Темные отражения. Темное наследие

Дыши. Я втянула воздух через нос, а затем медленно выдохнула. Именно этому доктор Пойнер научила меня на нашем самом первом сеансе, три года назад, когда прошлое внезапно показало зубы и начало преследовать меня повсюду.

«Дыши, сопротивляйся панике, – учила она. – Найди пять предметов, которые ты можешь видеть, четыре предмета, до которых можешь дотронуться, три звука, которые ты можешь услышать, два запаха, которые ты можешь почувствовать, что-то одно, что можешь попробовать на вкус».

«Три стены, потолок и моя рубашка, – считала я. – Края металла, сырые пятна конденсата, хлопья ржавчины – старые и свежие, шершавый деревянный пол подо мной. Биение моего сердца, капли воды, мое дыхание. Бензин и что-то гнилое. Мой пот».

Сосредоточившись на своих ощущениях, я осознала кое-что еще: я снова могла слышать. Хаотичный вой ослабел настолько, что не заглушал и другие звуки. Но он никуда не делся и зудел, будто муха, застрявшая в ухе.

Я вдохнула еще раз и попыталась сесть. Однако жесткие ремни только заскрипели, но не поддались. Я лежала, распластавшись на спине, на мокром полу. Небольшое помещение, где я находилась, напоминало сарай. А может, контейнер?

Вытянув шею и извернувшись, я различила в тени две вытянутые неподвижные фигуры. Осознание ударило меня, словно выстрел. Где бы я ни оказалась, меня привезли сюда не одну.

Кто-то часто дышал, пытаясь вырваться из оков. В этих движениях чувствовалась паника, и мне приходилось прилагать усилия, чтобы она не захватила и меня.

– Эй? – прохрипела я.

– Постарайся говорить тише. – Это был все тот же парень. Он говорил так тихо, что я едва различала слова. По-прежнему пытаясь вырваться, он добавил: – Снаружи стоят охранники.

Новости были плохие, но почему-то мне стало легче дышать.

– Просто супер, – прошептала я в ответ, стараясь, чтобы мой голос звучал бодро. Патентованный метод Лиама Стюарта: как рассеять чужие страхи, одновременно подавляя собственные. – А я уж начала беспокоиться, что сбежать будет слишком легко.

– Слишком легко? – повторил парень, сразу прекратив дергаться. Я уже собралась объяснить, что это была попытка сострить, пусть и несвоевременная, но тут же услышала прилетевшее в ответ: – Тогда… тебя точно порадует, если я скажу, что огнеметов у них все-таки нет.

Шутливый тон давался ему с трудом, если это вообще не был его первый эксперимент. Я снова изогнулась, чтобы посмотреть на него – по крайней мере, на покрытые грязью подошвы его кроссовок. Его дыхание немного успокоилось, и даже в полумраке я видела, что он тоже старается перевернуться, чтобы взглянуть на меня.

– Значит, огнеметов не было? – повторила я. – Ну и что это тогда за злодеи?

– Похоже, что полные идиоты, – прошептал он в ответ, – из тех, что не дружат с головой, если решили тебя поймать, и настолько тупые, если не соображали, что ты можешь сотворить в ответ. Думаю, они тебя на всю жизнь запомнят.

Именно в это я сейчас хотела верить больше всего: в то, что я смогу вытащить нас отсюда и заставить тех, кто на нас напал, пожалеть об этом. Уверенность – вот что мне было нужно.

– И все-таки жаль. Это я про огнеметы. Я-то, знаешь ли, умею ими пользоваться.

– Почему-то меня это не удивляет – если ты на это рассчитывала, – тихо проговорил парень. – Будто я не видел, как ты врезала мужику, который был в два раза больше тебя, кулаком, из которого вылетали молнии.

Ну да, я же именно так и сделала, верно? Перед глазами замелькали картинки воспоминаний: звуки взрыва, солдаты удерживают девушку, избивают этого парня, швыряют его на землю. Броня солдат блокирует мою силу. А парень кричит мне, чтобы я убегала.

Стал бы он предлагать мне спастись, будь они замешаны в том, что произошло? И кому бы понадобилось запирать их обоих здесь, со мной? После взрыва он не запаниковал, оставаясь спокойным и собранным. А когда на нас напали, будто переключился в режим машины для убийства.

Однако я снова услышала его напряженное дыхание, ощутила, как его снова охватывает паника, будто от этого ускорялся и мой собственный пульс.

