Метрика

и на подъездный пряничный
треснутый козырёк
сыпалась безостаточность
так вопреки что впрок

след трамвая за рекой…

след трамвая за рекой
взявшейся гусиной кожей
шахта лифта – всё быть может
в небывалости такой

это вовсе ничего
ни прощанья у порога
ни прошения у бога
красоты под рождество

всё сбывалось и сбылось
за окном кухонным святки
только и всего – повадки
а не праведная злость

в это небо посмотри…

в это небо посмотри
ничего не делай
красные как снегири
у москвы пределы
в предрождественских огнях
жемчуговых бусах
снежно так на этих днях
звёздно безыскусно
огляни её – стола
широту и полность
и до самого бела
никогда не вспомни

в закатанном свитере…

в закатанном свитере
солнце закатное слаще
и мякотнее и нектарнее и горячей
и чей это голос опущен в почтовый ящик —
ничей

такое пуховое здесь за окном меловое
что всякое слово – моление
угол – уют
и что там за речкой
рассказывают воют
поют

в пропущенном слоге
пропащее рассыпное
распущенное до петель
в беспорядке вещей
да будет зима
и всё что ещё земное
вообще

и так просыпаешься рано…

и так просыпаешься рано
как розовый горизонт
как чёрный ещё неявный
трамвая стрекозий звон
как белая снеговая
отчётливая вполне
полярница повивает
дух ночи на самом дне
на самом ли это деле
бестело как на духу
качаешься в колыбели
в метельном её пуху

из всякого слова пришлого…

из всякого слова пришлого
несуществующего
я вышью большое
как лапа медвежья
будущее
себе и тебе
и нам
и всему земному
не быть
ничему
иному

девушка пела в далёком мисхоре…

девушка пела в далёком мисхоре
спал исцелённый херсон
ты говорила – любовь это море
я – что и море есть сон