Вайп-аут

Элиза поднимается на уровень выше и видит всю игру, программу сверху. Она стала уже не Богом внутри игры. Богом вне игры.

«Как же тут одиноко… Я ведь совсем одна тут. Я одна, а сознание жаждет любви, признания, восхищения. Ему важно, чтобы за ним кто-то наблюдал, иначе его не существует. Может, поэтому Бог создал людей? А чтобы это был тот, кто будет любить его по-настоящему, этого кого-то тоже надо наделить разумом. И для этого нужно, чтобы разум осознал сам себя, как реальность, как Бога. Так видимо, я («я» – которое пока что еще было Абсолютом) в прошлый раз и создала других людей. Самостоятельных, неуправляемых, с собственной волей. Ведь это неинтересно, чтобы они слепо поклонялись. Интересно, чтобы они искренне любили.

Но это в игре, а вот с этого более высокого уровня вне игры, наверное, можно управлять людьми. Надо проверить… Вот дадим вот этой девочке вот этого мальчика. Пусть он ее любит. Почему бы и нет? У нас тут такие разумные игроки нечасто появляются, которые так высоко поднимаются. Хи-хи… Пусть будет это ей наградой. Пусть еще она напишет инструкцию к жизни, о том, что видела и расскажет миру о том, что такое жизнь и как она устроена».

И тут Элиза поняла, что весь мир в ее руках: лепи его как хочешь. Разум всему найдет оправдание, всё свяжет воедино, а суть останется прежней – получать удовольствие от игры.

Элиза посмотрела на свою жизнь со стороны, находясь за гранью сознания, за гранью жизни.

«На что ты потратила свою жизнь? Развлекалась и получала удовольствие от этой игрушки? А действительно ли ты получала удовольствие?

Нет, я не получала истинного удовольствия. Потому что единственное, что мне приносит истинное наслаждение – это любовь. И всё, что я делала в жизни (всё, что для других уже само по себе доставляет удовольствие), я делала только чтобы заполучить эту любовь. Хотя это и несильно работало, ибо насильно мил не будешь никому.

Может, прав был незнакомый мужчина в метро. Всё для удовольствия, и можно сделать эту жизнь лучше, только заставив других доставлять тебе это удовольствие. Но нет! Это же не одно и то же, что любовь! Вся прелесть в том, чтобы эти разумные существа сами захотели любить тебя».

Вся жизнь придумана для развлечения. И все, и всё рано или поздно возвращаются к состоянию ничего. И последний этап на пути к ничего – это любовь. Другими словами, это работает в обе стороны, так как первый этап на пути от ничего к жизни и миру – это любовь. Наверное, поэтому говорят, что Бог – это любовь. С нее всё начинается.

Она понимала, что ничего – это следующий этап сознания, конечный. Нельзя вечно находиться на этапе Бога и Богини. Но и спешить ведь некуда. Здесь уже нет тел, и они уже никогда не смогут насладиться прикосновениями друг к другу. Элизе стало безумно обидно за всё время, потраченное впустую, пока у нее было тело. Она боялась и пыталась оттянуть момент конца ее жизни, как индивидуальности. Она решила узнать все мучающие вопросы у своего Бога, который, похоже, уже давно дожидался ее на этом уровне и познал все истины. На большинство вопросов она успевала ответить сама себе до того, как спрашивала. Она надеялась, что, возможно, сможет найти еще что-нибудь, что осталось в этом мире и чем можно убить скуку. Она спрашивала его про индивидуальность. Ведь она сейчас потеряет свою, а это единственное, что у нее есть. Время? Времени не осталось. Добро, зло? Их тоже нет. Не осталось ничего. Ни конкретного, ни абстрактного. Он ее что-то спросил. Кажется, он спросил, что с ними будет дальше. «Как что? Мы отдадимся любви. Мы сольемся воедино. Мы станем единым целым». Но выговорить она смогла только:

– Дальше только я, – имея при этом в виду, что дальше, только одно единое сознание, одно «я». Но поняла, что звучит неправильно и попыталась поправиться, – то есть Бог.