– Прости, – сказала я. – В этом нет ничего смешного.

– Не извиняйся. Юмор помогает снять стресс.

Голос его прозвучал громче, и я услышала в нем легкий акцент. Может, польский? Русский?

Я слабо усмехнулась.

– Один мой друг сказал бы так же.

Господи. Что там сейчас с Толстяком? Они там наверняка уже с ума сходят. Как только я отсюда выберусь, сразу ему позвоню.

Выбраться, найти телефон, позвонить. Звучит наивно, но я вцепилась в эту мысль. По крайней мере, у меня появилась реальная цель, а с тем, как ее достичь, постепенно разберемся. Думая о том, какое будет счастье снова услышать голос Толстяка, я снова попыталась вывернуться из своих пут.

– Мне уже говорили, что чувство юмора у меня – непрошибаемое как скала, – снова зашептал парень. – Поразмыслив, я решил, что мне намекнули на его полное отсутствие, а не на то, что у меня уникальный вкус.

– А по-моему, ты отлично справляешься, – сообщила я ему, растягивая ремни. – Мы можем поработать над этим после того, как выберемся отсюда. Ты не заметил, где мы вообще находимся?

Парень долго молчал, прежде чем ответить. Я услышала, как он с трудом сглотнул, затем заскрипела кожа ремней, когда он попытался пошевелиться. Когда парень заговорил, его голос казался бесцветным. Далеким.

– Складской контейнер. Какая-то сортировочная станция.

Волны страха отступили, невыносимая тяжесть, сдавливавшая мне грудь, внезапно исчезла, прихватив с собой щупальца парализующей тревоги. На освободившемся месте расцвело кое-что новое.

Ярость.

За слова угрозы на телесуфлере. За Мэл. За раненых. За Купера. За то, что посмели разрушить тот хрупкий мир, который за пять лет постоянной борьбы нам все же удалось сложить из обломков. За этих ребят, которые попались в эту темную паутину вместе со мной.

Это были звенья одной цепи: взрыв и похищение. Вот Защитница, которая ведет меня вниз по ступеням Старого главного корпуса туда, где ждет ее сообщник в фальшивом обмундировании и с пистолетом. Вот мы оказываемся на парковке, где нас поджидают незнакомцы в защитном штурмовом обмундировании, против которого бессильны мои способности.

Их целью была я.

– Я вытащу нас отсюда, – сказала я, больше не пытаясь говорить тихо. – Ты ничего не видишь рядом, чем можно было бы разрезать ремни?

– Охранники, – негромко напомнил парень.

Но из-за стен доносились лишь завывания ветра – ни звука шагов, ни разговоров. Все это время моя работа требовала такого бережного отношения к словам, такого тщательного выбора формулировок, что я даже испытала облегчение от возможности сказать наконец именно то, что хотела я.

– Пусть слушают, мне всe равно. – Я повысила голос, и он эхом отразился от металлических стен. – Я хочу, чтобы они знали, что как только мы выберемся отсюда, я точно надеру им задницу.

Тишина. Парень поерзал, вытягивая шею и пытаясь посмотреть в ту сторону, где очевидно находился выход.

– Эта… твоя подруга… она в порядке? – спросила я. – Похоже, ей сильно досталось.

– Приянка? С ней случалось и похуже, – мрачно ответил он. – И должен предупредить: через несколько минут она очнется. И еще неизвестно, кто вырвется отсюда первой. Но до того как вы соберетесь удрать, пожалуйста, не забудь развязать меня. – Его негромкий голос был холоден как лед. – А когда вы покончите с ними, я постараюсь, чтобы по останкам их никто не смог бы опознать.

Никакой реакции. Никто даже не заколотил в дверь, чтобы нас заткнуть. И никаких насмешек.

Я глубоко вздохнула, вздрогнув, когда крупная капля ржавой воды упала мне на лоб.

– Может, они ушли, – рискнула предположить я. – Сделали перерыв, чтобы осуществить еще какой-нибудь зловещий план. Извини, я не спросила тебя: сам-то ты как?

– Я просто… хочу выбраться отсюда, – торопливо произнес парень. И я услышала, что он снова попытался сменить позу – может, решил оглядеться получше? – Есть идеи, зачем ты им понадобилась?

Похоже, он думает так же: их целью была я, а ребята случайно оказались на линии огня.

Как говорится, сопутствующий ущерб, но при этом они оба обладают таким боевым мастерством, которое я видела только у обученных солдат.