Враг мой: Сокол для Феникса

И что бы не умел Богдан – супротив такой силы, да в замкнутом пространстве сложно выстоять.

– Прочь! – прохрипел наставник, отмахиваясь от пустоты, и жест явно был Тверду. Как по команде один из нападающих обернулся. Коренастый, кругломордый. С редкими паклями волос и куцей бородкой.

– Княжич, – обронил удивлённо. Ещё несколько на его возглас среагировали, мечи в сторону Твердомира направив, но нападать не торопились.

– Стой! – рявкнул ещё один с рыжим вихром на макушке, когда Тверд решительно шаг к ним сделал. – Что творишь, пёс мелкий? Мы ж князя защищаем! – оскалился жёлтозубо мужик.

На память прикинул младший княжич, кто такие, но никак не мог отыскать их лиц, а память была отменной.

– Твой наставник с ума сошёл! – видя заминку, третий, тощий и высокий, поспешил на выручку своим, – да испортил брачную ночь Радомиру с Мирославой!..

Ни на миг не поверил Тверд бредням.

Никогда бы Богдан не поднял меча на своего князя. Как бы тот ни серчал, как бы тот был не прав…

– Уходи! – проорал наставник, голыми руками отбиваясь от атак оставшихся врагов. Не обращал внимания на раны, на льющуюся кровь… От вида храбрости приёмного отца Тверд налился яростью. Лишь озлобленно зарычал и бросился в атаку, наплевав, что больше противников, и что они старше и сильнее.

Лязг мечей, хрипы, стоны и море крови… Тверд вертелся, как вихрь, часто ощущая боль… Молча прорубался к наставнику и отцу, пока не очутился в центре сражения.

Встал спиной к спине Богдана.

– Сказал же, – запыхаясь, ругался приёмный отец, – уходить, вредный мальчишка!

– Ты – отец мне!..

– Княже!!! – зычный вопль воеводы с порога покоев Радомира вынудил всех обернуться. Со Степаком рядом с десяток дружинных. Все при мечах.

– Они князя убили! – ткнул в младшего княжича и Богдана самый проворный из нападавших. – Охранник его и мальчонка!

– Быть не может, – Микула вступился, с недоумением взирая то на Степака, мол, ну вы же знаете, что это не так, – то на других вояк, то на Мирославу.

– Так всё! – женский крик вогнал в ещё больший ступор. Твердомир ушам не поверил. А новоявленная княжна кивала часто и рьяно:

– Они!!! Тот… Нерус который, – затараторила, слезы глотая и рукой смахивая с лица: – Угрожал поначалу, ежели Радомир ещё народит выродков, а его любимчику ничего не достанется, то найдёт способ, как всех извести. А потом рассмеялся… мол, уже подчистил ряды княжьи. – Обвела дружинных огромными глазами, да ладонью губы дрожащие прикрыла, всхлип приглушая. – Осталось лишь с тобой поквитаться, и тогда Твердомир по праву княжить будет. А пока в возраст не войдёт… наместника поставим, но править я буду!..

Взгляды всех переметнулись на Тверда и Богдана, который всё сильнее припадал на ногу.

Младший княжич не успел обронить и звука – наставник его к себе рывком прижал и в следующий миг собой пробил окно…

Глава 6

6 лет назад

Любава Добродская

Любава много знала о любви. Посиди, повышивай… и не такого наслушаешься! Да и готовили взрослые матроны своих дочерей к замужеству так, чтобы не стало для них откровения в мужней жизни.

Потому княжна уже не худо разбиралась в некоторых щекотливых и совершенно не девичьих моментах. И точно знала, что мечтать надобно о женихе сильном, красивом, добром!

Любава прикрыла глаза, представляя себе будущего мужа.

И он был… от и до – Иванко!

Даже губы сами собой в улыбке расплылись, ни чуточку не смутив бесстыжей мыслью. А чего стыдиться? Любви?

Любви нельзя стыдиться, так можно её напугать… Она ведь хрупкая, нежная, ранимая – вспорхнёт, и потом её долго не поймать.

Любовь…

Сладкое чувство.

Любава помнила тот миг, когда Иванко всерьёз и надолго запал в её душу.

Жарким летним днём княжна, разгорячённая игрой в догонялки, заскочила в кузницу, дабы напиться, ну и по делу… Алехно, конюх, уже за столько лет смирившись, что на Любаву управы нет и не будет, а, стало быть, девица всё равно будет околачиваться возле коней, отправил её с важным поручением – за новыми подковами для Буяна.

Любава, пока бежала, на радостях заигралась… А как вспомнила указание Алехно, тотчас к кузнецу и метнулась. Заскочила в кузню, да так и осталась стоять с открытом ртом, наблюдая за Иванко и его батькой, Громыхало Митятичем. Огромный мужик, поперёк себя шире. В серой рубахе, с закатанным рукавом, да кожаном фартуке. Тёмно-русые волосы в хвост затянуты, да лентой из кожи закреплены на голове, дабы не мешались.

Размашистые брови, глубоко посаженные светло-ореховые глаза, крупный нос, небольшая борода, да усы.

Кузнец вселял благоговейный страх и уважение. Они были неприкосновенной кастой. Считалось, что они могли выковать не только мечи, инструменты, но и судьбу. Иногда даже к кузнецу приходили крестьяне с просьбой вылечить болезни. Вот и Громыхало был не только мастером на все руки, но мужиком слова. Не было ни одного селянина, кто бы плохо отозвался о Громыхало Митятиче. Впрочем, как и о сыне его – Иванко. Он в батьку пошёл. И статью, и силой, и человеческими качествами, а вот лицом многое от мамки унаследовал. Марья Ефимовна – хрупкая женщина, с тонкими чертами, светлыми волосами и голубыми глазами. Хозяюшкой была прилежной, домовитой и работящей. И только одно её в жизни огорчало, и то по слухам тех же местных, что деток окромя Иванко им с Громыхало боги больше не дали.

Батька только вытащил клещами горячую заготовку из печи, положил её на наковальню и тюкнул молоточком, придавая форму пока ещё пластичному железу. Иванко в точности повторил движение отца, огромным молотом-кувалдой ударив в то место, куда указал Громыхало. Накачанные мышцы паренька вздулись, по мускулистой спине ручьями бежал пот, а Любава слушала музыку кузни… и влюблялась в белобрысого, слегка курносого Иванко.

Дзинь-бом – какие у него голубые глаза в обрамлении длинных ресниц!

Дзинь-бом – ровная линия лба, нос, плавность сжатых губ.

Дзинь-бом – сильные, крепкие, длинные руки.

Дзинь-бом – серьёзен, внимателен…

Дзинь-бом – он прекрасен в работе.

– Тебе чего? – из омута девичьих грёз вырвал недовольный голос Иванко. Митятич прищурил глаз и усмехнулся: – По делу, аль опять чего учудила?

Любава сглотнула и потупилась:

– По делу…

– Сын, зачем смущаешь княжну? – забасил Громыхало, оттирая грязной тряпкой лоб. – Проходи, Любавушка, – расплылся широченной улыбкой в усы, – раз уж пришла. Сейчас Иванко тебе выкует какою-нибудь безделицу.

– Зачем мне безделица? – нахмурилась княжна. – Мне подковы для Буяна надобны.

Громыхало Митятич хмыкнул:

– Делова не по годам, красавица! – Задумчиво покосился на сына и опять на Любаву: – Пить хочешь?

Княжна смущённо кивнула, стараясь не пялиться на полуголого Иванко, ведь он, в отличие от отца, был без рубахи под передник.