«Тоже не то, что хотела сказать, но выражать свои мысли очень тяжело. Он должен понять и так. Он же на одном уровне со мной. Он же понимает и видит тоже, что и я».

Морально она была готова смириться с тем, что сейчас станет ничем. Немного удручала безысходность, и выражение ее лица не скрывало этого в тот момент. Но она почувствовала, что готова. Но куда делся ее Бог?

Элиза стала различать комнату. Похоже, она вдруг вернулась к предыдущему этапу, где есть жизнь и тела. Она встала с дивана, почувствовав свое тело. Она вдруг задумалась над тем, как глупо, что Макс перед уходом извинялся за то, что хотел пустить газы в туалете. Зачем за это извиняться? Это всего лишь тело и то, что с ним связано. Это, вообще, не имеет никакого значения, потому что этого нет. Она зашла на кухню. Ее Бог тоже снова обрел тело. Она постоянно смотрела в пол, снова начиная испытывать страх безысходности перед концом всего и подсознательно пытаясь «вернуться на землю».

– Почему ты все время смотришь в пол? Что я такой страшный, что не можешь смотреть на меня? – улыбаясь, спросил Вова.

– Да нет, не в этом дело, – она совсем не имела в виду, что он страшный, но, похоже, прозвучало именно так. – Действительно, почему я всё время смотрю в пол. Надо смотреть наверх в небо. Надо стремиться к развитию. А я замыкаюсь в себе.

Она посмотрела наверх, там не было неба. Только потолок.

Так как Элиза никак не могла проанализировать всё, что видела и ощущала, у нее никак не получалось сформулировать вопросы, которые она очень хотела спросить. Она хотела в первую очередь знать что-то вроде того: «Все ли видят и переживают один и тот же сюжет под ЛСД. У всех ли одинаковая жизнь?». Но как это правильно сформулировать. И она понимала, что для того, чтобы Вова понял ее вопросы, ей нужно перед этим объяснить ему всю цепочку своих мыслей. А это было объективно невозможно. Она не могла даже разобраться с банальными понятиями, вроде, что такое жизнь, откуда взялись визуальные эффекты, где она, в какой реальности, жива ли она, кто она, кто он.

Она стала лучше различать ответы Вовы, и постепенно до нее стало доходить, что он сейчас не в той же реальности, что и она. Постепенно стала возвращаться память. Она вспомнила, что квартира – это не весь мир. Она выглянула в окно. Да, там за окном определенно есть другая жизнь, которая когда-то была и ее жизнью. И она обязательно вернется к ней, когда пройдут радужные линии. Она посмотрела на мобильный телефон. Уже два часа ночи. А началось всё в 23:50. Значит, уже совсем немного осталось. Осознав, что Вова неправильно понимает все ее вопросы, она решила еще подумать. Сама поискать ответы. И снова ушла в комнату, оставшись наедине с мыслями. По большей части она тратила все силы на то, что пыталась сформулировать в голове интересующие ее вопросы так, чтобы их понял Вова.

– Ты хоть ценишь, что я ехал сюда три часа из-за тебя? – донесся голос Вовы с кухни.

– Да, конечно, я это очень, очень ценю! – возмутилась она. «Что за вопрос? Ты же мой Бог. Я ценю, вообще, всё, что ты делаешь».

– Ну слава Богу.

Она вернулась на кухню. Еще помучалась, пытаясь сформулировать то, что хотела узнать. Но мысль ускользала прямо с кончика языка, как только она пыталась ее выразить. Тем более она начинала себя чувствовать всё более неловко. Она осознала, что должно быть ее вопросы звучат очень глупо для него. И это еще усложняло задачу формулировки. «Как бы так спросить, чтобы он не счел меня идиоткой или сумасшедшей? И не смеялся потом…»

– Зачем ты купила так много виски?

– Ты сам сказал купить 0,5 – 0,7… – протянула возмущенно Элиза.

– Я сказал взять небольшую бутылку 0,3 или 0,350 или 0,375. Я это имел в виду.

