Иштар оглядывалась. Возле неё опробовала с озабоченным взглядом новые каблуки фрейлина из службы оповещения, она же по совместительству лучшая специалистка по нарезке салата.
– Тёти Антеи нету. Деда нету.
– Её в шатуне укачивает. А дед готовится к официальному визиту. Документы готовят. Представляешь, как службе безопасности придётся поколбаситься. А ты соскучилась?
– Антея и её собаки – вот что нам нужно, чтобы вспомнить о мирной жизни.
– Эри тут представляет лучшую половину династии.
Иштар вздохнула.
– Я хочу посмотреть на женщину, которая следит за собой.
– А собачки очень пушистые. – Согласилась фрейлина и пошатнулась на каблуках. – Ух.
– Да наша Нин может им крылья приделать. Правда, сестрица?
Нин отвлеклась от журнала, который зачем-то листала.
– Камень в мой звездолёт? – Сказала Эри, возвращаясь с бокалом.
– Что вы. В еду будут волосы попадать.
Нин отложила журнал с загнутой страницей.
– Ты бы подсуетилась, сестра. Что ты так резко положила этот журнал? Он ещё тёплый после Энки?
– Кто-то звал Энки?
Иштар его отпихнула.
– Ты бы на журналы не садился. Вот Нин обожглась. – (Дурацкий смех).
Нин передразнила и пошла от них, пытаясь просочиться между гостями.
Перед нею возник неподвижно стоявший монах. Гости обтекали его, хотя он был в обычном костюме, сидевшем только чуть мешковато – одолжил у кого-то из ребят Энлиля. Голубая рубашка без галстука удивительно подходила к его смуглому худому лицу, осенённому приветливой, но флегматичной улыбкой. Зубы у него были дурны – острые и жёлтые. Жилистый и невысокий, он производил впечатление значительной личности.
В тот момент, когда Нин, торопящаяся отойти подальше от Иштар, приблизившейся к отметке «хорошо отдыхаю», натолкнулась на него, он стащил с головы синюю ермолку. Был ли то знак приветствия принцессе, или просто достопочтенному святому отцу сделалось жарко от камина – Нин не поняла.
Блеснули вколоченные в загорелую дочерна бритую голову золотые загнутые рога. Нин неловко поклонилась ему, и он, ещё шире улыбнувшись, тоже склонил голову.
Нин не знала, что и сказать, но за её спиной раздался громкий голос Эри:
– Ваше преподобие! Наконец-то я могу получить ваше благословение и совет.
Нин, облегчённо вздохнув, отступила к западной стене Гостиной, к зеркалу, куда почти не долетали жаркие вздохи камина.
Она услышала, уходя, как Эри говорит:
– Они совсем молодые ещё. По силам ли им? Смогут ли они отказаться от всего? Я говорю не от имени Отечества, я обыкновенная мама.
Продолжение Нин пропустила. Монах что-то ответил Эри совсем негромко, и высокая собеседница пониже склонила голову. Кивнула и сказала:
– Ну, Нин, пожалуй, в девках засиделась.
– Ничего, ничего. – Прошелестел монах. – Замыслы Абу-Решита всегда во благо.
– Но вот беспечность Энки… не жестокосерден ли он?
У восточного окна компания постарше обменивалась редкими репликами, в основном по поводу изменений климата. Какой-то флотский мрачно рассмеялся.
– Да… поговорим о погоде, господа.
С севера надвигалась Иштар со свитой.
– Вон тот военный толстяк…
– Прелесть. – Согласилась фрейлина. – Страшный. Кто?
– Спросим у Зетки.
Эри, поблагодарив монаха, теперь направилась прямо к зеркалу, где двойник огня выплясывал всё неистовей.
– Гости съезжались… да.
Нин смотрела в ночное окно, зайдя за штору и поглаживая ростки в банке. Равнина под лунами пугала своей опасной красотой. Нин думала о многом.
– Неловкая встреча?
Она не обернулась, но к своей досаде вздрогнула.
– Ушёл.
– Нин, я умоляю, умоляю, умоляю… хорошо. Хорошо. Меня нет. Я ушёл, в самом деле. Но ты помни… ушёл.
Массивный военный с маленькими цепкими глазами прервал разговор на востоке.
Несуразным бы показалось его сложение – дородный торс был буквально вбит в мундир, если бы от всего его облика не веяло упорядоченной силой. Выправка – он всем корпусом развернулся к новому собеседнику, как боевой океанический корабль – поразила Энки своей непринуждённостью. Он и не знал, что солдафоны могут выглядеть так импозантно.
– Приветствую официального куратора территорий. – Оглушительно молвил толстяк. – Здравствуйте, принц.
– Ох ты, да ведь это Чжу Ба Цзе… я хотел сказать, Хатор-кровник. Вы меня простите, но я, – размахался Энки, – вами восхищаюсь.
– Спасибо.
– Благодаря вам мы прожили тринадцать лет без войны.
– Спасибо, спасибо.