек. ВИЛ доказал, что рабочему нечего делить с другим рабочим, будь он французом, немцем, русским или кем-либо ещё. И уж тем более у них нет ни одной причины убивать друг друга в войнах, смысл которых не понимала даже та кучка людей, сидевших на самом верху, перекраивая карту мира лишь за тем, чтобы утолить патологическую жажду обогащения. Безумную жажду золота, которой почему-то принято восхищаться и стремиться к ней. Когда кто-то покупает смартфон в кредит на десять лет – мы считаем его сумасшедшим. Когда старик тратит последние деньги на пополнение коллекции фигурок, уверены, что у него поехала крыша. Но когда человек накапливает такие суммы, какие способны прокормить целую страну и половину из которых он никогда не успеет потратить при всей своей фантазии, мы восхищаемся им и ставим его в пример.

Ленин показал миру другой путь, разорвал тот порочный круг, по которому человечество шло ещё с каменного века, когда просто совершенствовало способы убийства себе подобных и методы обогащения за счёт других. А падение той страны, которую он возвёл, было не менее драматичным, чем его восхождение наверх.

Ближе к обеду комната оказалась забита людьми до отказа. Помещение наполнилось гомоном, все суетились, спорили и покрикивали друг на друга. Но, насколько я понял, сам ВИЛ их совершенно не интересовал. Он так и сидел в одиночестве в своей белой комнате и по большей части спал. Краем уха, я услышал, что есть указание лишний раз его не беспокоить, чтобы «не ляпнуть лишнего». Что такого лишнего можно ляпнуть человеку, очнувшемуся в другой эпохе было совершенно неясно. Где-то на периферии зрения всегда маячил вездесущий Глеб. В основном, создавалось впечатление, что он бездельничает, но на поверку, он постоянно с кем-то говорил, в его руках то появлялись, то исчезали бумаги или планшет. Иногда к нему подходили какие-то люди, явно не учёные, он что-то отрывисто им говорил и они исчезали. Через время появлялись уже другие и история повторялась.