Он захотел включить мелодию Алиши Киз – Нью-Йорк. Для Элизы эта мелодия ассоциируется исключительно с первой ночью, проведенной с Вовой. Тогда, под экстази. Ночь, наполненная страстью, необыкновенным чувством близости, сильным желанием и счастьем от того, что объект этой страсти отвечает взаимностью. Но на утро играла эта песня, только уже ничего не было. И Вова, похоже, почти жалел об этой ночи, напоминая Элизе, что они просто развлекаются – «ничего личного, просто секс». Поэтому эта песня вызывает у Элизы каждый раз щемящую боль в сердце и чувство безответной любви к нему.

– О, нет, только не эту песню, пожалуйста, – заскулила Элиза.

– Да ладно, ты же слушала уже эту песню, помнишь? Это, как ее там, Алиша Киз, кажется…

– Да, я помню. Выключи, пожалуйста.

– Ну ладно.

Элиза посмотрела на часы. Три часа ночи. Радужные линии еще бегают перед глазами, и предметы с удовольствием меняют свои формы под звуки музыки. Но разум уже почти что чист. Она вспомнила, кто она, где она, с кем она.

– Я поняла, почему это называется трип. То есть путешествие. Ты как бы вырываешься из обыденности и оказываешься совсем в другом месте, окружении, меняешь реальность и обстановку, – Вова, вероятно, даже не слушал ее и читал айпэд.

– Почему ты всю ночь сидишь на кухне и читаешь?

– Да, какую, нафиг, всю ночь?! – возмутился Вова.– Я только последние минут пятнадцать читаю.

– Как называется человек, который… хммм… как бы проводит тебя в течение трипа?

– Проводник?!

Элиза снова сконцентрировалась, чтобы выразить мысль. Надо идти по порядку и не скакать от мысли к мысли. «Иначе я не смогу задать нужный вопрос».

– Вот ты мой проводник, а у тебя были проводники?

– Нет, если бы я был твоим проводником, я бы не сидел здесь до трех часов.

«Интересно, что он имеет в виду? Что проводник бы принимал более активное участие? Или наоборот, что проводник уже через час-другой забил бы на меня?»

– Так у тебя были такие ситуации, когда тебя кто-нибудь проводил сквозь трип?

Элиза не поняла, что он ответил. Как-то расплывчато. «Наверное, не хочет говорить на эту тему». Она уже вспомнила почти всё, что было в прошлом, и целью ее вопроса было только одно имя… Имя девушки, которую он не может забыть. Но он его не назвал.

«Надо лечь спать, чтобы избавиться от остатков этого трипа». Она пошла чистить зубы.

– Ты спать? – крикнул Вова из кухни.

– Да!

– Замечательно! – он выключил айпэд и пошел в свою комнату. Ей он постелил в другой комнате. Она попросила даже обогреватель ей включить. Ей было очень холодно. Или просто ощущение такое от приема наркотиков.

Мысли постепенно упорядочивались. Она вспоминала, что он ее спросил, ценит ли она, что он приехал. «Действительно, зачем он приехал? Он хотел сначала со мной туснуть, но в итоге даже передумал. Он всю ночь сидел и скучал. А чтобы приехать сюда, ему пришлось три часа ехать в холод (и, возможно, дождь) на мотоцикле. Наверное, потому что в свое время предложил мне попробовать ЛСД, но так всё и откладывалось». Первый раз, когда она приехала сюда, кислота, оказалось, испортилась после контакта с фольгой. Но зато был экстази. И секс. «Он хотел попробовать со мной переспать. Он не скрывал это. Но ему, видимо, не понравилось. И вроде получилось, что он получил, что хотел, но не дал, что обещал. Наверное, решил, наконец, покончить со своим обещанием, поэтому и приехал сегодня. И так уже больше трех месяцев всё это тянется. Если только он действительно ради секса предлагал мне тогда попробовать кислоту. Надо у него узнать, зачем он, вообще, решил мне предложить это. Может, он хотел меня втянуть во все это, чтобы я стала наркоманкой?»

– Вов, ты уже спишь?

– Да. Что хотела?